"Привет, милая. Помнишь ли, как взорвалась Вселенная, словно вспышка на хвосте кометы? Впрочем, неважно уже. Я смотрю на свои окровавленные руки, владеющие в этот самый момент жизнью и смертью; дрожь отбивает ритмично в висках: "Всё кончено". И лишь застывший посмертно в твоих глазах ужас еле различим среди пыльного смога. Все кончено, но что-то пошло не так...

Ядерный красный, взрывом в мозгах, прошиб тело, сломав кости. И я медленно превращаюсь в пыль. Пыль своих воспоминаний. Заколдовано в лицо смотрела боль, даже ей было страшно. Новокаин введен в сердце, и оно окаменело.

Руки. Рукиии ... Я всё ещё сжимаю ими твое лицо, рисуя пальцами на твоей шее прощальное эхо кровью, судорожно пытаясь осознать произошедшее. Сознание живо, но в коме. И я погружаюсь в боль, словно в ванную с кипящей кислотой. Пусть же наступит моя вечность..."

1.

- Они чудны. Не так ли, Честер? Эти тени на потолке. Окно с грязными стеклами. Так ты смотришь на мир? И дышишь пылью с полок воспоминаний.

Он отошел от окна, грубо оттолкнув кошку, уселся в старое дермантиновое кресло цвета болотного ила. Сложив треугольником пальцы, задумчиво взгромоздил на них подбородок. Широко открыв глаза, ловил каждый шорох за окном. Автомобили, детский плач, смех, музыка. Геометрия шума необъяснима. Тысячи звуков, сливаясь воедино, создают бездарность, и лишь выделив каждый в отдельности можно насладиться хорошей тональностью. Порою, осколки звуков способны намертво впиваться даже в самое огрубевшее сердце, причиняя посмертно невыносимую боль, до предела напрягая стальные прутья памяти, пронизывающие рассудок своими острыми безжалостными когтями.

Тонкие губы скривились в глупой улыбке, оголив ряд мелких желтых зубов. Звук. Ещё один. Внезапно оскал исчез, со свистом ветра человек подлетел к окну. Сквозь грязь и пыль проглядывались тени прохожих. Засаленным рукавом протер разводы, стремясь улучшить качество картинки. Сощурив близорукие глаза, он припал к образованному просвету.

Знакомое темно-синее пальто, шляпа, уверенная походка, глухой твердый голос. Да, он знал его раньше. Определённо знал. Но кем он был раньше? И где обитель его воспоминаний? Знакомо ли ему это на самом деле, или только напоминает о чем-то важном?

Темный силуэт сделал шаг назад и обернулся...

Отпрянувший в страхе, человек забился в угол возле кровати, крепко сжимая кусок простыни. Он так и не решился взглянуть в глаза своим воспоминаниям.

2.

Виктор Кэлси устало зашел в комнату сына. Минуту назад, снимая башмаки и педантично расправляя на вешалке свое пальто, он на мгновение замешкался, смотрясь зеркало. Совершенно не придав значения своему лицу, равнодушные глаза уставились на отражение рук. Сильных и волевых рук. Хватит ли им сил? Но не решимости...

- Папа, ты вернулся? - босые ноги шлепали по блестящему паркету боязливой походкой.

- Где она? - Виктор обернулся, с трудом преодолев страх, возникающий всякий раз, как он смотрел в большие карие глаза сына, полные одиночества и робкой надежды. Он не заслуживал такой преданности, мысль острым клинком уколола сердце отца. Преданности, на которую способен лишь ребёнок.

- Пап, - начал было, но осёкся; твердый уверенный взгляд отца пугал мальчика.

- Опять?

- Она обещала, что больше не будет. Я ей верил...

Плечи сына поникли. Виноватые глаза наполнились слезами. Маленькая, щуплая фигурка с тонкими бледными пальчиками. Виновен ли он?

И виновен ли кто-либо вообще?

Страх наполнял жилы бешенством.

3.

У нас не было времени, чтобы привыкнуть. Вернее, у нас не было времени вообще. Перспективу "Смертельной Угрозы", как её поспешно окрестили все СМИ, объявили в 8:56 утра и с той секунды изменился весь мир. Он просто сошел с ума, оголив до предела, раньше скрываемый, животный оскал.

Одни отправлялись в убежища с утра по раньше, вняв голосу благоразумия. Другие оттягивали жизнь до последней секунды. Кто-то питал решимость вернуться, другие теряли в панике всякую веру. Были и те, кто просто не успел и те, кому не повезло. Воздух наполнялся предчувствием.

Худая женщина с ребёнком в красной шапочке, слепой нищий, разодетый офисный работник и собака, зацепившаяся ошейником за оградку - последний фрагмент канувшего в небытие сегодня.

Дверь в прошлое закрылась у нас на глазах, но эта дорога не вела в будущее. Мы отправлялись в никуда.

Узкие проходы вызывали клаустрофобию, сдавленный воздух кружил голову, до тошноты отравляя сознание. Мы понятия не имели, что происходит снаружи, и уже забыли, как выглядит небо, до тех пор, пока оно не обрушилось нам на головы.

Что-то разорвало мир на части. Взрыв со свистом и гулом пронесся над нашими головами, снося на своем пути тщательно выстроенную цивилизацию. В какой-то момент пришло осознание - всё что было "до" стерто с лица земли, а мы, подобно бегущим с корабля крысам, оказались в западне. Укрытие стало ловушкой. Никто не имел ни малейшего понятия, что с нами будет дальше и многим ли удастся выжить и выбраться наружу, даже эти стены казались чудовищно хрупкими, дабы противостоять происходящему извне.

И сейчас меня мучает вопрос: а был ли смысл бороться за жизнь, пытаясь сохранить остатки того, что обречено?

Программа самоочистки завершена, и чья-то твердая рука нажала кнопку " Пуск".

4.

Лейтенант Дэйл очнулся в кромешной тьме. Прямо у его лица лежал труп, бездыханной рукой прикрывая ему глаза. Он отчетливо чувствовал тошнотно-приторный запах чужой застывшей крови и кисло-соленый вкус на губах своей собственной. Дышать становилось всё тяжелее и тяжелее. Голова гула, ноги не слушались. Прислушался. В абсолютной тишине слышался лишь звук тикающих часов парня в лакированных туфлях. Но тот погиб на сорок минут раньше, в голодной сватке с темнокожим за дохлую крысу. Убийцу Дэйл застрелил последним патроном, который хранил для себя.

Гул снаружи давно утих. Дейл зажмурился, пытаясь сообразить сколько времени продолжался весь этот ад. Пару дней? Неделю? А может и дольше? В первые же часы стало ясно, что не все бункеры устояли. Северный от них, южный и юго-восточный отрезали им путь к выходу, там же оказалась погребена большая часть их провизии. Жуткие стоны, а затем тошнотный трупный запах проникли и в залы их укрытия. Стоит ли вспоминать происходившее после? Панически одержимые лица голодных и напуганных людей. Людей отчаянно жаждавших жить. Кто-то предпринял суицидальные вылазки в разгромленные залы, пытаясь найти выход. Мы слышали их крики, когда им на головы посыпались груды обломков. Те, кто пошли им на помощь вернулись с половины. Вскоре мы поняли, что так никому не выбраться. Существовал лишь один путь ко спасению, но увы пройти по нему смог бы один или двое, если бы туда ринулась толпа, выход также завалился бы, перекрыв тем самым доступ кислороду и скорее всего они бы провалились на нижние этажи, узники которых были уже заочно мертвы. Оставалось ждать. Ждать когда... спасение будет возможным. Дейл не мог назвать это по-другому. Мысль, что он погубил этих людей, была ему не выносима. Но он знал, расскажи он всем правду, не спасся бы вообще никто.