Мелкий кривой почерк выводил на пергаменте следующее:

«Прости, что не предупредил. Потому что если бы ты сказала „нет“, я бы остался, так и не решившись. Но так дальше продолжаться не может. Ситуация с Алексом /клякса/ с тобой, что-то поменяла во мне. Я мог бы и дальше жить в постоянной весне, как гребаный мартовский кот, но это несправедливо по отношению к тебе. И теперь мне просто нужно время. Три месяца, как говорят в обители. Да-да, можешь смеяться, я добровольно отправился в далёкий монастырь на перевоспитание. Наставник позволил отправить одно письмо самому близкому даэву.

Надеюсь, что эти извинения — последние. Я стану лучше, увидишь.

Искренне /клякса/ с любовью, Ю.»

Алетейя трижды перечитала письмо. Брови девушки взметнулись в изумлении.

Прижав письмо в груди, она смотрела в пустоту, не замечая набежавших на глаза слёз.

— Дурак… какой же ты дурак… я ведь люблю тебя любым, зачем…

Прежде, чем шиго удалился по своим делам, целительница успела упросить его передать краткую весточку обратно, посулив хорошее вознаграждение. Но мысли никак не хотели укладываться в слова, и уж тем более выливаться на бумагу. Потому Алетейя попросту стянула с волос скреплявшую их ленту и попросила передать это отправителю, надеясь, что туда, где он сейчас находился, допускают получение почты.

Три месяца в обители прошли как три года. Юстиэль проклинал всех и вся, несколько раз порываясь бросить всё. Особенно после требования наставника избавиться от „всех лишних железок в теле“. Пришлось снять пирсинг и с брови, и вытащить пару колечек из сосков, что с боем удалось поставить Алетейе.

И каждый раз упрямство удерживало его на месте. Принесённая курьером лента прочно обосновалась на запястье, спрятанном под широким рукавом строгого облачения. Все открытые доспехи с красивым узором, демонстрировавшие тело, остались дома в шкафу, сменившись на просторный балахон легионовской формы. Знамя — единственное, что осталось от прошлой жизни.

В Интердику целитель вернулся глубокой ночью, уже не путаясь в длинных полах своего одеяния и скрывая лицо под капюшоном. Юстиэль мялся на пороге дома Алетейи довольно долго и кусал губы, напряжённо обдумывая, что скажет. Но даже сделав несколько глубоких вдохов, ничего путного не придумал. Занесённая для стука рука так и зависла в воздухе.

Целительница, против обыкновения, оставшаяся у себя дома, не спала. Тускло светила лампа, озаряя желтым сиянием рабочий стол. Девушка сосредоточенно выводила на листах ровные буквы, заполняя очередные бумажки. По левую руку высилась уже стопка подобных, а по правую — ещё несколько чистых. Дело явно подходило к концу. Тея оторвалась на миг, потянувшись и бросила взгляд за окно.

„Так поздно…“

Осознав, что она целый день провела в четырех стенах, девушка решила выйти хотя бы подышать свежим воздухом. Насколько это было вообще возможно в Интердике. Накинув поверх домашнего платья теплый халат, добытый как трофей в Базе Рентаса, Тея погасила лампу, явно не нуждаясь в её свете для того, чтобы выйти наружу.

Отринув идею постучаться посреди ночи, Юстиэль был готов развернуться и отправиться к себе на ночёвку, как дверь открылась сама собой. Целитель вздрогнул и невольно отступил на полшага, явно не ожидая подобного исхода событий.

— Тея? — он напряжённо всматривался в темноту, силясь разглядеть знакомые черты, которые много раз видел во сне, пока пребывал в обители. — Я вернулся.

Последняя фраза прозвучала глухим шёпотом с виноватой интонацией.

Алетейя медленно подняла голову. Словно до конца не веря в услышанное, предполагая, что ей почудилось. Что измученное ожиданием сознание сыграло с ней злую шутку. Но всё было взаправду.

— Юс… — сама не заметив как, девушка бросилась на шею целителю, сдергивая с него капюшон и всматриваясь в лицо, — Я так скучала…

Руки обхватили за поясницу, бережно обнимая. На показавшемся из-под рукава запястье красовалась розовая лента. И столько нежности было в этом простом прикосновении, что на миг перехватило дыхание.

Он был всё тот же — разве что чуть бледнее, а отросшие светлые волосы были собраны в небрежный, растрепанный из-за капюшона хвост. Изогнутые до этого к низу губы мягко улыбнулись, отчего в зелёных глазах заплясали знакомые искорки. Взгляд, в первые секунды показавшийся странно-тусклым, обрёл привычный блеск.

— Я тоже скучал, — прошептал Юстиэль, — Но теперь я от тебя никуда, разве что сама прогонишь.

Целитель тихо засмеялся.

— Глупый… — целительница укоризненно глянула на Юстиэля, но надолго её не хватило, губы снова расплылись в счастливой улыбке. — Ты же знаешь, что я люблю тебя… Пойдем домой, ты наверняка отдохнуть хочешь… Есть будешь? Я, правда, в последнее время мало готовлю, но могу сообразить что-то на скорую руку.

Тея потянулась к волосам, перебрасывая через плечо толстую косу. С тех пор, как она отправила Юстиэлю ленту, девушка принципиально делала другие прически.

А тот разжал объятия и осторожно приподнял её лицо за подбородок, чтобы наклониться и поцеловать в губы. Забытые ощущения зарядом тока пронеслись вдоль спины, когда Юстиэль выпрямился, машинально касаясь своего запястья. Коса Теи напомнила о том украшении, что он носил почти три месяца.

— Я обойдусь чаем. Ведь зная тебя… опять погрязла в отчётах и забыла про сон, — ответил мужчина и ослабил узелок, стянув ленту, после чего вложил её в руки целительницы, — Возвращаю… она помогла мне не сдаться.

Целительница прикрыла глаза, наслаждаясь поцелуем и едва не застонала от досады, когда он закончился.

— Завяжи сам? — попросила девушка, чуть отстраняясь и поворачиваясь спиной. Пальцы ловко расплели волосы и светлые пряди волной легли за спину, — Я ждала тебя. Мне кажется, что прошла вечность.

Юстиэль растерянно перебрал пальцами водопад волос, словно видел его впервые. А когда совладал с собой — осторожно собрал их в хвост у затылка и перевязал лентой, сделав на ней бантик — почти такой же, как и был месяцы назад.

— Время тянулось ужасно медленно, — согласно кивнул целитель и сунул руку в карман своего облачения. — Я помню все девяносто дней.

Он вытащил оттуда небольшую коробку и протянул её Тее из-за плеча так, чтобы девушка могла видеть вещицу.

— Это тебе. Не букет, потому что не гулял! — серьезно произнёс целитель, но по дрогнувшему голосу было ясно — он едва сдерживает смех.

Юстиэль не мог видеть широкую улыбку Теи. Ей были безумно приятны его прикосновения, и само его присутствие рядом наполняло истосковавшееся сердце счастьем.

— Что это? — чуть удивленно спросила целительница, благодарно глянув на жреца. Что бы ни было там, хоть камешек из гор, Тея была готова хранить это вечно. Взяв коробочку, жрица обернулась и осторожно открыла её.

Внутри обнаружилось небольшое, в ладонь высотой искусственное деревце. На изящных деревянных ветвях тихо шуршали блестящие листья, выкованные из какого-то серебристого металла.

— Я там вспомнил, что раньше был кузнецом… и вот каждый лист — это день в обители, — чуть смущённо проговорил Юстиэль, переводя взгляд с Теи на свое „творение“ и обратно. — Украшения… пошли на благое дело.

Целитель машинально коснулся своего лба, отодвигая загородившую его прядь. Там в брови больше не было металлических колечек.

— Какая красота… — восхищенно выдохнула девушка, любуясь искусным изделием. — Я и не знала, что ты такое умеешь… Очень красиво, Юс!

Алетейя глянула на целителя, качнув головой.

— Я так понимаю, что и там, — девушка кивнула на грудь Юстиэля, — Тоже больше ничего нет? Ну да ладно, не страшно… Идем в дом, уже холодно становится.

— И там, — эхом отозвался жрец и прикусил губу, припомнив, какими словами называл настоятеля, когда тот затребовал снять колечки. – Рад, что тебе понравилось. Пойдём…

Они перешагнули порог, сменив прохладную сырость Интердики на тепло и уют дома, пусть и пока что тёмного. Только сейчас Юстиэль понял, насколько устал физически и морально. Наконец-то ночь сулила не бесплодные попытки уснуть и вязкую дрёму под утро, а нормальный полноценный сон.