— Эээ. Прости, Том, я не… Ты не ушибся? — Билл переложил руки на его плечи, передвигаясь и принимая сидячее положение.

У Тома возникло желание сказать, что он ушибся — головой. Он смотрел снизу на лучшего друга, а перед его глазами с ужасающе медленной скоростью ползли кадры того самого вечера, того поцелуя, который изменил всё. Том вспомнил ощущение горячих губ на коже. Он всё ещё держал руку сидящего на нём Билла, не отпуская её.

Билл медлил. Он тоже смотрел вниз на распластанного парня с дредами, и по лопаткам его текло в три ручья совсем не от жаркой игры. Том отвел взгляд первый, приподнимаясь на локтях и опуская взгляд вниз.

— Я не ушибся, — тихо ответил он.

Билл поднялся с колен, отряхиваясь, и подал руку. Том ухватился за тонкое запястье с напульсником и подтянулся вверх. Их карие глаза встретились на секунду лишь затем, чтобы вновь пугливо метнуться в разные стороны. Неловкая тишина становилась просто невыносимой. Они так и не разнимали руки, просто молча стояли и думали каждый о своём. Терпение Билла лопнуло первым.

— Том, давай поговорим. Я же знаю, что это из-за того поцелуя! Ты сегодня ведешь себя странно. Уж от кого, а от меня тебе нет нужды ничего скрывать!

— Билл. Давай играть дальше. Просто визит к врачу, этот чёртов сканер. Ты же знаешь, я боюсь томографа, — заюлил Том, на ходу выдумывая причину.

— Брехня, — Билл, конечно же, не поверил ни одному его слову. — Я сам получше любого сканера скажу — ты врёшь.

Том всё же решился поднять на него взгляд. Он бессовестно уставился на разомкнутые пухлые губы, на тонкий раздувающийся от нахлынувших эмоций нос.

— Билл, ничего такого… О чём стоило бы побеспокоиться, — Том вытер пот со лба.

— Томас МакГрат, — точь-в-точь, как могла бы это сделать Симона, сказал Билл. — Я сейчас выбью из тебя признание. Ты знаешь, я могу.

Том знал. Ему для этого даже не нужна грубая физическая сила, Билл мог отлично прессовать морально.

— Мы не доиграли, — севшим голосом напомнил ему Том.

— И не будем. Потому что ты сегодня сам не свой, — холодным и совершенно каменным тоном выдал друг.

Том устало протёр лицо ладонью. В голове его неслись мысли. Разные. Горячие. Не все приличные. Их было некуда девать, они вились вокруг стройной фигуры, стоящей напротив и расстроенно сжимающей кулаки. Билл был такой красивый в этой обтягивающей футболке, с мокрой шеей и слегка размазавшимся мейком. Билл хотел знать… Том вздохнул. Выдохнул.

И прежде, чем брюнет понял, куда делась вся планета, Том сделал шаг к нему, обхватывая руками поперек талии. Ближайшее дерево оказалось весьма кстати, Том толкнул Билла туда, прижимая его к стволу и поспешно обхватывая руками — ему хотелось сжать это тело до хруста в костях, прижать к себе, раствориться в его дыхании.

Понадобилась секунда, чтобы привести свой план в исполнение, он нашёл губы, которые мучили его тяжким бредом все эти дни. Он закусил их, раскрывая языком, вбирая в себя его язык. Его ладони прошлись по телу Билла, не переставая гладить по лопаткам, по плечам, переходя на шею. Том целовал его так, как не хотел целовать ни одну девчонку за всю свою жизнь.

— Ты хотел знать, что я думаю, Билл? — на секунду отрываясь, выдохнул он. — Я думаю о тебе. Сто процентов своего времени. Двадцать пять часов в сутки. Без конца и начала.

Билл словно ждал этого, по крайней мере по тому, как он отвечал на поцелуй — жадно, словно задыхался, Том мог точно сказать — он хотел получить именно это. Если и существовала где-то на свете сладкая смерть, то это была именно она, и он собирался поддаться ей немедленно. Билл не сдерживался. Единственная причина, по которой он до сих пор не набросился на Тома, в том, что он увидел сомнение в карих глазах друга, и очень боялся, что у того нашлось время пожалеть о случившемся. Однако, Том очень быстро разуверил его.

— Что ты пристал, поговорим, да поговорим. Я не хочу говорить, — шептал Том между поцелуями. — Ты мне голову мутишь. Она и так не в порядке, куда ещё…

— А ты думаешь, мне хорошо? — Билл обнял его за шею. — Я три дня не спал после той ночи. Постоянно думал. Остальное время я просто бредил, у меня скопилась гора долгов, куча невыполненных домашних заданий. И гора рисунков с твоими чертами лица… Чтобы я ни рисовал, всё время получаешься ты!

Билл пытался говорить, но поцелуи очень мешали ему завершать предложения. Том стиснул его так, что у самого потемнело в глазах.

— Я тебе соболезную. Правда… — выдохнул он последнее, что пришло ему в голову, прежде чем снова скользнуть языком в рот Билла и лишить его возможности говорить.

Становилось жарко. Мяч был забыт. То, что вокруг могли быть люди, было забыто. Всё было забыто, кроме жаркого прижимающегося тела, которое так приятно дрожало и отвечало лаской на ласку. Билл схватил Тома за дреды, оттягивая его голову и получая доступ к шее. Его большие карие глаза загорелись. Том впервые видел своего друга таким. Билл полез носом за ворот его футболки, безостановочно опаляя дыханием кожу. Том плыл от его прикосновений и поцелуев, понимая, что они сейчас должны были остановиться. Его кровь отхлынула от всех частей и утекла куда-то вниз.

— Ты не пожалел? — тихо прошептал Билл, на секунду останавливаясь. Его дыхание сбилось, он раскраснелся и тяжело моргал.

— О чём? — Том даже не сразу понял суть вопроса. Он видел сейчас только такие нужные ему карие глаза.

— О том, что мы… — начал было Билл, но Том не стал его слушать.

— Ах это… Нет. Пожалею потом.

Билл быстро закивал, возвращаясь к очень приятному занятию. Его спина царапалась о ствол дерева. Две недели стресса превращались в ничто. Билл целовал Тома, позволяя ему задирать свою футболку. Он знал, что Том чувствует его возбуждение, скрывать это было уже бессмысленно. Но всё же он схватил друга за руку, немного придерживая его.

— Хочешь остаться сегодня у меня? — сказал он, переводя дыхание.

Том кивнул. Прямо сейчас он был согласен даже на путешествие в ад. Он не беспокоился за то, что с ним собираются сделать — просто безумно скучал по Биллу. Невероятная расслабленность пришла на смену тянущему напряжению и захватывала его существо. Он хотел бы остаться, остаться с ним, остаться у него дома, но больше всего — остаться в этом моменте, где больше не было никого, кроме них двоих.

— Надеюсь, мама меня отпустит, — сказал Том, заводя за ухо прядь тёмных волос Билла.

Им до безумия нравилось их обоюдное путешествие, даже если оно и стало бы началом пути к самому инферно.

Баскетбол после этого пошёл плохо. Том откровенно пасовал и поддавался, вся игра превратилась в веселье под названием “атакуй другого”. Уже через пять минут игры Том норовил снова схватить Билла и прижаться к нему.

— Том, я не могу играть, когда ты в спину дышишь, — распалённый Билл выворачивался из его объятий, делая это, впрочем, скорее для виду. Он не хотел отгонять от себя больного горячкой друга.

— А я не могу играть, когда ты маячишь перед моими глазами, — шёпотом сказал Том, обнимая Билла сзади и потираясь носом о тонкую шею.

— Ну, Том. Ну, мне один бросок остался. Вот выиграю у тебя, и пойдём домой. Посмотрим с тобой кино какое-нибудь или в приставку поиграем, что хочешь.

Том взял его за запястье и сам забросил мяч его рукой, сдаваясь без вопросов.

— Пошли, — только и сказал он.

Вдруг эти слова показались такими правильными, а Билл — таким мягким. Показалось таким правильным быть именно с ним, целовать именно его губы. Вдыхать именно его запах.

— Ты невозможен, — сдался наконец Билл. — Как мы домой пойдём?

— Там, где никто не видит.

Они проторчали у Мёрфи весь оставшийся вечер. Симона не сказала ни слова, когда мальчики, с горящими глазами, влетели к ней, и Том умолял, буквально упрашивал отпустить его к Биллу. Они часто ночевали друг у друга, так что для миссис МакГрат тут не было ничего удивительного. Она только заметила, что вели себя дети очень странно — были слишком весёлые, смеялись чересчур громко, толкались как маленькие.