Если бы человек заговорил - профессору Тураеву стало бы легче. Пусть он заговорит хотя на своем, на непонятном языке. Но человек молча стоял и глядел. В синих, пустых глазах не было и признака любопытства. Длинные, чуть опущенные седые ресницы, казалось, струили на ученого не греющие серебряные лучи.

На его лице лежал отпечаток какой-то безмерной усталости. Словно этот человек слишком долго жил, все перечувствовал и хотел умереть.

Откуда-то, из глубины, профессор Тураев почувствовал, что перед ним исключительное существо. Простым гипербореем оно быть не могло. Гипербореи, по его еще ранним соображения, если и жили до сих пор, то только медленно регрессирующей жизнью. Достигнув известного предела в своем развитии, они должны были, по законам культурно-исторической эволюции, начать процесс постепенного падения. Скорее интуитивно, чем сознательно, ученый догадывался, что у его ложа стоит, может быть, последний представитель какой-то верховной касты. Может быть, только один он и знает тайну управления машинами, созданными еще в эпоху великих строителей.

Не в силах переносить дальше неподвижный взгляд гиперборея, геолог нервно шевельнулся на постели. Затем приподнялся и сел, с неудержимым желанием заговорить. В тот же миг старик вышел из задумчивости. Глаза засветились сильным волнением. И он поспешно вышел из комнаты. Вместо него в комнату неслышно проскользнули трое гибких, как юноши, людей. Вся одежда их состояла из короткого, от пояса до колен, зеленого трико. В руках они несли нечто в роде ручного катафалка или паланкина.

Профессор Тураев вопросительно поглядел на катафалк. Перевел глаза на людей… Но ему даже и одуматься не дали. Ловкими движениями подхватили и уложили на носилки. Вынесли из комнаты. Почти бегом пронесли по широкому коридору, со светящимся потолком и вьющимися растениями по стенам. В зале, проколотом от пола до потолка толстой трубой, остановились. Здесь ученого, вместе с носилками, конвоиры поместили в цилиндрический вагон и стали стремительно падать по трубе вниз. Через минуту падение прекратилось. Профессора Тураева перегрузили в вагон трубы горизонтальной, и снова понеслись. Однако на этом путешествие геолога не кончилось. Скоро оказалась новая пересадка. Теперь его положили на открытый экипаж-площадку и заскользили в обширном туннеле со скоростью сквозного ветра. Профессор Тураев покорно и терпеливо лежал. Три конвоира стояли неподвижными изваяниями.

Но вот, впереди, сквозь жерло туннеля заблистали яркие переливы огней какого-то гигантского зала. Геолог растерянно заморгал и, от внезапного шума в разбитой голове, снова потерял сознание.

Как инженер Игорин попал в воду? - вопрос большой сложности. На объяснение его ушло бы много времени. Сам же Игорин этого не помнил. Его первым сознательным ощущением, после полета в воздухе, было ощущение воды.

Бассейн, в котором он беспомощно барахтался, был огромный. Теплая вода пропитала всю одежду насквозь и влекла ко дну. Вначале Игорин решился плыть к берегу. Но мраморные берега оказались безжалостно далеко. Тогда инженер поплыл на середину. Там, высоко, из пасти золотого чудовища бил мощный фонтан. Доплыть до фонтана удалось без труда. Но когда Игорин оседлал золотой хребет морского чудища, то почувствовал себя довольно-таки отвратительно. Со свистом вылетавшая из задранной кверху пасти вода обрушивалась вниз целым водопадом. Тяжелые струи немилосердно хлестали тело, срывая обратно в бассейн. Кое-как скинув намокшее платье, Игорин еще раз попытался выбраться на берег. Однако у самого берега выбился из сил и, захлебываясь, пронзительно закричал.

Спустя секунд шесть-семь, рядом раздался глубокий всплеск и чьи-то руки гибко обвились вокруг тонущего тела. А через полминуты еще Игорин лежал на берегу. Изумлению его не было границ. Около, на коленях, стояла полунагая девушка. Как золотая рыбья чешуя, вокруг бедер блестел купальный пояс.

И можно ли сказать: кто из них был больше изумлен?.. Синий блеск ее широко распахнутых глаз говорил об этом так полно и красноречиво. Девушка почти не дышала. С юной груди, с плеч, с отливающих бронзой и янтарем волос, с бедер, замкнутых золотой чешуей пояса, еще скатывались капельки воды. На ее лице не было видно страха. Нет… Такого чувства спасенный не внушал. Она не знала - кого спасла. Об этом кричала каждая черточка, каждое застывшее движение тела. Если бы Игорин сейчас умирал, задыхаясь от попавшей в легкие воды, она бы не нашлась, ничем не помогла, а по-прежнему глядела бы все с тем же немым, безотчетным чувством изумления.

Игорин раньше овладел собою. От взгляда на свое тело он густо покраснел. Кинув глазами по сторонам, - одежда плавала далеко в бассейне - он жалко съежился и отвернулся, не зная, что делать. Лучистые ресницы девушки задрожали. Сделали несколько крылатых, встревоженных взмахов. А грудь часто-часто задышала. Как будто она пробудилась от сна.

Когда Игорин робко обернул глаза - девушки рядом не было. Где-то далеко, в тени примыкающих к бассейну аркад, ее тело мелькнуло и, подобно последнему отблеску дня, пропало. С тоскливым ожиданием Игорин жадно глядел ей вслед. Все остальное для него обволоклось серым безразличием и потускнело. Ни то, что с ним произошло, ни то, что его окружало, теперь не имело никакой цены. Один манящий, колдующий образ завладел его чувствами и умом.

Накинув на себя брошенный девушкой плащ, в виде арабского бурнуса, из тончайшей воздушной ткани, Игорин, как зачарованный, двинулся от бассейна. Прошел голубые, самосветящиеся своды над стройными рядами белых колонн. Долго блуждал среди каких-то статуй на высоких пьедесталах из желтого мрамора.

Нередко на пути попадались такие же, как и он, закутанные с головой мужские фигуры. Они скользили молча и неторопливо, с равнодушными лицами. Лунатически расширенные зрачки глаз бесцельно глядели вперед. Это были какие-то потерявшие жажду к радостям жизни существа.

Женских фигур Игорин не видел. Иногда ему чудилось, что все это с ним не на яву, а во сне. Но необычайного было так много, что его притупленные чувства уже не останавливались ни на чем. Лишь от одного он освободиться не мог. Правда, это была только женщина; может быть с более обаятельным и утонченным телом, но… и все. Однако Игорину именно она и казалась самым необыкновенным из всех виденных им чудес.

Шел он не оглядываясь. Оглянись он хоть на миг - увидел бы ту, которую искал. Как привидение, она следовала за ним по пятам, с пугливой грацией. При каждом малейшем повороте Игорина девушка вздрагивала и останавливалась. Пряталась за статуи, перебегала, протягивая руки, от одной колонны к другой движениями ныряющей среди волн сирены.

В чертах лица и во всей ее фигуре было столько мучительного любопытства к этому неведомо откуда свалившемуся в бассейн существу, что Игорин должен был почувствовать и невольно обернуться.

Наконец, инженер увидел над собой небо. Оно так поразительно напоминало надземную лазурь ясного летнего дня, что Игорин мысленно перенесся туда. Рокочущие по камешкам ручьи, озера, поросшие с берегов аиром, зеленые холмы, ровная полоска леса за ними, были раскинуты под голубым небом в духе истинного наземного пейзажа. И солнце было, хотя и не такое живительное, лучезарное. Великое искусство подземных обитателей, должно быть, хранило в этом уголке память о подлунной прародине.

Вдали, над густо усеянной цветами полянкой, Игорин увидел любопытное зрелище. Целый рой юношей и девушек летал в воздухе. Игорин подошел ближе. Летающие, под звуки призывной музыкальной мелодии, легко опускались вниз, подпрыгивали и снова взвивались в воздух. Грациозными, танцующими движениями, они припадали в ритм музыки друг к другу. Расходились. Опять соединялись в пары.