Они обманули 90 процентов «советских», щедро пообещав, что за ваучер можно будет купить две «Волги». Да, предприимчивый финансовый игрок, имеющий доступ к закрытой информации и не лишенный способности эту информацию анализировать, мог сделать из приватизационного чека и десять «Волг». Но обещали-то всем.

Они закрывали глаза на российскую социальную реальность, когда широким мазком проводили приватизацию, игнорируя ее негативные социальные последствия, жеманно называя ее безболезненной, честной и справедливой. Что ныне думает народ о той, «большой» приватизации, известно. Это был шок и ужас, который породил термидор.

Они не дали себе задуматься о катастрофических последствиях обесценивания вкладов в Сбербанке. А ведь тогда было очень просто решить проблему вкладов – через государственные облигации, источником погашения которых мог бы стать налог на прирост капитала (или, например, пакеты акций лучших предприятий страны, переданных в частную собственность). Но никакого интереса обслуживать «советских» у реформаторов не было.

Никто в девяностых годах так и не занялся реформами образования, здравоохранения, жилищно-коммунальной сферы, ничем, что могло хоть как-то облегчить надвинувшийся душный ельцинский морок.

Социальный мир, чувство национальной гордости были проигнорированы сторонниками Ельцина, что послужило мощным катализатором крымской одиссеи Путина. Ельцин и его приближенные отделили себя от народа даже не пропастью, а стальными рядами модной колючей проволоки из США. Железным вакуумом, в который информационно-бюрократическим насосом закачали розовые либеральные представления о действительности и манипуляторные технологии. В девяностых возникло представление о всесилии неких по-литтехнологов – людей, которые якобы способны восполнять отсутствие реальной политики в тех или иных областях хитроумными виртуальными продуктами одноразового использования. Этот нескоропортящийся продукт до сих пор лежит на витринах заведений «улыбающегося дьявола» Суркова, демиурга русской политики.

Уже избирательная кампания 1995–1996 годов показала, что в российском обществе либерал ассоциируется с подонком.

Либеральные лидеры называли себя смертниками и жертвами, свои правительства – «кабинетами камикадзе». Но смертники подозрительно быстро, к середине девяностых, обросли «мерседесами», дачами, виллами, ночными клубами, золотыми кредитными картами.

Ходорковский уверен, что «стоическому бойцу либерализма, готовому ради торжества идеи погибнуть, пришла на смену расслабленная богема, даже не пытавшаяся скрывать безразличия к российскому народу, безгласному «населению». Этот богемный образ, приправленный демонстративным цинизмом, премного способствовал дискредитации либерализма в России».

Михаил Борисович мягко стелет. А где же были все эти стоики? Не они ли при первой возможности кричали «раздави гадину»? Они! Либералы говорили неправду о том, что в России якобы становится жить все лучше и лучше, так как сами не знали и не понимали – часто и не хотели понимать, – как на самом деле живет большинство людей. Зато теперь – при термидоре – приходится выслушивать и узнавать это.

«Даже по отношению к декларируемым ценностям либерализма его адепты были честны и последовательны далеко не всегда, – издалека заходит олигарх. – Например, либералы говорили про свободу слова – но при этом делали все возможное для установления финансового и административного контроля над медиапространством, для использования этого магического пространства в собственных целях. Чаще всего подобные действия оправдывались «угрозой коммунизма», ради нейтрализации которой позволено было все. А о том, что сама «красно-коричневая чума» сильна постольку, поскольку либеральное руководство забыло про свой народ, про его подлинные проблемы, не говорилось ни слова».

В то время когда либералы при власти говорили, мягко говоря, неправду, информационные потоки захлебывались от сентенций про «диверсифицированную экономику будущего». На деле же Россия прочно села на сырьевую иглу. Разумеется, глубочайший кризис технологического комплекса был прямым следствием распада СССР и резкого сокращения инвестиций из-за высокой инфляции. И либералы обязаны были решать эту проблему – в том числе путем привлечения в правительство сильных, грамотных представителей левого политического крыла. Но пришли не левые: левым даже не дали зарегистрироваться кандидатами, не дали этого и правым. Ни Баркашовым, ни Лимоновым, ни Макашовым.

Несмотря на это, на выборах-2003 народ сказал официальным либералам твердое и бесслезное «давай, до свидания!». И даже молодежь, про которую думали, более того, были уверены, что она-то точно проникнута идеями СПС и всецело поддержит Чубайса, проголосовала за ЛДПР и «Родину», а была бы возможность, то предпочла бы РНЕ, «Память» или «Красные бригады».

То был плевок в пресловутую пропасть, образовавшуюся между властными либералами и страной. А где был в это время крупный бизнес? Он выходил на финишную прямую в небытие. Ходорковский снимает с себя вину: дескать, да, мы помогали им ошибаться и лгать.

Нет, Михаил Борисович, ты был двигателем междуцарствия и катализатором реакции.

«Мы конечно же никогда не восхищались властью. Однако мы не возражали ей, дабы не рисковать своим куском хлеба. Смешно, когда ретивые пропагандисты называют нас «олигархами». Олигархия – это совокупность людей, которым на самом деле принадлежит власть, мы же всегда были зависимы от могучего бюрократа в ультралиберальном тысячедолларовом пиджаке. И наши коллективные походы к Ельцину были лишь бутафорией – нас публично выставляли главными виновниками бед страны, а мы и не сразу поняли, что происходит. Нас просто разводили…»

«Нас просто разводили» – мне особенно понравилось. Ходорковского развели, то есть обманули?!

«У нас были ресурсы, чтобы оспорить игру по таким правилам. Вернее, игру без всяких правил. Но своей податливостью и покорностью, своим подобострастным умением дать, когда просят и даже когда не просят, мы взрастили и чиновничий беспредел, и «басманное правосудие». Мы действительно реанимировали раздавленные последними годами советской власти производства, создали (в общей сложности) более 2 млн высокооплачиваемых рабочих мест. Но мы не смогли убедить в этом страну. Почему? Потому что страна не простила бизнесу солидарности с «партией безответственности», «партией обмана».

Ходорковский хочет подменить понятия, дистанцироваться от режима Ельцина, от сбитых летчиков. Крупные американские корпорации, вкладывавшие миллиарды долларов на территории СССР для ее развала, – вот показательный пример якобы незаинтересованности бизнеса в политике. Известны десятки случаев, когда транснациональные корпорации сотрудничали с самыми одиозными африканскими диктатурами. Да и не существует в материалистической диалектике никаких отсылок на мораль. Кровавый Ходорковский тому пример…

Я покашлял. Беседа с Шингаркиным длилась уже несколько часов.

– Что ты сам думаешь по поводу этого письма? – неожиданно спросил он.

Я ничего не думал. Или даже так, думал: пути Господни неисповедимы, а Ходорковский пытается выдать желаемое за действительное, обелить кровавое прошлое. Кстати, первым, кто одернул Ходорковского, был Борис Абрамович Березовский, демон-поэт. Возмущенный этим открытым письмом, он потребовал опубликовать его ответ.

«Ходорковский сознательно сделал выбор в пользу СИЗО № 4, и это поступок – вне зависимости от того, надеялся ли он на то, что власть будет соблюдать собственные законы, – писал Березовский. – Этот шаг несет в себе за-данность на всю оставшуюся жизнь. Либо ты пронесешь этот тяжкий крест, либо он раздавит тебя. Поэтому мне абсолютно непонятны жеманные стенания либеральной общественности по поводу возможности спора с автором. Мол, неэтично тем, кто еще не в клетке, оппонировать заключенному. Как мне представляется, Ходорковский пошел в тюрьму как раз потому, что уверен в своей невиновности и решил доказать это публично. А лучшей трибуны, чем Матросская Тишина, в России точно нет. За это ему и честь, и хвала, и уважение.