- Милая моя. Я тебя умоляю, расскажи все по порядку. Я должен тебе помочь. Тебе все должны помочь.

- Мне никто не сможет помочь. Никто.

Олла отбросила прядь волос со лба и, сжав зубы, процедила:

- Скоро Корио не будет...

Я ухватился за металлическую раму экрана.

- Ведь ты же сказала, что он жив и чувствует себя хорошо...

- Да... Но...

Я видел, как сестра не выдержала, слезы брызнули из ее глаз, и, закрыв лицо ладонями, она исчезла из поля зрения видеотелефона. Я продолжал звать ее, кричал в трубку, грозился пожаловаться на операторов, пока, наконец, на экране не появилось строгое лицо молодой девушки, которая сказала:

- С вашим корреспондентом очень плохо. Она не в состоянии продолжать беседу. Ее увели в лабораторию первой медицинской помощи. Эмоциональный срыв, - добавила девушка грустно, и экран погас.

По местному телефону мне сообщили, что первый плазмодин отправляется в Москву завтра в пять утра.

2

Поднимаясь по трапу в самолет с плазменным двигателем, я нечаянно толкнул локтем пассажира, шедшего впереди меня. Он обернулся, и я узнал Онкса Филитова.

- Решил покинуть юг? - спросил я безразлично, думая совсем о другом.

- Как бы не так, - проворчал старик. - Получил телефонограмму срочно выехать в Совет.

- Появилась необходимость что-нибудь или кого-нибудь срочно раскритиковать? - почти с раздражением спросил я. На душе у меня было очень плохо.

- Что-то важное. Ты ведь знаешь, по пустякам из отпуска не вызывают.

Когда мы заняли места рядом, Онкс наклонился ко мне и прошептал:

- Я, кажется, догадываюсь, в чем дело.

- Ну?

- В этой проклятой погоде. Перед отъездом из Москвы у нас в совете говорили о том, что началось интенсивное таяние льдов в Антарктиде и Гренландии.

Я вопросительно посмотрел на Филитова.

- Это грозит большими бедствиями. Представляешь, что будет, если уровень воды в океане поднимется метра на четыре?

- Для этого нужно, чтобы растаяли все льды Гренландии и Антарктики.

- А если они действительно растают?

- Не вижу оснований, - возразил я, поудобнее усаживаясь в кресле.

Вначале заревели обычные реактивные моторы, а когда самолет поднялся на высоту около двадцати тысяч метров, были включены плазменные двигатели, и в салоне установилась тишина, рассекаемая еле уловимым свистом мощного потока ионизированного газа.

Я то и дело поглядывал на ручной хронометр, и мне казалось, что машина приближается к Москве слишком медленно. Внизу, на необъятных просторах, земля была не белой, как обычно зимой, а грязно-серой. Таял снег, таял в январе. А над плазмодином простиралась пурпурная бездна, пронизываемая оранжевыми полосами из-за горизонта, где поднималось солнце.

Я так и не успел попрощаться с Онксом на аэродроме. Одним из первых мне удалось вскочить в монорельсовый электровоз, который тут же помчался к центру Москвы.

Я удивился, когда обнаружил, что моя квартира заперта. Дома никого не было.

Я очень удивился, когда соседи сообщили мне, что Олла ушла на работу. Значит, она не могла оставаться одна. Отпуск превратился для нее в муку, и она решила вернуться к своей химии физиологически-активных полимеров...

Я застал ее в лаборатории, в белом халате, сосредоточенно рассматривающей окраску какой-то жидкости в пробирке. Она нисколько не удивилась моему появлению. Глотнув из стакана какую-то жидкость, наверное лекарство, она произнесла спокойным бесцветным голосом:

- Случилось большое несчастье, Авро... Несчастье, которое грозит всем нам, всем людям на Земле большими бедствиями...

Она встала и подошла к стеллажу с книгами.

- Вот смотри, - протянула она мне листок бумаги, на которой были нарисованы четыре линии - красная, синяя, зеленая и желтая. - Это мне оставил Корио. Он сказал, что ты все поймешь. Красная линия показывает рост среднеземной температуры по дням. Синяя - рост влажности в атмосфере. Зеленая - интенсивность ультрафиолетового излучения Солнца. Желтая - интенсивность инфракрасного излучения. Смотри, как круто кривые ползут вверх. С каждым днем активность Солнца возрастает...

Я посмотрел на кривые. На горизонтальной оси было отложено девяносто интервалов, соответствующих девяноста дням. На вертикальной оси были показаны результаты измерений температуры, влажности и интенсивности радиации. За последние три месяца кривые круто поднялись вверх. Я с удивлением взглянул на Оллу.

- Ты сам должен понять, что случится, если так будет продолжаться.

Я кивнул и затем спросил:

- А при чем здесь Корио?

- Не торопись. Научные сотрудники из Центральной службы Солнца установили, что так будет продолжаться в течение года. За январь месяц активность Солнца увеличится еще в два раза. Начнется невиданное в истории человечества стихийное бедствие. Начнут испаряться океаны, таять льды, Земля будет окутана плотной пеленой из водяных паров, сквозь которые будут проникать лишь тепловые лучи, создавая на поверхности невыносимые для всего земного температурные условия... Будут затоплены города, порты, океаны вырвутся на просторы равнин...

Олла склонилась над микроскопом и на мгновенье умолкла.

- Трудно себе представить, - прошептала она, - какие будут жертвы... Смогут ли люди все это перенести... Еще никто не знает, какие меры следует предпринять. Надвигающееся бедствие застало человечество врасплох.

Я облизал пересохшие губы и хотел было спросить, какое отношение ко всему этому имеет Корио, но теперь, перед лицом картины, которую мне нарисовала Олла, вопрос показался мне и ненужным и ничтожным.

- А что известно о причинах повышения активности Солнца?

- В своем движении во вселенной Солнце и вся наша планетная система попали в густое облако водорода. Яркость Солнца возрастает с каждым днем. По данным спектрального анализа, мы пересечем область максимальной плотности водорода через четыре месяца...

Мне стало жарко, я подошел к окну. Впервые за свою жизнь я посмотрел на Солнце с ненавистью. Утреннее, оранжевое, оно казалось зловещим.

- Я уверен, что наши ученые что-нибудь придумают.

- Я тоже уверена. Особенно в отношении Корио. Но я его так люблю...