Еще одна яркая особенность японской письменности — так называемая фуригана. Она заключается в том, что справа от иероглифа или нескольких иероглифов (при горизонтальном написании — сверху) пишутся знаки каны (катаканы — для заимствований, хираганы — в остальных случаях). Фуригана имеет две функции. Самая обычная связана с указанием на то, как надо читать данные иероглифы. Это может быть необходимым, если употреблен редкий иероглиф, особенно не входящий в минимум, или когда иероглифы могут быть прочтены неоднозначно. Частота применения фуриганы зависит от жанра, в целом она тем чаще, чем шире круг читателей: фуригана в данной функции редка в критике, чаще встречается в поэзии, еще чаще — в прозе [Кёгоку, 1984, с. 9—10]. Максимума достигает использование фуриганы в комиксах, которые рассчитаны на малокультурного читателя, а также в некоторых уличных объявлениях (правила для посетителей парков, детских площадок и т. д.), где фуриганой бывает снабжен каждый иероглиф. В газетах фуригана мало распространена из-за особенностей шрифта, не дающего возможности помещать знаки в интервалах между столбцами; в случае крайней необходимости она приводится после иероглифа в скобках [18].

Другая функция фуриганы, обычная для художественной литературы (особенно поэзии) и публицистики, заключается в том, что каной пишут не го же слово, что иероглифом, а его синоним или слово, близкое по значению. Приведем несколько примеров. В кинорекламе напечатан иероглиф, которым обозначается глагол коросу 'убивать', а каной написано яро: (букв. 'сделаем', что используется и в значении 'убьем'); в титрах французского фильма использованы иероглифы, которыми пишутся слова бэйдзин 'американец', моногатари 'повесть', 'рассказ', а катаканой написано соответственно америкэн 'американец', роман 'роман'; в еще одних кинотитрах иероглифы со значением «(проф) союз» (яп. кумиаи) даются с записью катаканой юнион (речь идет о профсоюзе в США); в книге [Пон, 1976] иероглифом написано го 'язык', катаканой — итакку 'язык' (по-айнски).

Фуригана может служить в таких случаях для введения в текст малопонятного (обычно иностранного) слова, здесь уже не кана, а, наоборот, иероглиф приобретает поясняющий характер. В таких случаях фуригана используется также как средство художественной выразительности или игры слов; чисто графическая игра слов вообще популярна в Японии [19]. В этих случаях письменный текст не может быть преобразован в устный без потери информации.

Из сказанного выше ясно, что японское письмо сложно. Встает вопрос: может ли оно быть существенно упрощено?

Безусловно, самый важный, но и самый трудный для усвоения элемент этого письма — иероглифы. Недаром люди, знающие только кану, приравниваются в Японии к неграмотным. Вопрос о реформе иероглифики неоднократно вставал как в Японии, так и в других странах, пользующихся иероглифическим письмом. В связи с этим не раз обсуждались преимущества и недостатки этой системы письменности.

Большинство аргументов за иероглифы и против них приводилось еще в 30-е годы [Алексеев, 1932]. Крупнейший советский китаист академик В. М. Алексеев был, как и почти все наши ученые того времени, активным сторонником отмены иероглифики, однако он учитывал и противоположные аргументы. Он писал: «Иероглифика есть также некий исторический закономерный и высоко развитый способ человеческого общения, который в существе своем вряд ли отличается от алфавита… Если иероглифы в некоторых отношениях сложнее букв, то в других — они проще, как комплексы» [Алексеев, 1932, с. 59–60]. Среди преимуществ иероглифов он видел возможность записи одним знаком целого понятийного комплекса независимо от его длины [Алексеев, 1932, с.27] [20], возможность по графическому облику иероглифа до некоторой степени предсказать его значение [Алексеев, 1932, с. 28], роль иероглифов для снятия омонимии [Алексеев, 1932, с. 48–51], а также тесную связь культурных традиций с иероглификой. Этому противостоят значительные неудобства иероглифики: большая сложность знаков, трудность их для запоминания, длительность обучения им, а также архаизм системы иероглифов и неудобство их для записи живой речи [Алексеев, 1932, с. 7—17]; мы опускаем приводимые в книге аргументы, специфичные для китайского языка. Современные японские языковеды говорят примерно о том же самом, добавляя лишь аспекты, связанные с компьютеризацией [Ватанабэ, 1983] (К. 1983. № 7. С. 3).

В Японии со времени приобщения к европейской культуре всегда существовали сторонники отмены иероглифики. Это и латинизаторы японского письма (см. ниже), это и поборники перехода на кану (до сих пор существует их общество «Канамодзикай», основанное в 1920 г., оно издает журнал «Кана-но хикари», т. е. «Свет каны»). Многие из приводимых ими факторов весьма убедительны. Действительно, обучение японскому письму — длительный процесс, и во многом из-за этого в японских школах учат 12 лет. К тому же при большом количестве времени на изучение иероглифики (впрочем, с 1982 г. часы, отводимые на ее освоение, несколько уменьшились при одновременном увеличении числа изучаемых иероглифов) далеко не всё усваивается должным образом. По данным проведенного в 1975 г. обследования, ученики пятого класса начальной школы могли правильно прочесть в среднем 84,5 % изученных иероглифов и написать 52 %; ученики первого класса неполной средней школы — соответственно 77,2 и 60,4 % (К. 1983. № 4. С. 4–5); сходные цифры приводят и другие авторы [Хонда, 1984]. Конечно, часть иероглифов запоминается и позже через чтение. Но все же если трудно найти японца, не знающего ни одного иероглифа, то далеко не всякий, даже имеющий высшее образование, сможет правильно прочесть и тем более написать все иероглифы минимума, не говоря уже о других. В 1979 г. в одной телепрограмме попросили бывшего министра просвещения написать ряд иероглифов, и с заданием он справился не безошибочно. Таким образом, иероглифика явно мешает овладению языком в полном объеме. Несомненны и сложности при машинописи и типографском наборе, проистекающие уже из-за самого количества знаков, в десятки раз превосходящего количество знаков при алфавитном письме.

Однако показательно, что идеи полной отмены иероглифики, несколько оживлявшиеся в периоды острых социальных потрясений (первые десятилетия после буржуазной революции 1867–1868 гг., первые послевоенные годы), никогда не имели серьезного значения и воспринимаются на том же уровне, что и призывы к замене японского языка на английский. Хотя противники иероглифики иногда проявляют активность и сейчас: общество «Канамодзикай» в 1982 г. подавало свои предложения правительству и Либерально-демократической партии (К. 1983. № 10. С. 11), однако они поддерживаются незначительным количеством людей. Всерьез обсуждается лишь упорядочение и сокращение, но не отмена иероглифов.

В чем же причины такого положения? Наиболее очевидная из них заключается в престижности иероглифики и ее связи с японской национальной культурой. В течение веков знание иероглифов в Японии было признаком образованности и в значительной степени и признаком высокого социального положения; кана такой престижностью не обладала, недаром женщины, если они были грамотны, обычно знали лишь кану. Большую роль в Японии играли заимствованные из Китая конфуцианские представления с их своеобразным культом письменного. Отмечают, что и сейчас для японского языкового мышления характерно представление о том, что настоящим считается лишь записанное; с этим связывают самые разные явления — от большей разработанности письменной нормы в отличие от устной до особой склонности японцев по сравнению с другими народами к употреблению визитных карточек [Mizutani, 1981, с. 19–21]. Сохраняется и страх перед иероглифами, и уважение к ним, а знания человека и сейчас иногда оцениваются по количеству известных ему иероглифов, хотя в наши дни, когда все в определенной степени владеют иероглификой, их престижность уже не столь высока, как раньше [Ёсимура, 1982, с. 1]. Японская культура не так тесно связана с иероглификой, как китайская; среди классических литературных произведений есть немало написанных с минимальным использованием иероглифики или даже вовсе без нее, среди них такие крупные, как знаменитый роман XI в. «Гэндзи-моногатари». Однако все же большинство памятников, в том числе практически все памятники последних шести-семи веков, — это иероглифические тексты. Весь этот комплекс культурных и психологических факторов способствует сохранению иероглифической письменности. К тому же они тесно связаны и с политическими соображениями: правящие круги Японии, безусловно, заинтересованы в поддержании культурной преемственности, а не в ее разрушении, следовательно, и в сохранении традиционной системы письма.