В борьбе стыки кость в кость обычное дело. Причём, по-моему, болельщики просто с ума сходили от того, что ты, получив по ногам, вставал и показывал всем своим видом, что тебе не больно и вообще соперник бьёт тебя, как девчонка. Валяться на газоне и показывать, будто тебе больно, здесь было не принято, тебя освистают свои же болельщики. Сумасшедший дом какой-то. Мне, как иностранцу, да и вообще как техничному игроку, доставалось по самое не хочу. Нет, наверное, я неправильно выразился. Бить по ногам принимались защитники ещё до того, как я получал мяч, словно доказывая свою лихость, стелились в подкатах, пытаясь выбить мяч желательно с моими ногами.
И вот здесь-то я вспомнил несравненного француза Эрика Кантона. Тот, перейдя в «Манчестер Юнайтед» и столкнувшись со столь жёсткой игрой, принялся делать следующее… Увидев, что к нему сзади подкатывается игрок с намерением оторвать конечности, Кантона подпрыгивал и приземлялся на ногу соперника. Как говорится, с волками жить…
Я решил воспользоваться его опытом и в первом тайме ближайшей же игры повторил этот трюк. Не обращая внимания на вскрик футболиста, от перелома ноги которого спас качественный щиток, я на скорости обошёл центрального защитника и вколотил мяч в ворота. Во втором тайме я повторил этот приём ещё дважды, и, что удивительно, трибуны встретили подобный ход аплодисментами.
А на стадионах я стал замечать самодельные плакаты Prince George, и, как мне сказали игроки, это признак того, что болельщики признали меня за своего. Оказывается, Егора переименовали в Джорджа, так им было привычнее. Однако приятно, чёрт возьми…
Впрочем, не обходилось и без проблем. Например, на одной из двухсторонок между мной и защитником команды Роном Харрисом произошёл небольшой конфликт, едва не переросший в потасовку. Рон сыграл грубовато, я ответил тем же, защитнику это не понравилось, и в итоге пришлось вмешаться Томми Дохерти и другим игрокам. Впрочем, в раздевалке Рон первый ко мне подошёл и протянул руку, признав, что был не прав. Я мысленно выдохнул с облегчением, а то уже настраивал себя на «холодную войну», и далеко не факт, что остальные приняли бы мою сторону.
Вечером в четверг, как и обещал Мику, я появился в клубе Crawdaddy. Накануне, правда, отзвонился Федулову, перед которым отчитывался по телефону каждую неделю. О той драке у клуба я ему не рассказывал, просто объяснил, что познакомился с молодым музыкантом, который пригласил меня на свой концерт.
– Егор, а обязательно ходить по злачным местам? – спросил консульский работник. – Это же чревато… м-м-м… последствиями.
– Леонид Ильич, не стоит волноваться, я вполне взрослый, сознательный комсомолец и не поддамся на провокации. А вот все клубы вы зря причёсываете под одну гребёнку, среди них есть и вполне приличные. И вроде бы этот Crawdaddy как раз из них.
– Откуда такие сведения, от этого музыканта? Ну они вам ещё и не такого наговорят… Учтите, каждое ваше действие рассматривается под микроскопом… где надо, ну, вы понимаете.
– Понимаю, Леонид Ильич, и потому глупостей не наделаю. Спасибо за доверие!
Найти заведение, где проходил концерт, проблем не составило, оказалось, что это на самом деле паб, а клубом называлась задняя комната заведения, служившая по вторникам джаз-клубом, по четвергам – рок-н-ролльным клубом и так далее.
Роллинги на небольшой сцене в зальчике, куда натолкался народ и где дым стоял коромыслом, появились в четверть восьмого. Все в одинаковых костюмчиках, подобный стиль в это время, похоже, был в ходу. Те же Битлы тоже любили приодеться одинаково, The Animals, The Zombies… Разве что The Who стояли особняком, и то не факт.
Лицо Мика всё ещё напоминало о жестоком избиении, даже толстый слой пудры не мог загримировать отливающий желтизной фингал под левым глазом. Кита Ричардса с ритм-гитарой я тоже сразу узнал. Кто там ещё… Ага, за ударной установкой Чарли Уоттс, а рядом с Миком ещё один гитарист – Брайан Джонс. Тот самый, которого в возрасте двадцати семи лет сгубило пристрастие к наркотикам. Но сейчас он был вполне бодр, жарил на гитаре, губной гармошке, вовсю подпевал Джаггеру и частенько вылезал на передний план.
Конечно, пребывать в такой тесноте, будучи зажатым между каким-то хиппи с немытой шевелюрой и лысым здоровяком с бутылкой пива в руке, от которого разительно несло перегаром, удовольствия мало. Но в то же время я понимал, что Роллинги только в начале своего пути к вершине, никто им сразу не даст сцену Ковент-Гарден, так что и поклонникам группы приходилось терпеть некоторые неудобства. Но зато это создавало свой неповторимый колорит и наполняло моё сердце восторгом от осознания того, что я являюсь свидетелем столь исторического момента. Наверняка многие в моём будущем дорого заплатили бы, чтобы оказаться сейчас на моём месте. Но для этого нужно, чтобы их током шарахнуло, и впасть в кому. Не уверен, что многие на подобное согласились бы. А вот меня никто не спрашивал, судьбе было угодно сделать по-своему. И вот я нахожусь здесь, слушаю вживую выступление легендарных рокеров, когда о них особо-то ещё никто и не знает.
Группа играла сегодня вещи со своего первого альбома, который так и назывался – The Rolling Stones. Начали с композиции I Just Want To Make Love To You, затем сыграли Route 66, третьей – Honest I Do… Я догадывался, что их самая знаменитая вещь Satisfaction сегодня не прозвучит, потому что точно помнил, что она войдёт в следующий альбом Out Of Our Heads, вышедший в этом, 1965 году. Почему бы не предложить эту песню Роллингам в качестве своеобразного презента?
Но вдруг вещь уже написана, и они пока её приберегают для следующих концертов, после летнего выпуска грядущего альбома? Как я буду выглядеть в таком свете? Попасть впросак – это ещё самое мягкое выражение. Но можно ведь поступить и хитрее!
Шоу входило в решающую фазу, группа завела народ, и публика орала что-то невразумительное, разве что на сцену не летели пивные бутылки и кружки. Но это скорее от восторга, чем от недовольства. А тут ещё Мик во время паузы между песнями показал пальцем в мою сторону и проорал в микрофон:
– Леди и джентльмены, в этом зале присутствует русский футболист из «Челси» Егор Мэлтсэфф. Недавно он оказал мне большую услугу, давайте его поприветствуем!
Небольшой зальчик взорвался аплодисментами. Лысый бугай, щерясь в бороду редкозубым ртом, так меня пихнул, что я точно улетел бы в стенку, не окажись плотно стиснутым людьми со всех сторон. Пришлось глупо улыбаться и махать руками, мол, спасибо, я с вами и в том же духе.
После концерта я без проблем завалился к Роллингам в гримёрку. Здесь было накурено ничуть не меньше, чем в зале, стоял звон пивных бутылок, а парни, включая продюсера группы Эндрю Олдхэма, живо обсуждали прошедшее шоу.
– О-о, смотрите, это же Егор! – поднялся мне навстречу Мик. – Пиво будешь?
– Хм, пиво… Да ладно, давай, от одной бутылочки ничего ужасного не случится.
– Да и от двух тоже, – хмыкнул Кит, присасываясь к горлышку.
– Парни, я вам уже рассказывал, это тот самый русский, который спас меня от братьев Мерсеров. И кстати, надо бы вернуть им должок, Майкл Филипп Джаггер такого не прощает.
– Надо было тебе сразу заявить в полицию, – отозвался Олдхэм.
– К чертям полицию, такие же уроды, как и эти братцы. Я с ними разберусь по-своему, дай срок…
Похоже, Джаггер готов был разобраться со всем злом мира, правда, только на словах. Что ж, натура творческая, не мне его винить. Может, так оно и лучше, что он только языком молоть мастер, а то, чего доброго, не дожил бы до глубокой старости.
– Кстати, парни, Егор ещё и музыкой занимается, – сменил тему Джаггер. – У себя в Союзе он известный композитор и исполнитель.
– Серьёзно? – удивился Джонс. – Может, исполнишь что-нибудь из своего? Есть что-то на английском? – И он протянул мне акустическую гитару – дредноут Martin-D45.
Винтажная вещь, отличается громким звуком и усиленными басами, была популярна в эпоху, когда усилители и микрофоны ещё только начинали свой путь на сцену.
