Дарейи, сидя в своем личном самолете, прочитал повестку вечернего заседания и едва не закричал от гнева и безысходности, но он был для этого слишком терпеливым человеком – или так говорил себе. В конце концов, ему нужно приготовиться к предстоящей утром более важной встрече с американским государственным секретарем, евреем по национальности. Он углубился в бумаги. Выражение его лица вселило страх даже в экипаж самолета, хотя Махмуд Хаджи не заметил этого, а даже если бы и заметил, то не понял бы причины.

Ну почему люди не могут проявить хоть немного инициативы?

Реактивный самолет, на котором летел Адлер с сопровождающими его людьми, был «Дассо Фалкон 900В» – французский вариант американского двухмоторного VC-20B. Экипаж состоял из двух летчиков, причем оба были очень высокого звания для этого чартерного рейса, и двух очаровательных стюардесс. Во всяком случае одна из них, решил Кларк, является сотрудницей французской разведки, а может быть, и обе. Он любил французов, особенно их разведслужбы. Несмотря на то что Франция временами была непредсказуемым союзником, что причиняло немало хлопот, когда французы принимались за дело в черном мире разведки, они блестяще справлялись с задачами, ничуть не уступая разведывательным службам других стран и часто превосходя их. К счастью, в данном случае внутри самолета было шумно, и потому установка подслушивающих устройств вряд ли оказалась бы успешной. Может быть, этим объяснялось то, что каждые пятнадцать минут к ним подходила то одна, то другая стюардесса и спрашивала, не хотят ли они чего-нибудь.

– Нам не нужно знать ничего конкретного перед посадкой в Тегеране? – спросил Джон, с улыбкой отклонив очередное предложение.

– Вообще-то нет, – ответил Адлер. – Мы собираемся всего лишь прощупать этого человека, узнать, каковы его намерения. Мой приятель Клод – он встречал нас в Париже – сказал, что ситуация не настолько плоха, как кажется на первый взгляд, и его доводы были весьма убедительными. Моя задача заключается главным образом в том, чтобы передать Дарейи обычное предложение дружбы и сотрудничества.

– И все-таки будьте осторожны, – улыбнулся Чавез. На лице государственного секретаря появилась ответная улыбка.

– На дипломатическом языке это звучит более утонченно, но я понимаю ваше предостережение. Между прочим, какова ваша профессия, мистер Чавез?

Кларк улыбнулся, услышав этот вопрос.

– Вам не понравится, если вы узнаете, откуда мы его подобрали, господин секретарь.

– Я только что закончил диссертацию на степень магистра, – не без гордости ответил молодой разведчик. – В июне получаю диплом.

– Где?

– В университете Джорджа Мейсона, у профессора Альфер. Это пробудило интерес госсекретаря.

– Вот как? В прошлом она работала у меня. Какова тема диссертации?

– «Исследование традиционной мудрости: ошибочные дипломатические маневры в Европе конца девятнадцатого – начала двадцатого столетия».

– Немцы и британцы?

– Главным образом. Особенно в соревновании за господство на море, – кивнул Чавез.

– И ваш вывод?

– Люди не всегда признают разницу между стратегическими и тактическими целями. Те, кому следовало думать о будущем, думают вместо этого о настоящем. Поскольку они смешивали политику с искусством управления государством, то оказались втянутыми в войну, которая разрушила весь европейский порядок и заменила его рубцовой тканью, словно после хирургической операции.

Поразительно, подумал Кларк, прислушиваясь к этой беседе, как меняется голос Динга, когда он говорит о "своей научной работе.

– И вы по-прежнему офицер службы безопасности? – спросил государственный секретарь. В его голосе звучало недоверие.

На лице Чавеза появилась улыбка, столь свойственная его латинской расе.

– Был раньше. Простите, что я не передвигаюсь прыжками и не волочу кисти рук по земле, как положено офицеру службы безопасности, сэр.

– Тогда почему Эд Фоули приставил вас обоих ко мне?

– Это из-за меня, – заметил Кларк. – Руководители ЦРУ хотят, чтобы мы прогулялись по Тегерану и оценили обстановку.

– Из-за вас? – недоуменно спросил Адлер.

– Я занимался обучением обоих Фоули, когда-то в далеком прошлом, – объяснил Джон, и после этого направление разговора резко изменилось.

– Так это вы те парни, что спасли Когу! Это вы…

– Да, мы были там, – подтвердил Чавез. Он решил, что государственный секретарь наверняка имеет допуск к таким вопросам. – Мы тогда здорово повеселились.

Государственный секретарь подумал, что ему следует чувствовать себя оскорбленным из-за приставленных к нему двух оперативников, причем еще в большей степени из-за замечания младшего из них относительно того, что им следовало бы волочить кисти рук по земле и передвигаться прыжками. Но степень магистра, полученная в университете Джорджа Мейсона…

– Кроме того, вы те парни, что прислали доклад, который вызвал насмешку у Бретта Хансона, – доклад относительно Гото. Оказалось, что это отличный доклад, вы проделали тогда великолепную работу. – Раньше Адлер не мог понять, что делают эти двое в группе по составлению материалов о национальной безопасности в отношении к ОИР. Теперь ему стало ясно.

– Однако никто не прислушался к нашей точке зрения, – напомнил Чавез. Их доклад мог сыграть решающую роль в войне с Японией, причем им пришлось тогда работать в особенно трудных условиях. Но отправленное ими сообщение дало Чавезу реальное представление о том, что дипломатия и система управления государством с 1905 года мало изменились. Это был зловещий ветер, не предвещавший никому ничего хорошего.

– Но я буду теперь прислушиваться, – пообещал Адлер. – Сообщите мне впечатление о своей прогулке по городу, ладно?

– Непременно. Полагаю, вы входите теперь в число людей, которым нужно знать о происходящем, – заметил Джон, вопросительно подняв бровь.

Адлер повернулся и жестом подозвал к себе одну из стюардесс, привлекательную брюнетку, которую Кларк выделил как сотрудницу французской разведки. Она была чертовски хороша, но несколько неловко обращалась с посудой в маленькой кухне, чего никогда не допустила бы профессиональная стюардесса.