– Она конфликтная и замкнутая. Вялая. С одноклассниками почти не разговаривает. Но главное, госпожа Круглова, она совсем ничего не делает, – учитель помолчал, великодушно подарив собеседнице шанс взять ситуацию в свои руки, но Валя Круглова смотрела стеклянными глазами сквозь фотохромные очки-велосипед с дужками из моржовой кости, и слова господина Лорана, казалось, не достигали ее сознания. – У вас есть какие-нибудь соображения на этот счет?

Валя опустила уголки губ и, кашлянув, вернее издав нечто похожее на резкий выдох через горло, произнесла:

– Полагаю, дело в подростковом возрасте, – и снова уставилась на учителя неподвижным взглядом.

– Не думаю. – Лоран терял терпение. – У меня полный класс подростков, и у каждого свои проблемы, но все учатся, общаются, ведут себя по-человечески. Слушайте, вы в курсе, что только за последнюю неделю Саша пропустила десять уроков?

– Десять? Вы уверены? Сложно прогулять так много.

– Нет, если ты спишь целыми днями. Я понимаю, у нее были проблемы со здоровьем, но Вы сами говорили, что головокружение преходящее и что в значительной степени это психосоматика… Так вот… По-моему, она перебарщивает с психотропными.

Молчание Вали длилось слишком недолго, чтобы выражать правдоподобное удивление.

– Вы считаете, она злоупотребляет?

– А вы считаете – нет? Агрессия, усталость, катастрофическая неспособность сосредоточиться на чем-либо, социопатия. В столовой ни на праздниках, ни на переменах ничего не ест, я наблюдал. Но младенческий жирок скоро станет проблемой. Наверняка питается одними сырными шариками с начос. Ей плевать на свое тело, ей плевать на то, что она заваливает учебу, ей плевать на других людей, ей вообще на все плевать.

Валя открыла длинный лягушачий рот, но, дав матери один шанс, учитель не собирался повторять ошибку:

– Я не говорю, что дело только в таблетках. Конечно нет. За таблетками всегда что-то скрывается. Но что это за удивительное головокружение, с которым не может справиться ни один невропатолог? Тут надо разобраться вам. А если вы не справляетесь, существует терапия… Она ходит к психотерапевту? Сколько школ она сменила за год? Две? Три? Вы спрашивали себя, почему она нигде не может адаптироваться? Ей что – неуютно в иностранной среде? Насколько я знаю, вы переехали, когда она была чуть ли не младенцем. Париж ее дом родной, разве нет?

Покинув кабинет человека с двойным именем Лоран Лоран, перейдя двор под визг детей и бранный гогот старшеклассников, надеясь не напороться на летящий футбольный снаряд и не разбить голову, Валя подумала, что сейчас действительно не лучшее время для отпуска. Но с Сашей лучшие времена почему-то не наступали, а билеты были давно заказаны и выкуплены, поездка спланирована мужем до мелочей, кроме того – Нина подменит родителей на недельку, ничего страшного, а, может, это даже к лучшему. В последний раз Саша видела Нину, когда одной было шесть, а другой шестнадцать. Тогда все сложилось удачно. Не по годам развитый ребенок и веселая девочка-подросток, не страдающая ни анорексией, ни булимией, ни депрессией, ни прочими подростковыми must-болезнями, отлично проводили время вместе – купались, загорали, играли в воде в догонялки, а по вечерам наперегонки ели булочки с заварным кремом, мильфей, кофейные эклеры, корзиночки с малиной, кокосовые фланы, банановый хлеб и чернично-творожные кексы с карамелью. Нина тогда накопила себе на каникулы немного денег, продав на Невском проспекте тонну мороженого с лотка папиного друга. Авантюра называлась «Под зонтиком», и принесла кучу денег. Плюс карманные. В общем, на сладостях можно было оторваться.

Саша ходила за Ниной хвостиком, все хотела делать вместе со взрослой подругой. И разница в возрасте не то что не чувствовалась, просто не ставила границ.

– Зачем вы купили столько персиков? Они же твердые! Вы хотели персиков?

На острове Шато, в огромном деревянном амбаре, увешанном темно-серыми рыболовными сетями, крючками, поплавками, спасательными жилетами, ластами и прочими предметами морской утвари, словно забытыми проходившими мимо купальщиками или рыбаками, по субботам устраивали рынок. Во время отлива Саша с Ниной частенько отправлялись на остров пешком по сырому песку, а если вода не уходила, иногда плыли на лодке вместе с другими жителями Кэса. Девочкам нравилось «входить в море» – так они называли свои краткие вторжения в морские владения. Это было почти как прогуляться по чужому дому в отсутствие хозяина, и не просто по дому, а по старому замку, пока его владелец путешествует или спит. В такие моменты можно все хорошенько рассмотреть и даже потрогать. Взять, например, и выколупать из земли раковину, витую или обычную в форме ушка, плиссированную или гладкую, перламутровую, бежевую, черную, как маленькая пиявка, лоснящуюся солнцем и солью. Еще можно поиграть с медлительным раком или крабом-чемпионом, который будет убегать, убегать, мчаться на своих маленьких и больших клешнях, задевая животом каждый встречный камешек, с единственной надеждой – чтобы только его догнали. Когда море путешествует, оно никому не говорит – куда, поэтому возвращение его бывает внезапным, и ухо надо держать востро.

– Вы что – хотели персиков? – Валя скосила глаза на огромный матерчатый мешок, брошенный на веранде на синий дощатый пол. Мешок был запачкан углем, и в одном месте на нем выступило пятно от сока. Пахло персиками, треснувшей кожурой, продавленной мякотью, шершавой внешней косточкой и внутренней – ореховой.

Вдоль границы острова тянулись валуны, из которых море выточило разные фигуры – акул, людей, дельфинов, огромных собак и птиц, кораблей. Жители острова считали фигуры магическими и верили в то, что каждая из них стоит на своем месте не просто так. Пес Аттила, например, спас мальчика, чуть не утонувшего в волнах недалеко от берега. Жозеф-Мари, философ и отшельник, излечился на острове от тяжелой болезни. А вот акула, напоровшись на острый выступ утеса, нашла здесь свою смерть. Должно быть, зрелище было жутким, потому что скелет акулы выставлен в микро-музее диковинок острова, и скелет этот напоминает остов корабля. Конечно, с точностью никто не мог определить, как думало море, но многие жители, особенно старики и якобы очевидцы, утверждали, что узнают своих героев.

– А когда море ставило памятник в последний раз? – наивно обращалась Нина к седобородому продавцу фруктов.

– Очень давно, – отвечал старик, неторопливо складывая персики в мешок и выбирая помягче.

– А очень давно – это когда? – не отставала Нина.

– Мно-о-о-го лет назад, – качал головой старик.

– То есть, это примерно… когда? – Нина показала пальцем на желтый персик с румянцем. – Вот этот.

Продавец кивнул и положил персик в мешок.

– Лет восемьдесят назад, я тогда еще мальчиком был. И не спрашивайте, сколько мне сейчас. Не поверите. – Он подмигнул Нине и наклонился к Саше. – Черники хочешь?

С черничными лукошками в руках девочки уселись на деревянную скамейку, утопающую ножками в песке, и уперлись лбами в низкое облачное небо. Через пять минут Саша перемазалась с ног до головы и потребовала добавки.

– Знаешь что? – весело спросила она, вскочив на ноги и упершись руками в Нинины колени.

– Что? – Нина аккуратно убрала Сашины руки и отряхнула джинсы.

– Мы с тобой настоящие сестрички! – Саша запрыгала вокруг скамейки. – Угадай, сколько мы еще будем дружить?

– Ну-у-у-у… – хитро улыбнулась Нина. – Даже не знаю. Еще два дня?

– Не-а! – крикнула Саша так, что выходящие с рынка люди на другой стороне набережной услышали и обернулись. – Еще попытка!

– Дай подумать… – Нина притворилась, что думает. – Может быть, до конца недели?

– Опять не то! – Саша засмеялась и захныкала одновременно, легонько шлепнув Нину маленьким кулачком по руке.

– Хорошо. Предположу самое невероятное, – с серьезным видом произнесла Нина. Саша ждала, затаив дыхание. – До конца месяца!

Нина расхохоталась.