Бредовость выспренно-патриотических разговоров о Родине и русских как о великой нации, которую ждет великое будущее, с вполне антисемитским душком, напоминала по стилю генерала Макашова, только тогда мой папа все это выдавал за "новое мышление". Все меньше узнавая в этом человеке своего отца, я задавалась вопросом: а правда ли он так думает, или это все напуск-ная игра? Бывали и странные моменты, когда он становился прежним; так, однажды он мне вдруг заявил: "Они хотят добраться и до тебя. Но уж тебя я им не отдам! Я тебя от них спасу!"
Он всегда говорил так, как бы не до конца раскрывая их, тех, от которых он должен меня спасать. Но он знал, что я понимаю и догадываюсь, о ком идет речь.
Прошел год, как мы перестали видеться с отцом. Я уговорила маму пойти работать. Ей повезло, она попала в ансамбль Якобсона, где стала заведовать костюмерным цехом. Более того, балетный ансамбль Якобсона был тогда в зените славы, они много гастролировали. Эти поездки, чудесный коллектив, интересная работа помогали маме не думать о своем душевном и физическом состоянии.
Однажды утром раздался телефонный звонок и совершенно подавленным голосом мой отец попросил меня встретиться с ним. Свидание было назначено в Летнем саду.
Была глубокая осень, и сильный ветер с Финского залива поднимал воду в Неве; это тревожное состояние природы перед наводнением всегда вызывало во мне чувство беспокойства. Я пришла раньше отца и помню, что, пока ждала его, у меня в голове всплывали картины детства, мои прогулки с нянюшкой, санное катание с берега Лебяжьей канавки.
Вид отца потряс меня. Он был неопрятен, с отросшей бородой и каким-то безумным взглядом. Как я ни была сердита на него, но его отчаянное душевное состояние вызывало сострадание. Отец кинулся меня обнимать, будто мы расстались только вчера, и совершенно бессвязно, шепотом рассказывать. Мы шли в сумерках Летнего сада, белые статуи, как призраки и единственные свидетели, укоризненно смотрели на нас.
С одной из немок, которые отца навещали в Парголово, он завел роман, более того, дело дошло чуть ли не до помолвки. И вот компания ее друзей пригласила отца прокатиться до Выборга на посольской машине, погулять на Финском заливе. Поездка намечалась с пикником, коньяком и заморскими угощениями.
Они едут в немецкой машине с консульскими номерами по Приморскому шоссе, проезжают первый пост ГАИ, потом второй, и никто их машину не останавливает. Немцы удивляются, хохочут: "А странно, что у нас сегодня никто не проверяет документы! Обычно гаишники себя ведут не так спокойно, а бывало, за нами и мотоциклист едет, "охраняет", наверное, это благодаря Игорю, который у нас как ангел-хранитель..." Кто-то из компании подхихикнул, а отец весь взмок от холодного пота.
"А что, правда, что вы сотрудничаете с "органами"?" - последовал вопрос.
Машина продолжала нестись по шоссе, слева стальным блеском отливала вода залива, справа мелькали сосны. Отец мне сказал, что он им признался. То ли от неожиданности всей ситуации, то ли в надежде на сотрудничество уже с другими "органами" (это мое предположение), в надежде на будущее избавление от ГБ. Где тут была игра, на кого он работал "за страх и за совесть", разыгрывая комедию двойника, я до сих пор не знаю.
В тот момент передо мной стоял бледный, совершенно истерзанный человек, но странно, что страха я в нем не почувствовала. Наверное, он думал: конечно, он работал на КГБ, и даже если станет двойником, то только для пользы дела "новой России". Ни о какой измене речи быть не может, и этот случай, а может быть, удача помогут осуществить его давнишние планы. Один из них, молодой специалист по Германии, прекрасно знающий немецкий, обещал ему помогать советами. Хорошо, что он пока еще в Ленинграде... А главное, он стал еще нужнее, еще незаменимее, еще более ценим и уважаем у них.
НЕОЖИДАННОЕ ПУТЕШЕСТВИЕ
С некоторого времени я стала замечать, что не только отпетые циники из ЛОСХа, всяческие партийные боссы не любят отца, но и старые друзья, которые так часто и весело проводили у нас вечера, сторонятся его. Он сам предпочитал заводить новые знакомства, хотя с возрастом старых друзей "на переправе не меняют". С мамой и со мной у них сохранились самые хорошие и дружеские отношения, и их отстраненность от отца никак не была вызвана разводом моих родителей. Отец стал источать из себя нечто, что инстинктивно отталкивало от него близких друзей.
Он жил одиноко и обособленно в Парголово, для многих это было странно и вызывало массу таинственных разговоров, проще сказать, сплетен. Он был явно увлечен своей ролью в столь грозном органе, каким является КГБ, и полагаю, что уже работал с энтузиазмом и увлеченно. Его бесконечные вереницы женщин завершились браком с одной из них. Звали новую жену Наталия Юрьевна, она была моложе его на двадцать пять лет, и у них родилась дочь, и теперь они втроем продолжали жить в Парголово. Казалось, что папа счастлив и с воодушевлением строит новый очаг. После нашей последней встречи в Летнем саду прошел почти год, больше он нам не звонил. Мы жили с мамой, Ванюшей и моим скучным мужем. К счастью, он надолго уезжал на гастроли, меня это очень устраивало, давало возможность спокойно работать и встречаться с милыми моему сердцу друзьями.
Шел январь 1978 года. И вот однажды раздался телефонный звонок и отец попросил разрешения зайти к нам для серьезного разговора в кругу "нашей семьи". Меня поразило определение "наша семья", которая давно отошла в прошлое. Но эти слова, сорвавшиеся с уст отца, были сказаны неспроста. Отец принес письмо от своей родной тетушки Ирины из Швейцарии, которая умоляет его приехать в Женеву, где живет вторая и старшая из двух сестер моей бабушки - Ниночка.
Тете Нине было уже 97 лет, и она хотела познакомиться с племянником. В письме говорилось, что все формальности с приглашением будут скоро закончены и отец получит его по почте. Весь вид отца выражал растерянность от неожиданной перспективы поехать впервые "за кордон". Он стал нам говорить, что никуда не поедет, что делать ему там нечего, тем более что денег на поездку у него нет. Вид у него был жалкий. И казалось, что в его голове прокручивалось своеобразное кино, мелькали кадры какого-то нового фильма, с пока еще неизвестным концом. Но я заметила, что идея поездки его увлекала. Новая авантюрная театральная постановка начинала рождаться в его голове. Меня удивила внезапность возможности такой поездки, тетушек можно было повидать и раньше. Может быть, это они решили, что отец готов для поездки в гости к родственникам. С нами можно было уже не советоваться, ведь у него была законная жена и маленькая дочь.
- А при чем здесь мы? - спросила я отца.
- Я поеду только в том случае, если ты, Ксюша, переедешь на время моего отсутствия в Парголово.
Столь странного поворота я не ожидала.
- А как же Наталия Юрьевна и Дунечка?
- Я их отправлю в Волгоград, к матери Наташи. Бабушка давно хочет пожить с Дуней, и они с удовольствием проведут двадцать дней на Волге.
Насчет удовольствия жить зимой в голодном Волгограде я сильно сомневалась, а вот почему он хочет их "сплавить", я не понимала. Чем-то они могли ему помешать в его отсутствие. Не хотел он свой "дом с привидениями" оставлять на молодую жену.
Я лихорадочно соображала и представляла все подвохи и западни, в которые могла попасться, приняв предложение пожить у отца двадцать дней. Но как я ни думала, ничего подозрительного на ум не приходило.
И я согласилась. Мама меня потом всегда за это корила.
Получение приглашения, документов, сбор соответствующих бумаг в Союзе художников (характеристика плюс согласие жены) и оформление всего этого в ОВИРе заняло месяцев пять. Все было готово к началу октября. Виза была выдана на двадцать дней. Семью свою еще в конце августа он отправил на Волгу и начал закупать продукты. Кто-то ему сказал, что нужно ехать со своими консервами. Один из двух чемоданов был забит "завтраком туриста", колбасой и сгущенным молоком.
