- Ну и что из этого следует? Его друзья - диссиденты, инакомыслящие... При чем здесь иностранные разведки?

Удивление мое было неподдельным, я никак не могла понять связи одних с другими.

- А на какие же деньги живут и пишут все эти так называемые "инакомыслящие"? Они же, кроме как своей болтовней на радио "Свобода" и в журнале "Континент", денег не зарабатывают! Платит им кто? - В его тоне сквозило, что я знаю источники, связи, пароли, явки и многое другое... но пока "стесняюсь" сказать. - Не надо ему слишком шуметь, все эти письменные заявления, протесты. Я советую вам, Ксенечка, на него повлиять.

- Этого я никогда делать не буду! Да если я даже попыталась бы, Никита меня бы не стал слушать и был бы крайне удивлен моим поведением, - ответила я.

- Коли так, то существует другой путь. Будьте антисоветчицей сами, подстройтесь под его жизнь, красных флагов не вывешивайте, не надо этого... наоборот, станьте инакомыслящей. Мы это поймем. Ход умный. Наблюдайте, сближайтесь с его друзьями. Что вы думаете, у нас таких на Западе нет?

Голос "николая ивановича" был ровным и абсолютно уверенным. Странно, но в какой же момент наших разговоров произошел этот незаметный переход на настоящую вербовку?

- Как вы можете мне предлагать все это? Ведь это означает, что я должна следить и доносить на Никиту и его друзей. Я на это не пойду!

- Зачем так резко ставить вопрос. Это для его пользы. Он сможет сюда приезжать, ему нечего будет бояться. Надо быть только потише в своей деятельности с такими, как Буковский, Амальрик... - продолжал настаивать "николай иванович".

- Я говорила уже, что приезжать он сюда не хочет и не может. А в остальном я абсолютно не могу быть вам полезной.

- Хорошо, оставим пока это, но мы еще вернемся к этому разговору. Жаль, очень жаль, что вы не хотите нам помочь. С вашим характером у вас бы великолепно получилось. Скажите мне честно, неужели вы и вправду так влюблены в него? Вы же авантюристка! Это я чувствую. - Он вдруг заговорил игривым голосом.

- Кто вам сказал, что я авантюристка? Может быть, мой отец, это его домыслы? Откуда у вас это слово, из наблюдений за моей жизнью? И почему у вас возникают сомнения в искренности наших с Никитой отношений? Вы подозреваете, что я готова пойти на все, лишь бы уехать на "райский запад". Это ошибка с вашей стороны. Я люблю и ценю покой и правду в отношениях.

Всё, что выплеснулось из меня в этот момент, вероятно, пойдет не на пользу, подумала я. Но так даже лучше.

- Как вам сказать, Ксения Игоревна? Ваш отец считает, что эта любовь у вас скоро пройдет. И он за вас спокоен в этом плане. Но что касается всего остального, он не уверен, что вы сможете по-настоящему вжиться в париж-скую жизнь, особенно в эмиграцию. Он очень хочет вам помочь! И как бы не сложился ваш возможный брак с Кривошеиным, он сумеет по своему опыту, знанию языков быть хорошей вам опорой. Если он там окажется, всем будет хорошо.

Боже, вот, оказывается, какие многоступенчатые планы строят они, с ужасом подумала я.

- Может быть, но не уверена... Я знаю моего отца, у него патологическая страсть со всеми ссориться и всех сталкивать лбами. С Никитой ему было бы трудно сойтись. Знаете, я устала от ссор и разводов. История взаимоотношений моих родителей всем тяжело далась, мне жаль мою мать, и я люблю моего сына, который, к сожалению, не сможет поехать со мной. Почему? - резко поставила я вопрос.

- Почему? - будто эхо, повторил он задумчиво. - Вы ни в коем случае не должны думать, что он остается заложником. Многое будет зависеть не только от вашего бывшего супруга и его заявления, которое он вам подписал... - Всё было ясно! Мой секрет полишинеля им известен. Неужели В. тоже на крючке у них? - Не спешите, времени у нас впереди много, очень много. Обдумайте наш разговор, может быть, по-другому пройдет наша следующая встреча. Ваше резкое "нет", надеюсь, сменится на что-то другое.

Он встал, я поняла, что наша беседа завершилась. По красным дорожкам мы молча дошли до лифта, я старалась не смотреть ему в лицо и ничего не произносить. В вестибюле он протянул мне руку, вяло пожал и совершенно официальным, сухим тоном, уже без голосовых нюансов, сказал: "До свидания, Ксения Игоревна. Я вам еще позвоню... А кстати, у вас есть мой номер телефона. Надумаете - звоните".

Я шла по Невскому проспекту, и весь разговор с "николаем ивановичем" прокручивался в моей голове как магнитофонная лента. Все ли я правильно говорила, в чем я себя могу упрекнуть, не поймалась ли я на удочку? Вроде нет. Ну, а если так, то надо немедленно отказаться от поездки! Я никогда не смогу пойти по тому позорному пути, на который они меня толкают. Нужно сходить в ОВИР и забрать документы. Никите просто скажу, что мне отказали, он не удивится.

Мысли и возможные решения преследовали меня вплоть до двери нашей квартиры. Я вошла и увидела неожиданно отца, сидящего в нашей столовой и пьющего чай вместе с мамой. Иванушка уже спал в своей постели. Вид у меня был, вероятно, странный, отец на меня посмотрел с беспокойством.

- Что случилось? - был его первый вопрос.

- Хочу тебе сообщить, что я отказываюсь ехать к Никите! Завтра пойду в ОВИР забирать бумаги и позвоню в Париж.

Мой решительный тон насторожил отца еще больше.

- В чем дело, тебе сообщили что-нибудь неприятное? Вы с Никитой поссорились? - стал он испуганно задавать мне вопросы.

- С Никитой всё в порядке. Да только твой "консультант по эмиграции" предложил мне следить и доносить на него!

- Какие идиоты! - воскликнул отец, вскочил, стал бегать по комнате. - Я же им говорил, чтобы они к тебе не приставали с подобной чепухой. Ты не тот человек! Какой примитив мышления!

Он хватался руками за голову, бил указательным пальцем по лбу, определяя этим жестом весь пещерный ум "николая ивановича".

Мало ли что ты говорил им, подумала я, а может, они рассчитывают на нечто другое и не считаются с твоим мнением. У тебя свои планы, а у них свои.

- Нет, я прошу тебя, убедительно прошу, ничего не предпринимай! Вот так, сгоряча, ты наломаешь дров. Все будет хорошо, и пожалуйста, без глупостей. Сейчас уже поздно, но завтра я позвоню в Москву, у меня там есть с кем проконсультироваться. Что этот тип тебе еще говорил? - Отец старался успокоиться, а главное, утихомирить меня.

- Говорил, что Иван может стать заложником, если я буду плохо себя вести.

- Слушай, Ксюша, ты знаешь, что я тебя люблю больше всех на свете, я тебя никогда не подводил, не предавал. Будь умницей и поверь мне! Только об одном помни, всегда - ничего не подписывай с этими людьми. Если они тебе будут предлагать подписать... нечто... ну, да ты поймешь, о чем идет речь. Умоляю, не подписывай! А решать, конечно, тебе, я не хочу быть виновником твоих страданий.

Вид у отца был жалкий, побитый, он выглядел не победителем, а побежденным.

Засыпая, я молилась Господу о том, чтобы искушения и испытания, выпавшие на нашу с Никитой долю, не сломили нас. Чтобы мы могли встретиться, поговорить обо всем, без страха быть подслушанными телефонистками. Молилась о том, чтобы Господь защитил Ивана и меня, сохранил нас вместе и не разлучил навсегда, чтобы козни дьявольские не коснулись нашей жизни.

Город мой состоит из руин красоты

Он белеет и тает как призрак.

Полуночь, полудень,

Запах гнили воды из каналов

Вперемешку с черемухой горклой...

В предрассвете зари полечу за мостом,

Тот, что перекинут через реку.

До банальности захваленная белая ночь,

Приземлюсь, с рекою побеседую.

А на той стороне, за другим мостом,

Третий справа - это мой дом.

Если сжаться в комок,

Превратиться в платок,

Подстелиться под дверь и пролезть...

Я увижу других,

Я услышу чужих,

Запах мой не узнаю в своей колыбели...

До банальности захваленная белая ночь,

Не укроешь ты пологом колыбельным.