— Алетейя! Там прибыл новый альянс, помоги… — одна из юных девушек потянула целительницу за рукав.
Вряд ли бы кто-то узнал в одетой в длинную мантию, с волосами, забранными в узел на затылке и глубокими тенями под глазами, бравую боевую целительницу, так часто заявляющую, что она волшебница.
Тея вошла в зал, окидывая новеньких цепким взглядом и сразу направилась к наиболее сильно пострадавшим.
Огромный зал с высоким потолком, невзирая на распахнутые настежь окна, весь пропах кровью. Мало кто из даэвов был в сознании, большинство пребывало на грани полета к кибелиску или окончательного растворения в эфире. А кому-то попросту дали обезболивающих настоек, чтобы боец не лишился рассудка из-за страшной боли, которую причиняли раны.
Осада закончилась страшным провалом. Мало того, что асмодиане числом превзошли силы элийцев, так в довесок еще обрушилась кара с небес в виде внезапно нагрянувшего Дерадикона. Воздушный удар был быстрым и безжалостным, разметавшим несколько альянсов в мгновение ока.
Лекари бесшумными тенями сновали по храму, пытаясь помочь и унять боль у тех, кого еще можно было спасти… или же облегчить окончательный уход безнадежным. Благо, таковых были считанные единицы. Силы целителей обычно хватало даже на самые серьезные раны, превращая кровавое, наспех перетянутое бинтами месиво обратно в даэва.
— Список? — Тея протянула руку, в которую сразу же вложили длинный свиток. Целительница привычно скользнула взглядом по строкам, но одна из них заставила девушку замереть, распахнув глаза.
«Юстиэль, целитель. Альянс пятый, вторая группа».
Жрица едва не выронила пергамент, севшим голосом спрашивая у позвавшей её девушки.
— Где? ..
Целительница махнула рукой в сторону одного из рядов с койками, того, что был ближе к окнам.
— Восьмая койка, но, — она помедлила, робко глянув на старшую, — вы бы не тратили время, тут есть ещё живые, которым можно и стоит помочь.
Она почему-то сделала странный и жутковатый акцент на слове «живые».
— Я сама решу, на кого мне тратить время! — теряя терпение, резко ответила Алетейя. И более не слушая, направилась в указанную сторону.
Целительница ожидала увидеть что угодно. За проведенное здесь время, она повидала многое. Некоторые даэвы вообще больше походили на груду мяса, нежели человека, и чего-то такого с ужасом ожидала Тея. Некстати вспомнилась оброненная как-то целителем фраза о том, что он бы доверил даже его голову из кусочков собирать…
Но голова была цела… практически. Рану на левом виске закрывал уже ставший бурым плотный бинт, из-под него торчали слипшиеся от крови пряди волос, бывшие когда-то светлыми. Вниз от бинта левую половину лица избороздили черные ожоги, шедшие по закрытому веку, скуле и до приоткрытых то ли в выдохе, то ли в стоне губ.
Эти же ожоги пересекали горло наискось, спускаясь до ключиц и расползаясь по всей груди. Хотя о последнем можно было только интуитивно догадываться, поскольку раненый был укрыт легкой простыней. Рядом на столике лежал длинная тонкая шпага, судя по всему, помимо удара с Дерадикона, это оружие тоже участвовало в нанесении ран. Какая жестокая ирония, быть при смерти от руки безымянного убийцы, к коим так тянулся и стремился.
Вдох-выдох. Собрать волю в кулак, чувства сейчас ни к чему. Есть дела поважнее.
— Я вытащу тебя, слышишь? — не удержавшись, тихо прошептала девушка, осторожно стягивая простынь, чтобы видеть весь объем «работы», — Не смей умирать… не смей без следа растворяться в эфире… не смей бросать меня…
Первым делом Тея потянулась к мужчине эфирными сенсорами, оценивая общее состояние и приходя к неутешительному выводу. Он слаб и истощен, если он умрет сейчас, это навсегда, у него попросту не хватит сил вернуться к кибелиску. У неё только одна попытка…
На него махнули рукой, это стало очевидно даже после беглого осмотра. Повязка на груди была разрезана поперек, открывая развороченные ребра, торчавшие как выгоревшие пеньки. Мышцы были прижжены до черноты, но сил на кровоостанавливающие чары лекари всё же не пожалели, бросив горе-целителя доживать последние мгновения самостоятельно.
И тут вдруг этой мешанине черно-буро-алого что-то резануло глаз. Что-то яркое, изумрудно-зеленое, отчасти напомнившее… мантру чародея? Какое нелепое и неуместное сравнение. Сердце в открытой ране вздрогнуло и замерло, словно перестав биться. Это оно было испещрено зелеными чуть светящимися линиями, некоторые из которых были тоненькими, словно волоски, уходящими в сосуды, расползаясь по всей груди.
Раненый протяжно вздохнул, а голова его метнулась на подушке, словно он увидел или чувствовал что-то неприятное.
На удивление не было времени. Тея погрузила пальцы в податливую плоть, нещадно и щедро вымазывая их в крови. В голове сложилась цепочка действий, от которой нельзя было отступать — кровеносные сосуды, кости, мышцы, кожа.
Разожглось серебристое сияние, девушка не жалела сил, призывая всю доступную мощь эфира и бросая её туда, внутрь раненного, стремясь облегчить его боль и спасти.
Стоило соткать первое заклятие, как его свет словно впитался в самый толстый сосуд, искрясь маленькой точкой и постепенно растягиваясь по всем тонким ниточкам. Вся «конструкция» вздрогнула, сокращаясь, повторило движение и застывшее до этого сердце, а затем еще раз. И еще.
Все ткани подчинялись заботливым рукам умелой целительницы. Спустя какое-то время стало очевидно, что пациент дышит и пока не собирается покидать материальный мир. Пальцы стиснули простынь словно в судороге боли, хотя это можно было и списать на рефлекс мышц, «оживавших» под действием лекарских чар. Непострадавшее веко дрогнуло, уцелевшая бровь нахмурилась, но Юстиэль не издал ни звука, все еще погруженный в горячку беспамятства.
«Живи, пожалуйста, только живи…»
Лоб давно покрывал холодный пот, от напряжения стали мелко подрагивать руки. Алетейя выжгла дотла весь доступный резерв сил, дополнительно воспользовавшись зельями. Когда и они перестали помогать, Юстиэль уже перестал напоминать будущий труп. Девушка безвольно уронила руки на постель, устало глядя на своего пациента.
— Юс…
В какой-то момент начало казаться, что сейчас он сядет на койке, улыбнется, как ни в чем ни бывало, словно и не было двух месяцев разлуки и поражения на осаде. Но целитель оставался все таким же бледным и неподвижным, хотя его тело и впрямь стало больше напоминать именно тело, а не взорванную банку тушеного курзета.
— Алетейя, — девушку окликнул знакомый строгий голос. Это была настоятельница храма, — вокруг еще полно раненых, а ты весь день провела у постели одного безнадежного.
И впрямь, солнце уже клонилось к закату. За тяжелой работой нетрудно было утерять ощущение реальности и времени.
— Я… уже иду… — девушка медленно поднялась, заставляя себя отвести взгляд от лица мужчины, — Иду…
Тея еле заставила себя отойти от койки и направиться к другим больным. Целительница исполняла свой долг ответственно, но стараясь делать всё очень быстро. Лишь бы поскорее вернуться к Юстиэлю.
Но сделать это она смогла лишь глубоко за полночь, когда свет в зале почти полностью погасили, оставив лишь некоторые лучины.
Взяв одну из них, Тея поставила её на тумбу и опустилась на краешек койки, тревожно вглядываясь в лицо целителя.
В текущем освещении он казался застывшей копией живого когда-то даэва. Черная корка ожогов делала лицо еще больше похожим на маску, а пляшущие от лучины тени заострили черты. Юстиэль не шевелился: не вздрагивал, не стонал, словно сон был настолько глубоким, похожим на смерть, в которой уже не чувствуешь боли. Рука все так же стискивала простынь, а залеченная грудь уже заметнее поднималась в такт дыханию.
Тея положила ладони ему на грудь, растрачивая последние силы на исцеляющее заклятие.
Но слабое свечение оборвалось, едва появившись. Девушка была уже не в состоянии использовать магию и оставалось только молиться.
«Покровительница, помоги ему, нареченному в твою честь…»