Я, превозмогая слабость, поднялся с кровати, подошёл к столу, взял нож, и посмотрелся в сверкающую поверхность клинка, как в зеркало. От бровей и бороды остались только обгорелые клочья, голову опоясывал пропитавшийся кровью бинт, а само лицо было смертельно бледным, будто я только что встал из могилы.

— Вы ещё легко отделались, капитан, — сказал вестовой. — Бахнуло почти как в том форте, от галеона вообще ничего не осталось. Мы и не надеялись выживших найти, да и не пытались. Вас верхом на обломке прямо к кораблю вынесло.

Я ничего не ответил, размышляя о случившемся. В мистику я не верил, но после такого остаться скептиком было трудно. Я с силой вогнал нож в столешницу.

— Значит, боги, духи, черти, демоны, кто угодно… Кто-то из них мне всё-таки помогает. В пекло Мэдифорда, в пекло Золотой флот, Оливер. Мы идём мстить.

Полумрак таверны скрывал всё, что творилось под её крышей — пьянство, драки, азартные игры, разврат и мошенничество. Полумрак таверны скрывал и моё обожжённое лицо, замотанное в бинты. Я сидел в тёмном углу с кружкой местного пойла, привалившись к стене и обмахиваясь шляпой от нестерпимой жары. Душный и смрадный воздух этого места приходилось терпеть ради самого ценного, что можно раздобыть в тавернах. Ради информации.

— Говорят, его уже несколько месяцев нигде не видели, — Филипп, мой друг и старший помощник, сел напротив, вернувшись от барной стойки ни с чем.

Я лишь выругался. Это была уже чёрт знает какая таверна, и мы обошли уже почти все Наветренные острова, останавливаясь в каждом порту ради слухов и новостей. Я опрашивал нищих, служанок, барменов, уличных лоточников, портовых шлюх, раздал около сотни шиллингов, но всё безрезультатно. Уильям Мур словно в воду канул.

— Надо было раньше этим заняться, — хмыкнул француз. Мимо Доминики мы прошли ночью, обойдя родной городок Филиппа стороной.

— Надо было, — согласился я. — Не было корабля и команды.

Старпом хмыкнул, уткнувшись в кружку с вином.

— Уходим? — спросил он.

Я пожал плечами. Я чертовски устал за эти дни, и сейчас мне хотелось только одного — найти, наконец-таки, проклятого Уильяма Мура, чтобы отстрелить ему башку.

— Может, его уже кто-нибудь пристрелил? Или шторм утопил. Или на патруль нарвался.

— Если бы это было так, мы бы уже об этом знали, — произнёс я. — Пошли, Фил.

Наш корабль стоял на якоре в бухте, и мы отправились к причалу, где была пришвартована шлюпка. Улицы Бриджтауна, скрывающиеся от жестокого палящего солнца под сенью пальм, кишели нищими, бывшими каторжанами, проститутками и торговцами. Кое-где можно было увидеть солдат, которые лениво, как сонные мухи, смотрели за порядком, но я был уверен, что как только начнётся заварушка, они скорее спрячутся подальше.

У причала на волнах покачивалась наша шлюпка, в которой мирно спал матрос. А неподалёку от неё, путаясь под ногами у портовых рабочих, сидел скверного вида старик, с виду похожий на попрошайку.

Мы с Филиппом пошли к шлюпке.

— Кровавый Эд? — произнёс старик, скорее констатируя факт, чем спрашивая меня.

Я остановился в двух шагах от него.

— Было время, когда я за это прозвище убивал, — сказал я, уставившись ему в глаза.

— Было время, когда я вешал таких как ты на ноке реи, — огрызнулся старик. — А теперь слушай сюда, сынок.

Я сложил руки на груди и оглянулся на Филиппа. Тот уже сидел в шлюпке, о чём-то беседуя с матросом.

— Слушаю.

Старик хрипло закашлялся, прикрывая рот узловатыми пальцами.

— Тот, кого ты ищешь, ушел на Кубу. Пуэрто-Эсперанса.

Я почесал обгоревшие остатки бороды. Городок неподалёку от Гаваны, столицы всей испанской Вест-Индии. Похоже, ублюдок решил пощипать будущую добычу Мэдифорда.

— Откуда такие вести? Ты первый, кто мне об этом говорит, а поспрашивал я немало, — хмыкнул я.

Старик рассмеялся, снова закашлявшись.

— Один из твоих бывших друзей проболтался. Питер Кэмпбелл.

На этот раз закашлялся я. От удивления и злости. Питер был моим квартирмейстером, но решил поддержать заговор. Он тоже заслуживает пули.

— А ты его откуда знаешь? И зачем ты вообще мне помогаешь? — спросил я.

— Они нас взяли на абордаж, — сказал старик. — Подловили возле Мартиники. Я прикинулся мёртвым, и меня выкинули в море с остальными трупами. А пока я лежал на палубе, кое-что подслушал.

Я вытащил из кармана золотую гинею и пару раз подбросил на ладони.

— Капитан Мур пошёл на Кубу за золотом. Хочет взять джек-пот, пока команда совсем не озверела, — сказал нищий, протягивая руку.

— Ублюдок… — прошептал я.

Монета перекочевала к старику, и тот мгновенно спрятал её в где-то в складках одежды.

— Эд, ты чего там? — спросил Филипп из шлюпки.

— Сейчас, — откликнулся я.

Нищий встал с грязного причала и отряхнулся.

— Удачи тебе, капитан, — сказал он и захромал прочь.

Я несколько секунд смотрел ему вслед, а затем сел в шлюпку и приказал отчаливать.

«Мститель» рассекал воды Антильского моря, оставляя за собой белые пенящиеся буруны. Впереди по курсу заходило солнце, раскрашивая воду красным и золотым и превращая вечернее небо в багровую полосу. Красивое зрелище, но меня оно не радовало. Закат вгонял меня в какое-то мрачное и тоскливое состояние, будто вместе с солнцем в морские глубины погружалась моя душа.

Курс взяли на северо-запад, в открытое море. Я стоял у самого бушприта, рядом с впередсмотрящим, и наблюдал, как солнце потихоньку тонет в океане. Как разбитый корабль.

— Капитан! — старый Питер Даннет ковылял ко мне, тростью подгоняя одного из парней.

Я повернулся к ним, сложив руки на груди. Судя по всему, матрос только что серьезно провинился.

— Малец только что попался на краже, — сказал боцман, добавив к этому несколько крепких словечек.

Парень стоял, опустив голову. Я тяжело вздохнул.

— Всех наверх.

Даннет несколько раз свистнул в боцманскую дудку, и моряки стали подниматься на палубу.

— Итак, — сказал я, дождавшись, когда вся команда соберётся наверху. Алисия тоже выбралась из каюты и встала чуть поодаль. — Джеймс попался на краже. Что будем с ним делать?

Команда мигом рассвирепела, пираты выкрикивали проклятия и ругательства, требуя выпороть, килевать или повесить вора. Мы все здесь были ворами и убийцами, беглыми каторжниками, уголовниками, негодяями и мошенниками. Но воровать у своих считается одним из самых больших грехов.

— Вздёрнуть на рее! — крикнул кто-то из матросов.

— Высадить на остров! — послышался другой крик, и я поморщился.

— Сорок плетей! — голоса сливались в нестройный гул, и матрос вздрагивал каждый раз, когда слышал, как требуют его смерти.

Я неторопливо поднял руку, и пираты затихли.

— Что можешь сказать в своё оправдание? — спросил я.

Джеймс со свистом втянул воздух и выдохнул, пытаясь немного успокоиться. Парень дрожал от страха, но молчал.

— Нечего сказать?

— Пощадите… — всхлипнул он, и я увидел, как на глаза у него наворачиваются слёзы.

Я поморщился от отвращения. Трусливые матросы мне не нужны. Я прошёлся по палубе туда и обратно, от бака к корме, заодно оглядев команду и провинившегося. Большинство жаждало крови.

— По кодексу тебя следовало бы высадить, но до ближайшего острова почти день пути, и я не хочу тратить из-за тебя время, — сказал я.

На палубе повисла гробовая тишина, и только чайки пронзительно кричали над нами, да скрипел такелаж. Все ждали моего решения.

— Килевать, — бросил я, отворачиваясь к заходящему солнцу.

Парень упал на колени, умоляя пощадить его, но я пропустил его вопли мимо ушей. Вор должен быть наказан, чтоб никто больше не посмел красть у своих.

Пираты, довольно улыбаясь, схватили бедолагу и потащили к борту. На реях уже закрепили канаты, пропущенные через блоки, и Джеймса крепко связали за руки и ноги.