Императрица отпустила руку Иннин и, повернувшись на другой бок, уставилась куда-то неподвижным взглядом.

Девушка поднялась на ноги — колени у неё слегка дрожали.

— Тех, кто может любить, ждёт безумие. Тех, кто нет — принятие своей горькой участи в полном рассудке и здравой памяти, — сказала Императрица, больше не поворачиваясь к ней. — Но я всё же хотела, чтобы моя дочь оказалась в числе первых…

Иннин вышла из залы и прислонилась к широкой колонне, вершина которой терялись под мрачными сводами коридора.

«Ну и что вы хотели мне этим сказать, госпожа Даран?» — подумала она как-то отстранённо.

А Даран, тем временем, склонялась в низком поклоне перед принцессой.

Та, как и следовало ожидать, была в бешенстве, которое научилась скрывать на людях, однако регулярно изливала на Верховную Жрицу, призывая её в свои покои и выгоняя всех слуг.

— Сколько это будет продолжаться? — спросила она. — Я спрашиваю тебя, Даран, до каких пор?!

— Госпожа, артисты, устроившие представление на площади Нижнего Города, уже схвачены и будут казнены, — флегматично ответила та.

— Мне этого мало! Разве это наказание?! Они прекрасно знали, что их ждёт верная смерть, однако пошли на это ради удовольствия высмеять меня, облить грязью! — выплюнула принцесса. — И они получили своё! Они торжествуют, а не я!

— Госпожа, они получат своё наказание после смерти, навеки оставшись в пламени Подземного Мира без права на перерождение.

— Да плевать я хотела на загробный огонь! — выкрикнула принцесса в каком-то бессильном и злом отчаянии. — Я хочу, чтобы огонь здесь и сейчас сжёг всех тех, кто посмел открыть рот и засмеяться, кто смеётся не только на площади, глядя на кукол, но и в темноте своей спальне. Мне нужны показательные казни. Не одна и не десять, а сотни и тысячи. Пусть я опустошу половину государства, но вторая половина после этого не посмеет открыть рот!

— Вы прекрасно знаете, что это невозможно, госпожа. Приказы подобного рода имеет право подписывать лишь Светлейшая Госпожа, которой пока что является ваша мать.

Ярость на лице принцессы внезапно утихла, уступив место деятельному и мрачному сосредоточению.

— Лютая и ненавистная народу Императрица всё же лучше, чем безумная. Ты так не считаешь, Даран? — Таик пронзила Верховную Жрицу тяжёлым взглядом своих карих глаз. — Я могу понять, отчего в народе царят такие настроения. Во дворце, фактически, две правительницы, и одна из них сумасшедшая, а вторая не имеет всей полноты власти. Вот отчего простолюдины так распоясались. Ты можешь осуждать мою политику, но не можешь не согласиться, что ничто не действует на государство так губительно, как раздробленность власти. Нужно, чтобы всё это поскорее прекратилось. Ведь так?

Последнее слова она произнесла почти что вкрадчиво.

Это был уже не первый намёк на то, что Императрице следует скончаться как можно быстрее, и на этот раз Даран решила ответить прямо.

— Восемь лет назад я помогла вам добиться ваших целей и, тем самым, возможно, взяла на себя ответственность за то, что Госпожа окончательно погрузилась во мрак безумия. Не требуйте от меня большего.

— Только не произноси громких слов про то, что не можешь отнять жизнь у своей Госпожи, — раздражённо взмахнула рукой принцесса.

«Это не громкие слова. Если я убью своими руками или руками моих слуг женщину, с которой связана многолетними нерушимыми узами, то тем самым многократно приближу собственный конец, — подумала Даран. — Но дело даже не в этом. Может быть, я бы пошла на это. Однако мне нужно, чтобы Иннин получила мой титул одновременно с тем, как новая Императрица взойдёт на престол, потому что я уже слишком стара для новых уз, и я их не хочу. А она ещё совершенно не готова, и я ничего не могу с этим сделать… До чего же тяжело зависеть от другого человека, от его характера, прихотей, заблуждений и ошибок! Вероятно, это наказание за мою самонадеянность, за то, что я всегда привыкла полагаться на одну лишь себя».

— Дождитесь естественного хода вещей, Госпожа, — вслух посоветовала она, чуть прикрыв глаза. — Так будет лучше. Не гневите Богиню, замышляя ужасные вещи против той, кто дала вам жизнь.

— Что, если естественного хода вещей придётся ждать ещё двадцать лет? — Голос у принцессы внезапно стал усталым. — Я взойду на престол старухой, немногим лучше той, в которую превратилась сейчас моя мать.

В иные моменты Даран становилось даже жаль её.

«Есть вещи, в которых она не виновата, — думала она. — Тень безумия и мрака, в которые погрузилась Императрица, простёрлась и над нею, потому что запрещённая магия, которую использует мать, всегда отражается на её детях, в первую очередь, на любимых».

— Не стоит преувеличивать, — спокойно сказала Даран. — В любом случае, сейчас вам следует заняться вещами, которые, смею думать, будут более приятны, нежели казни. В ближайшие год-два вы должны будете подарить стране наследницу, которую ждали так долго. А пока что окружите вашего будущего мужа любовью, чтобы он не страдал так сильно от тоски по родине.

— Именно это я и делаю, — глухо промолвила принцесса. И приказала, позвав слуг: — Подайте мне списки приглашённых на приём.

Бегло просмотрев бумаги, она скривилась, задержавшись взглядом на имени Сорэ Саньи. Это оскорбление пришлось стерпеть — сейчас все силы были отданы тому, чтобы восстановить в глазах народа величие и славу императорского дома, и деньги заносчивой, самолюбивой, однако обладавшей талантом в финансовых делах Эсер Саньи были нужны.

Но вот Хайнэ Санья…

Краска бросилась принцессе в лицо — она видела этого человека всего дважды, и оба раза испытала по его вине унижение.

В первый раз он, тогда ещё мальчишка, устроил во дворце переполох, и простолюдинка с её оскорбительными, наглыми пророчествами сумела проскользнуть в покои Императрицы.

Во второй… даже вспоминать об этом не хотелось.

Но если бы какой-то другой, менее знатный, чем Хайнэ Санья, человек посмел дотронуться до Онхонто раньше, чем это сделала она, принцесса, то он бы уже лишился рук.

— Кто подписал приглашение для твоего убогого племянника, Даран? — спросила Таик, еле сдерживая негодование. — О чём думал этот человек?! Я хотела собрать для моего мужа цвет страны, самых красивых и изысканных людей, а он будет вынужден лицезреть этого жалкого калеку, любоваться на его уродство!

— Вряд ли Хайнэ станет раздеваться посреди зала, полного людей, — невозмутимо ответила Даран. — А на лицо он совсем не уродлив, скорее, наоборот. Он Санья, Госпожа. Сила божественной крови так велика, что победила даже течение болезни, не позволив ей превратить Хайнэ в совершенного урода. Подумайте об этом. Он Санья, — многозначительно повторила Даран.

«И за это я ненавижу его больше, чем за что-либо иное, — подумала принцесса с яростью. — Какого демона она заговорила про эту проклятую божественную кровь?!»

При упоминании об этом у неё задрожали руки. А ещё захотелось взять кинжал и рассечь Санье вену — чтобы посмотреть, что за удивительная кровь будет хлестать из раны. Отличается ли она на вид, на вкус, на цвет от обычной? Что в ней такого?!

Божественная…

Глупые легенды, сказки для бедных.

— И что с того, что он Санья? — раздражённо спросила Таик.

— То, что неплохо будет напомнить господину Сорэ, а заодно всей его семье, о существовании других Санья, которые не переметнулись на сторону его матери и не сбежали под её опеку в Канси, а остались верны императорскому дому, — многозначительно сказала Верховная Жрица.

Ярость принцессы как рукой сняло.

— Тут ты, пожалуй, права, — была вынуждена признать она. — Хорошо. Пускай явится на приём. Хотя мне интересно, конечно, что он собрался здесь делать. Будет показывать то, что сотворила с ним болезнь, подобно карликам-уродцам, которые демонстрируют свои увечья простонародью за деньги?

Она криво усмехнулась.

— Посмотрим, — сказала Верховная Жрица. — Посмотрим.