- Роберт не ездит на автобусе, - возразила мисс Джилди. - Может быть, лучше я сама всё объясню, мистер Харкнесс. Видите...

- Я знаю, что Роберт хорошо успевает, - сказал мистер Харкнесс и плотнее обнял мальчика, который неуверенно кивнул.

- Она оставила меня после уроков, - сказал мальчик, - а когда мы остались одни, близко подошла ко мне и сказала: "Я знаю, о чем ты думаешь. Ты думаешь, что хотел бы увидеть меня мертвой! Ты думаешь, что хотел бы меня убить. Разве не так?"

Голос Роберта упал до жуткого шепота, сковавшего мисс Джилди, как заклятие. Лишь увидев выражение на лице директора, она опомнилась.

- Что за ложь! - закричала. - Это самая дикая ложь, которую мальчишка осмелился...

- Мисс Джилди, - резко прервал ее директор, - я требую, чтобы вы дали мальчику закончить то, что он хотел сказать.

Голос мисс Джилди задрожал от волнения:

- Мне кажется, мистер Харкнесс, того, что ему уже позволили сказать, более чем достаточно!

- В самом деле? - спросил директор.

- В последнее время Роберт был очень рассеян, особенно сегодня днем. После уроков я спросила его, о чем он всё время думает, и он посмел сказать, что мечтает о том, чтоб я умерла! Что он хочет меня убить!

- Роберт это сказал?

- Да, почти слово в слово. И поймите, мистер Харкнесс, я была шокирована, страшно шокирована, тем более что Роберт всегда казался таким милым мальчиком.

- Как у него с успеваемостью?

- Вполне прилично, только...

- А отношения с товарищами? - продолжал спрашивать мистер Харкнесс тем же ровным голосом.

- Насколько мне известно, отношения с другими детьми у него хорошие.

- Но по какой-то причине, - настаивал мистер Харкнесс, - он вам досаждает?

- Нет! - вдруг вмешался Роберт. - Она сама говорила, что я не делал ничего плохого. И она мне всегда нравилась. Она мне нравится больше всех других учителей!

Мисс Джилди поискала серебряный карандаш у себя в волосах, не смогла найти и стала рассеянно осматривать пол.

- Что с вами? - спросил мистер Харкнесс.

- Мой карандаш, - ответила мисс Джилди¸ чуть не плача. - Он куда-то пропал.

- Простите, мисс Джилди, - сказал мистер Харкнесс, раздражаясь, - но сейчас совсем не та минута...

- Он мне очень дорог, - безнадежно пыталась объяснить мисс Джилди. - Это был карандаш моей мамы.

По застывшему лицу директора, она поняла, какой опустившейся должна была выглядеть в его глазах: измятый подол, покрасневший нос, растрепанные волосы.

- Я так убита, - мистер Харкнесс. - Такое длинное полугодие, и сейчас, в самом его конце. Не знаю, что сказать...

На лице мистера Харкнесса появились сочувственные линии.

- Ничего страшного, мисс Джилди. Я понимаю ваши чувства. А сейчас, если вы хотите уйти, мы с Робертом обстоятельно по-дружески побеседуем.

- Если вы не возражаете...

- Ни в коем случае, - охотно согласился мистер Харкнесс. - Думаю, что так будет лучше для нас всех.

Когда она вышла, директор резко зарыл за ней дверь. Мисс Джилди тяжело поднялась по лестнице, а потом прошла по коридору в шестой класс. Серебряный карандаш лежал на полу рядом с партой Роберта, она подняла его и тщательно протерла платком. Потом она села за стол, держа платок у носа, и беззвучно прорыдала десять минут.

Ночью, когда горький вкус унижения угас, мисс Джилди вновь проанализировала этой случай со всей беспристрастностью, на какую была способна. Честное и беспристрастное отношение к себе было ее главным кредо, которое она стремилась передать всем своим классам на уроках о "Долге американского гражданина", когда она, в завершение урока, декламировала: "Но главное: будь верен самому себе...", подкрепляя каждый слог ударом кулака по столу.

"Гамлет", конечно, не входил в программу шестого класса, реакция которого оставалась неизменной смесью оторопи с безразличием. Расшевелив несколько подающих надежду умов на обсуждение этих строк, она оставалась довольна сознанием того, что бросила доброе семя в плодородную, даст Бог, почву.

Вновь анализируя случай с Робертом и сдерживая эмоции, она пришла к неутешительному выводу, что несправедливость допустила она сама. Ученику велели остаться после уроков, что для него могло означать только наказание. Ему велели открыть свои смутные ребяческие мысли, блуждавшие в его уме несколько часов и, не в состоянии сделать это, он должен был наспех скроить из них нечто резонное или сболтнуть первое, что придет на язык.

Ничего необычного, огорченно размышляла мисс Джилди, в том, что он именно так и думал о придирчивой училке. Ей бы самой вспомнить свои чувства к одной карге с прической "помпадур", всё еще являвшейся ей во снах. Единственный вывод, который можно было сделать, как бы он ни был неприятен, состоял в том, что именно Роберт, а не она, следовал мудрым словам Шекспира.

Следующим утром на уроке, увидев его бледное укоризненное лицо, она решила попросить Роберта наполнить графин водой во время перемены. Он мог уйти с площадки для игр немного раньше других, взять графин с ее стола, помыть его и наполнить водой. Это поручение считалось в классе почетным, и оно, подумала мисс Джилди, не без самоудовлетворения, будет правильным жестом примирения.

Она вытирала классную доску к концу перемены, когда услышала шаги Роберта, подходящего к ее столу, но не смогла собраться духом, чтобы обернуться и посмотреть ему в лицо. Она ощутила, что ее щеки начали гореть при этой мысли.

Он вернулся в класс со звонком, означавшим конец перемены, и в этот момент мисс Джилди энергично опустила тряпку, обернулась и посмотрела на него.

- Больше спасибо, Роберт, - сказала она, когда мальчик поставил графин и аккуратно накрыл его стаканом.

- Не за что! - вежливо ответил он, достал платок из кармана, вытер им руки, мягко улыбнулся мисс Джилди и мрачно добавил:

- Вы конечно подумали, что я всыпал в эту воду яд или что-то, но я ничего такого не сделал бы, честное слово.

Мисс Джилди судорожно вздохнула и потянулась к плечу Роберта, но тут же отвела руку, когда он поспешно отстранился со знакомым ужасом в глазах.

- Почему ты это сказал, Роберт? - потребовала она страшным голосом. - Разве ты сам не понимаешь, что это наглость? Или тебе кажется, что это очень остроумно?

В эту минуту школьники с шумом ворвались в класс, но мисс Джилди, начальственным взмахом руки заставила их замолчать. Краешком глаза она заметила лица негодующих вместе с ней ребят и ощутила миг триумфа.

- Я к тебе обращаюсь, Роберт! Что ты можешь сказать в свое оправдание?

Роберт сделал еще шаг назад и чуть не споткнулся о чей-то портфель, небрежно брошенный в проходе. Он удержал равновесие и теперь стоял беспомощно, не сводя глаз с мисс Джилди.

- Ну, Роберт?

Он неистово закачал головой.

- Я не делал этого! Я уже сказал вам! Я ничего не всыпал в воду!

Даже не оборачиваясь, мисс Джилди ощутила, как возмущенные лица учеников потянулись к ней, а ее триумф стал болезненным недоумением. Будто лопоухий Роберт с заплаканными газами и бледным перепуганным лицом превратился в странную медузу, которую нельзя пригвоздить на месте. Будто он удалялся всё дальше и дальше по темной извилистой тропе и увлекал ее за собой. Она понимала в отчаянии, что ей нужно выпутаться, освободить себя, прежде чем случится нечто ужасное и непростительное.

Она не могла опять отвести мальчика к мистеру Харкнессу. Не только потому, что вздрагивала при воспоминании о вчерашней сцене в его кабинете, но повторные посещения были признанием того, что за тридцать восемь лет в школе она так и не научилась по-настоящему поддерживать дисциплину.

Но Роберта нужно было поставить на место хотя бы ради нее, если не для чего-то другого. Мисс Джилди жестом усадила класс за парты и повернулась к стоящему Роберту.

- Роберт, - сказала она, - я хочу, чтобы ты извинился за то, что сейчас случилось.

- Извините, пожалуйста, мисс Джилди, - сказала Роберт, и казалось, что он вот-вот расплачется.