– Сестра ухаживала за пациентом «Зеро».
– Это негритянский мальчик?
– Да, – кивнул Моуди.
– В чем была ее ошибка?
– Мы так и не узнали этого. Я спросил сестру, когда у нее еще были периоды ясного сознания. Она не делала мальчику уколов и всегда была очень осторожна с острыми инструментами. Жанна-Батиста – опытная медсестра, – механически отвечал Моуди. Он слишком устал и способен был лишь доложить о том, что ему было известно, и этого, подумал директор, достаточно. – Она и раньше работала с пациентами, больными лихорадкой Эбола, в Киквите и в других местах. Сестра обучала местный медицинский персонал, как обращаться с такими больными.
– Может быть, возможен перенос вирусов по воздуху? – предположил директор. Неужели мне так повезло? – подумал он.
– Центр по контролю за инфекционными болезнями в Атланте считает, что это один из штаммов лихорадки Эбола-Маинги. Вы помните, наверно, что тогда медсестра Маинга заболела лихорадкой и метод переноса вирусов остался неизвестным.
– Вы действительно уверены в том, что говорите? – Директор проекта посмотрел прямо в глаза Моуди.
– Пока я ни в чем не уверен, но я опросил всех работающих в больнице и выяснил, что уколы пациенту «Зеро» всегда делали другие, а не сестра Жанна-Батиста. А потому можно предположить, что перенос вирусов осуществлялся по воздуху.
Это был классический пример хороших и плохих новостей одновременно. Почти ничего не было известно о заирском штамме лихорадки Эбола. Правда, знали, что заболевание может передаваться через кровь, лимфу и выделения организма, даже при половых сношениях, впрочем, последний путь был чисто теоретическим – больной вряд ли мог этим заниматься. Считалось также, что вирус Эбола плохо переносит условия вне живого носителя и быстро погибает на открытом воздухе. По этой причине никто не верил, что заболевание может распространяться воздушным путем, как при обычных инфекционных болезнях. В то же самое время при каждой вспышке эпидемии бывали случаи лихорадки, происхождение которых никак нельзя было объяснить. По имени несчастной медсестры Маинги был назван штамм лихорадки Эбола, которым она заразилась без всякого разумного объяснения того, как это произошло. Может быть, она не сказала правды о чем-то или что-то забыла и не постаралась вспомнить истинный метод заражения, дав тем самым свое имя штамму Эбола, способному достаточно долго сохранять вирулентность в воздухе и заражать с такой же легкостью, как и обычная простуда? Если это действительно правда, то пациентка, лежащая перед ними, является носителем биологического оружия такой невероятной мощи, что перед ним задрожит весь мир.
Такая возможность одновременно означала, что они играют с самой смертью. Малейшая неосторожность может оказаться смертельной. Директор машинально посмотрел на вентиляционное отверстие в потолке. При строительстве здания лаборатории принималась во внимание именно такая возможность. Поступающий сюда воздух был чистым и всасывался через двухсотметровую трубу. А вот воздух из зараженных помещений, прежде чем покинуть здание, проходил через сложнейшую систему очистки и подвергался исключительно мощному ультрафиолетовому облучению, поскольку было известно, что при такой частоте вирусы Эбола гарантированно гибнут. Воздушные фильтры были пропитаны химикалиями, в том числе фенолом. И только после этого воздух выходил наружу, где другие факторы окружающей среды довершали его очистку, полностью уничтожая смертоносные вирусы. Фильтры – три отдельных комплекта – менялись каждые двенадцать часов с маниакальной точностью. Постоянно наблюдали и за исправностью ультрафиолетовых ламп, количество которых впятеро превышало необходимое. В боксах, где велась работа с болезнетворным вирусом, намеренно поддерживалось чуть пониженное давление воздуха, чтобы вместе с ним ничто не могло просочиться наружу. Кроме того, весь персонал был особо проинструктирован по поводу обращения с острыми предметами и проверки надежности герметичных защитных костюмов.
Директор проекта тоже был врачом, обучался в Париже и Лондоне, но прошло немало лет с тех пор, как он лечил последнего пациента. Вот уже более десяти лет он занимался главным образом молекулярной биологией, и в особенности изучением вирусов. Он знал о них больше любого другого ученого, хотя и этого было мало. Он знал, например, как выращивать вирусы, и теперь перед ним находился идеальный образец, человеческое существо, самой судьбой превращенное в фабрику, вырабатывающую самые смертоносные организмы, известные человеку. Директор никогда не видел сестру Жанну-Батисту здоровой, никогда не разговаривал с нею, никогда не наблюдал ее за работой. И это было к лучшему. Возможно, она была опытной медсестрой, как сказал Моуди, но все это осталось в прошлом, и нет никакого смысла проявлять излишнюю жалость к человеку, который неминуемо умрет через трое, самое большее через четверо суток. Чем дольше она останется в живых, тем лучше, это позволит использовать материал человеческого тела для производства нового продукта, превращая самое совершенное творение Аллаха в Его смертоносное проклятие.
Что касается проблемы со второй монахиней, директор отдал распоряжение, пока Моуди принимал душ. Сестру Марию-Магдалену проводили в другое помещение, дали чистую одежду и оставили одну. Там она помылась под душем, неотступно пытаясь понять, что происходит – где она находится. Сестра все еще не пришла в себя и не испытывала страха. Подобно Моуди, она долго стояла под душем, что помогло ей думать более ясно и сформулировать вопросы, которые следует задать врачу через несколько минут, когда они снова встретятся. Да, она сделает именно это, думала Мария-Магдалена, надевая чистое белье и белый халат. Ей было приятно снова чувствовать на себе знакомую одежду медсестры, ощущая в руках свои четки, которые она взяла с собой в душ. Эти четки были металлическими и вовсе не теми, которые ей вручили вместе с ее рясой, когда она дала монашеский обет более сорока лет назад. Однако металлические четки легче поддаются дезинфекции, и, стоя в душе, она воспользовалась возможностью вымыть их. Уже одевшись и покинув душевую, она решила, что молитва будет лучшей поддержкой перед поисками информации, и старая монахиня опустилась на колени, перекрестилась и обратилась к Богу. Она не слышала, как позади открылась дверь.
