Мы осмотрели комнату: две панцирные кровати, между ними у окна стол, два стула, шкаф. У входа вешалка. Вот и всё. Соседку пока не подселили. Мы полу чили постельное бельё и всё, что полагается, и направились за Таниными вещами. В два захода всё принесли. Я пока буду жить на снятой комнате. Доплатил ещё за неделю, а Таня пусть уже на своём месте устраивается, ей тут долго жить.

Через три дня Таня получила паспорт с временной пропиской, и только после этого мы направились в районную больницу, где главврач побеседовал с сестрёнкой и согласился взять её пока санитаркой. В хирургическое отделение в ночную смену. Смены через каждые два дня. Завтра первый рабочий день, вернее, ночь. Потихоньку я помогал Тане освоиться в крупном городе, столице Советского Союза. Я водил её по выставкам, по кинотеатрам, пару раз в театры ходили, в парке на озере на лодке катались. В метро ей поначалу страшно было, но ничего, тоже привыкать стала. Из деревенской простой девушки та постепенно становилась городской. Я учил её красиво ходить, правильно одеваться и даже говорить. Таня удивлялась, откуда у меня это всё. Конечно, недели на это мало, но хоть что-то.

Завтра я уезжаю, билет уже куплен, поэтому делал наставления перед отъездом. Таня встала на очередь на жильё через больницу, где уже отработала две смены – тяжело, но жить можно, – так что со временем, возможно, и получит комнату в коммуналке. Вот я и втолковывал, что при распределении после окончания института смотрят, у кого московское жильё, того в Москве и оставляют, так что ей кровь из носу, но нужно получить комнату. А то: мне и в общежитии хорошо! Ничего, в конце лета вернусь, посмотрю, что и как идёт здесь.

Я выдал сестре запас наличности, на месяц хватит, продуктов мы ей закупили, крупы там, то, что не скоропортящееся, даже с десяток банок рыбных консервов. Ещё Таня по моему велению открыла в сберкассе сберкнижку, куда я положил ей солидную сумму, можно не работая прокормиться полгода в Москве. Но пока пусть на зарплату живёт.

На следующее утро мы направились на трамвае к вокзалу. Таня провожала меня. Сошли мы раньше, и сестрёнка недоумевала, зачем, но я лишь дошёл до почтового ящика и, бросив конверт в него, вернулся, и мы, дождавшись следующего трамвая, поехали дальше. На вокзале, когда прощались, я достал часы из кармана куртки, те самые, на цепочке в форме луковицы, и протянул их сестрёнке:

– Часовщик их починил. Секундная стрелка точная, тебе как будущему врачу обязательно нужны часы с секундной стрелкой, чтобы пульс считать. Я это от других студентов узнал.

– Спасибо, – приняла она подарок с чуть повлажневшими глазами и тут же встрепенулась: – Это с того тела?

– Нет, купил на рынке с рук. Повреждены были, поэтому по дешёвке. Правда, часовщик за ремонт много взял, но часы тебе нужны, даже такие, так что пользуйся и не забывай подводить.

– Спасибо. – Таня крепко обняла меня. Отстранившись, она неожиданно сказала: – Знаешь, та девушка из общежития теперь стороной меня обходит, напугал ты её. Не ожидала, что ты такой жестокий.

– Да ты что, – ласково улыбнулся я. – Я белый и пушистый.

История, произошедшая три дня назад, не сказать что приятная, но описать её всё же стоит. Бить женский пол я как-то не приучен, если этот женский пол не трогает меня или мою семью. Не знаю, вроде девка на вид нормальная, тоже не городская и красивая. Когда Таня заселилась, эта пигалица стала третировать сестру, насмехаться при встрече, деревней называть. В принципе Таня и сама не промах, но тут я стал свидетелем очередного представления. Было до этого ещё два, но сестра о них рассказывала. Её завести трудно, но если получится – не остановить, так что быть этой белобрысой битой, но, к её несчастью, в этот раз вмешался я.

Дело было на кухне общежития. Я туда за водой пришёл, а сестра – за вскипевшим на плите чайником. И эта девица была здесь и стала громко высказываться о покрое халата сестры. В общем, я взял ложку со стола, подошёл к ней, ударил ею под колено, отчего пигалица присела, и прижал эту ложку к её глазу. Злость была, поэтому говорил немного хрипло:

– Я сестру часто навещать буду. Пожалуется, оба глаза выну и заставлю съесть. Поняла? Кивни. Вот и умница, а теперь топай отсюда.

Свидетели особо ничего не поняли: мол, я подошёл, приобнял девушку, мы о чём-то поговорили, и та быстро ушла. Испуганная, даже очень. У сестры о девице я не интересовался, а тут сама вспомнила. Видимо, всё же что-то усмотрела.

– Всякое бывает, но ты будь бдительна. Снова свои хороводы вокруг тебя будет водить, бей без разговоров. Но бей аккуратно, чтобы синяков не было и свидетелей. А то мало ли, выгонят, этой дуре хватит глупости пожаловаться.

– Она со второго курса. На третий переходит. Думает, если старше, то можно нападать на тех, кто только зачислен. Нас даже по группам ещё не распределили.

– Вот именно. Ладно, пишите письма.

Обняв сестру, я поправил мешок на плече и прошёл в вагон. Проводник, в этот раз был мужчина, какой-то неухоженный, в грязной форме, с щетиной, и перегаром от него разило, посмотрел билет и кивнул: проходи. Ещё и взглянул на меня как-то странно. И его взгляд я расшифровал, когда добрался до своего места. Оценивающий он был, и, судя по всему, оценка была не в мою пользу. Я купил место на верхнюю полку, однако купе было уже занято, там сидело пятеро мужчин. Не сказать, что молодые, всем за тридцатник, кручённые жизнью, это было заметно, ну и расплывшиеся со временем татуировки, проглядывавшие из-под одежды, намекали на их не совсем хорошее прошлое.

– Вещи свои убрали, место куплено, – кивнул я на полку, где были свалены мешки.

– Ого, борзый, – усмехнулся ближайший. – Место занято, сам по вагонам ищи, где приткнуться. Бегом отсюда.

– За место уплочено. Хотите занять, выкупите у меня билет, я в принципе не против.

– Топай отсюда, – показал вор нож, после чего стал резать колбасу на столе.

– Ладно, потом поговорим, – пообещал я, зло сузив глаза.

Раздувать конфликт было не в моих интересах. Мы ещё у вокзала стояли, милиция тоже не вариант, отбываем через минуту. Так что вернёмся чуть попозже. Скорее всего, воры дали на лапу проводнику, вот он их и разместил. Я мог бы поднять скандал, воры этого явно ожидали, но не буду. Чую, не простые парнишки. По стандарту за борзость мою должно было прилететь пару тумаков, однако те сдержались. Не должны были, но сдержались. Похоже, внимания к себе привлекать не хотели, а вот это уже интересно. Тут было два варианта ответа на их поведение. Первый – вполне возможно, они едут на дело и опоздать не могут, поэтому стараются вести себя тише воды ниже травы. Никакой водки и пива на столе, еда есть, но не спиртное. Вот это ещё более странно. Однако во втором варианте – это курьер с охраной. И что он везёт? Интересно было бы посмотреть, поэтому я и решил не нагнетать обстановку и действительно убраться. Мне средства нужны, а тут такая удача, думаете, я упущу её?

Развернувшись, под презрительные смешки бывших сидельцев я направился прочь. Покинул этот вагон и договорился с проводником в соседнем, дав в качестве оплаты наручные часы. Дорого, но другого выхода не было, деньги-то все Тане оставил. Проводники брали пассажиров, и, если нет мест, устраивали у себя в купе.

Поезд тронулся, и я, пристроив мешок на полке и угостившись чаем, стал подрёмывать, пока не заснул, баюкая в руках гитару. Не хотелось, чтобы она пострадала.

Похоже, у меня много работы будет на ночь: я решил наказать воров. И за борзость, и за наглость, да за всё. Если даже не курьеры, уверен, есть с них что снять. Постараюсь не убивать, но, если не будет другого выхода, особых сомнений испытывать не буду. Раз заняли моё место, платите за перевозку. Всё, что снято, то и будет платой. Меня это вполне устроит.

Лубянка. Кабинет наркома

– Конверт уже осмотрели. Не вскрывая. Чисто, – подавая его, сообщил секретарь.

– Второй, – посмотрев на номер на титульном листе тетради, которую тот сразу достал, пробормотал нарком. – Неделю нервы ожиданием трепали, скоты.