Таким может быть имущество в хозяйстве со скромными средствами и одним работником в семье. У Давида и некоторых других имущества гораздо меньше; кое у кого несколько больше. Если в одних домах больше людей, то это не значит, что больше и вещей.
Площадь дома Петера Сокиассена примерно восемь на десять футов, и я не могу выпрямиться в нем во весь рост. Так вот, в этом доме живет четырнадцать человек; конечно же, они не могут иметь много свободного места для вещей. В семье три охотника, у каждого из них каяк, однако на всех только пять собак и одни сани.
И все же как ни мало значат вещи в Гренландии, сама бедность, в какой живут многие из эскимосов, теснота домиков свидетельствуют об изменениях и, можно сказать, о прогрессе. Гренландцы постигли первый основной принцип прогресса: у них частная собственность. Все эти домишки отражают стремление людей отделиться, чтобы индивидуально пользоваться всем тем, чем в наше время они имеют удовольствие владеть на правах собственности. Пусть это засвидетельствует один из них. Я приведу слова молодого гренландца, который в третьей четверти прошлого столетия писал следующее:
"В детстве я никогда не покидал Какертока и рос, совершенно ничего не зная об условиях жизни в других местах. Поэтому долгое время я не имел представления о бедности моих соотечественников. Но теперь, достигнув зрелости и много поездив, сделал следующие наблюдения: гренландцы начали жить более раздельно и соответственно уменьшили свои дома. Думаю, что в этом причина их упадка, потому и пишу эти строки, так как хочу, чтобы они как следует подумали над необходимостью снова жить вместе, взаимно любить друг друга и помогать друг другу. Когда ребенком я жил в Какертоке, там были очень большие трехоконные дома, обитатели их любили друг друга, помогали друг другу добывать все, что составляет основу жизни. Если в каяках появлялись течи, их, бывало, вносили в дом по три штуки зараз, чтобы зашить и высушить. Когда каяк обтягивали шкурой, это делалось в помещении. Все жившие в доме оказывали друг другу поддержку, не обращаясь за помощью к европейцам. На всех была одна общая кладовая, и обычно самая старая женщина следила за запасами. Весной, отправляясь на далекие острова или в места рыбной ловли, они брали с собой палатки и жили в них. Видя, как хорошо живут мои земляки, я считал, что по всей Гренландии люди пребывают в таком же благополучии. Убеждение мое усиливалось во время прибытия судна. Все жители округи собирались в Какертоке, чтобы посмотреть на судно, и разбивали на берегу свои хорошие палатки.
Упадок гренландцев - следствие отказа их от прежней совместной жизни в больших домах; в этом причина их нужды. С другой стороны, некоторые считают, что причиной перехода гренландцев к раздельной жизни послужило то, что они стали покупать европейские лакомства и одежду. Родственников уже не устраивала взаимопомощь и общая собственность на вещи, от которых можно получить лишь кратковременное удовольствие. Когда для одних такое удовольствие кончалось, для других оно только наступало. Первые сердились и обижались, и в этом, возможно, причина того, что они расходились. Но мы осуждаем такое решение, так как эти люди не принимают во внимание того, что следует за весельем и что за нуждой".
Ни того, что следует за так называемой цивилизацией, хотя я и пытался не раз рассказать им об этом.
- В Америке, - начал я, обращаясь к друзьям, задававшим мне часто множество вопросов о нашей жизни, о том, что у нас есть и сколько что стоит, - в Америке почти все работают на кого-нибудь. Есть, скажем, человек, которому принадлежит автомобильный завод, и на заводе сто тысяч человек, которые на него работают.
Эти люди только изготовляют автомобили, вот как вы только охотитесь. Случается, что кладовщик человека, которому принадлежит завод, приходит к нему и говорит: "Автомобилей больше не покупают. У людей достаточно автомобилей". "Хорошо, - отвечает этот человек, - пойди и скажи девяноста тысячам рабочих, что они мне больше не нужны". Тот так и делает. Тогда рабочие пытаются получить другую работу, но другой работы они делать не умеют. Да, кроме того, есть еще сотни тысяч других людей, ищущих и не находящих работы. Ну что ж, они идут домой. Они голодны. Но в Америке вы не можете пойти и убить тюленя или оленя: их там нет. Кроме того, вся земля кому-нибудь принадлежит. Ходить можно только по дорогам. Застрелить эти люди ничего не могут, поэтому они идут в лавку, чтобы купить еды. Хозяин лавки говорит им: "Если вам нужна еда, то вы должны мне за нее заплатить". - "Но, - отвечают они, - у нас нет денег, так как у нас нет работы". - "Значит, вы не получите еды". Они идут домой. А дома застают человека, который их ждет. Он говорит: "Вы должны заплатить мне, если хотите жить в этом доме".
- Как, - спрашивает кто-то из слушателей эскимосов, - разве дома не принадлежат этим людям?
- Нет. И вот им приходится уходить из дому, и они не могут пойти на чью-нибудь землю.
- Что же они делают?
- Ну, люди дают им несколько эре или они получают немного из муниципальной кассы. Вот и все. Им конец.
Собеседники сидят, уставившись на меня, смотрят друг на друга, пораженные, с недоверием.
- Ну, - говорит кто-то от имени всех, - я думаю, что в Гренландии все в порядке.
XXVII. О ВЗАИМОПОМОЩИ
Та любовь и взаимопомощь, о которых писал молодой гренландец, должно быть, в свое время были трогательными. И та и другая составляют основные черты жизни первобытных общин; они исчезают с наступлением прогресса. В современной Гренландии от них сохранились лишь остатки. Тем не менее чужестранец поступит правильно, умерив гордость, испытываемую им при мысли о собственной щедрости, если он призадумается над бесчисленными случаями бесплатной помощи, которую ему постоянно оказывают эскимосы.
В Игдлорсуите выгрузили на берег прибывшие для меня вещи; их немедленно взваливает себе на плечи целая толпа и в одно мгновение доставляет ко мне в дом. Если даже предположить, что для жителей поселка вскрывать ящики и переносить их содержимое в дом интересное занятие, то все равно они помогают мне. Это обязательно должно быть интересным занятием: тот, кто получает от него пользу, должен сделать его интересным. Должен, да, но в обществе, стоящем на низкой ступени развития, когда помогают друзья и соседи, это не столько обязанность, сколько подходящий случай. Вы встречаете гостей; естественно, что за этим должно последовать угощение.
Празднество, каким была отмечена установка стропил моего дома, несомненно, ведет свое начало от пира, устраивавшегося в старину в Европе и в Америке по случаю завершения общинных работ по строительству каркаса дома. Постройка моего дома в Игдлорсуите была как раз такой общинной работой, потому что каждый день, а в последний особенно, моя маленькая наемная бригада пополнялась множеством бесплатных рабочих. Как девушки и женщины сбежались толпой в этот последний день, чтобы помочь убрать! С какой охотой они лазали по горам собирать ползучие растения и яркие цветы для гирлянд! С какой гордостью украшали дом! Это был их праздник.
К сожалению, всеобщий интерес к дому, бывший мне в тягость, вызывался любопытством, предвкушением удовольствий и пользой от созерцания работы американского плотника, тем, что я казался им занятным, сигаретами и табаком, всем, чем угодно, но только не общинным духом. Потому что один из гренландцев, возводивший домик неподалеку от моего, сам копал тяжелые дерновины и таскал их на спине, накладывал их на стены, и никто не протянул ему руку помощи.
Но за работу, невыполнимую в одиночку, берется бесплатно столько народу, сколько потребуется. Все помогают вытаскивать тяжелую лодку на берег или отгонять лед, когда в начале осени он угрожает стоящей на якоре лодке или пристани. Работа по обтяжке шкурами каяка, о которой писал молодой гренландец, и сейчас производится бесплатно отборной бригадой женщин. Это срочная работа: шкуры мокрые, сшить их нужно раньше, чем они высохнут и сядут. Работницам может быть предложена на обед большая кастрюля полной комков тепловатой каши из овсяной муки. Такой обед - праздник.
