В таких ситуациях американизмы предпочитаются и там, где соответствующее значение могло было бы быть выражено без помощи гайрайго, поскольку они ассоциируются с американским эталоном культуры массового потребления. Американизм воспринимается как нечто более престижное и «элитное». По замечанию одного исследователя, в прошлом ореол престижности имели канго, а теперь их место заняли гайрайго (ГС. 1984. № 7. С. 9).
Часто пара лексем — гайрайго и единица иного происхождения — различается не просто по признаку «чужое — свое», но с точки зрения связанности или несвязанности с представлениями о ценностях культуры массового потребления. Немало таких примеров приводится в словаре [Miura, 1979], укажем лишь некоторые из них: данса: (dancer) — не танцор вообще и ни в коем случае не артист балета, а лишь профессиональный танцор низкого ранга в ночном клубе; дорайбу (drive) — не всякая поездка на автомобиле, а лишь увеселительная; экисайто (excite) — возбуждение, взволнованность от занятий спортом или от поп-музыки, но не от книги или красивого вида; суриру (thrill) — только такая нервная дрожь, которая появляется при спуске на лыжах с горы или при езде на высокой скорости. Если в иной лексике почти все гайрайго — существительные, то в сфере потребления немало гайрайго — прилагательных типа эрэганто (elegant) 'элегантный'; дайнамикку (dynamic) 'динамичный', ю: нику (unique) 'уникальный', сикку (chic) 'шикарный', хансаму (handsome) 'красивый', модан (modern) 'современный'; все они употребляются лишь с положительным оттенком [Ура, 1972]. Нередко в гайрайго подчеркивается идея личного потребления, появилось множество слов с первым компонентом май (my) 'мой', обычно созданных в Японии [Miura, 1979, с. 97]: майка: 'личный автомобиль' из my + car, майхо: му 'частный дом' из my + home.
Итак, современного японца постоянно окружают гайрайго, записанные катаканой или даже латиницей. Однако насколько понятны эти слова (тем более что английским языком владеют далеко не все)? Речь, конечно, не идет о привычных названиях реалий типа матти (match) 'спички' или дэпа: то (сокр. из department) 'универмаг'.
Показательны опыты, которые провела Танака Норико [Танака, 1984]. Она предложила 130 ученицам торговой полной средней школы описать значение 31 слова, распространенного в журналах для девушек; подбирались слова, с которыми девушки наверняка сталкивались. Слова айтэму (item) 'пункт', ха: добойрудо: (hard-boiled) 'бесчувственный' смогло правильно объяснить менее пяти человек, самое понятное слово комюникэ: cён (communication) 'коммуникация' было доступно 57 испытуемым, т. е. менее чем половине. Бэ: сикку (basic) 'основной' путали с сикку 'шикарный', гуддзу (goods) 'товары' — с дзукку 'парусиновая обувь' (старое гайрайго из голландского). Некоторые девушки понимали карутя: (culture) 'культура' как 'интерес' (видимо, под влиянием карутя:-сэнта: 'культурный центр'), риса: ти (research) 'исследование' — как 'зубная щетка'. Контекст ненамного увеличивал понятность: даже осознав, что Буритиссюнитто (British Unity) 'Британское содружество' — какое-то государство, а гурэй (grey) 'серый' — какой-то цвет, испытуемые отвечали наугад; фэминин (feminine) одни оценивали как 'женский', что верно, другие — как 'мужской'. В целом без контекста гайрайго, включенные в опыт, понимались не больше чем в 20 % случаев, в контексте — в 37, в контексте, дополненном картинкой, — в 51 %. Совсем неудачным были результаты теста на написание этих слов по-английски: 12 слов из 31 не написал правильно никто, еще 11 слов правильно записали от одного до пяти человек.
Самое интересное в этом эксперименте, пожалуй, то, что опрошенные девушки 16–18 лет не только не знали смысла известных им слов, но и никогда не задумывались, что же означают эти слова. Сам факт, что у них есть какой-то смысл, они осознавали впервые в ходе эксперимента. Те, кто использует эти слова в рекламе или в средствах массовой информации, часто и не стремятся к понятности. Важен лишь их облик, или, как говорят в таких случаях в Японии, «имэдзи» (image), те ассоциации (высокого качества, элитности, приобщенности к американской культуре и т. д.), которые они вызывают. Однако и с «имэдзи» оказывается не все в порядке: в исследовании Танаки Норико правильное его ощущение для некоторых слов составляло не более 18 %, а в среднем те ассоциации, которые имеются в виду, появлялись в 48 % случаев, при показе картинок — в 66 %.
Подобные свидетельства о непонимании обычными носителями языка «катаканного английского» встречаются нередко (ГС. 1984. № 7. С. 4) [Катаяма, 1984, с. 53]. О непонимании телезрителями многих используемых гайрайго свидетельствуют и данные массовых опросов компании NHK (ХК. 1984. № 8. С. 20, 30–31). Их непонятность иная, чем непонятность канго: омонимия гайрайго невелика, но значение таких гайрайго часто просто неоткуда узнать. Если в случае канго помогает иероглифика, то в данном случае помочь может только знание английского языка, а его знают плохо (Алпатов, 2001).
Большое количество американизмов в некоторых жанрах средств массовой информации, в основном рассчитанных на молодежь, в определенной степени воздействует на язык младшего поколения японцев. В массовых обследованиях отмечается, что молодежь использует гайрайго больше, чем люди постарше; это заметно не только в больших городах, но и в деревне [Эгава, 1973, с. 36]. Особенно велик процент американизмов в речи диск-жокеев, эстрадных певцов и других лиц, наиболее тесно связанных с массовой культурой [Асаи, 1978, с. 14–15]. Однако количество гайрайго в речи молодежи не столь велико, как может показаться. По данным Сатакэ Хидэо, в записях живой речи юношей и девушек в возрасте 15–20 лет доля гайрайго в среднем составляет 5,6 % лексики, что близко к средним показателям для языка в целом. Однако в статьях для молодежи, написанных профессиональными журналистами, процент гайрайго вдвое больше [Сатакэ, 1984, с. 37–39]. Отсюда делается вывод: журналисты отражают не реальную, а желаемую для молодежи жизнь, основанную на американских образцах, подлинная же жизнь молодежи и реальный язык вовсе не таковы [Сатакэ, 1984, с. 40].
Использование «катаканного английского» вызывает уже упоминавшиеся нами протесты. Отрицательное отношение в обилию гайрайго показывают и опросы населения, в частности проводимые NHK (ХК. 1984. № 8. С. 20). Характерно, что в современных дискуссиях по поводу заимствований выступают лишь противники большого количества американизмов и сторонники «средней линии», необходимость ограничения американизмов признается едва ли не всеми [Исивата, 1984, с. 22].
Недовольство «катаканным английским», безусловно, связано с неприятием в той или иной степени американской массовой культуры в Японии. Подобные идеи не могут быть оценены однозначно. Безусловно, в какой-то степени здесь проявляются и националистические настроения, хотя открыто призывать к крайнему пуризму, господствовавшему в 30—40-х гг. Японии, никто сейчас не решается. В то же время забвение национальной культуры и безудержное копирование американских культурных стереотипов, проявляющееся даже в языке, не может, конечно, рассматриваться как положительное явление. Поэтому использование многих американизмов, по сути дела не имеющих никакого конкретного значения и служащих лишь для приобщения к американской массовой культуре, нельзя не считать засорением японского языка. Тем не менее ясно, что процесс интернационализации японской жизни, развития связей Японии с другими государствами неизбежно приводит и будет приводить к появлению в языке новых гайрайго; на этом сходятся все участники споров по поводу гайрайго в Японии (ГС. 1984. № 7. С. 62).
