Литмир - Электронная Библиотека

— Куда едем? — спросил он. И, обращаясь к учительнице, добавил: — Извините. Добрый день!

Поехали в Лович, в кабачке на втором этаже старого, ветхого особняка ели телячий бок и пили зубровку. «Учительница по польскому» как в трансе выпила четыре рюмки, глаза ее блестели, но веселость была вымученной и на новый вопрос Болека, зачем они сюда приехали (не слишком тактично), ответила обращенным к Яну вопросительным взглядом.

— Сейчас? — спросила. — Непременно?

— Да. Разумеется, — ответил Ян. — Видишь ли, сынок, это не только ужин по случаю сдачи выпускных экзаменов. Ты получил аттестат зрелости, ты мужчина, и пора тебе знать, что нас, Ирену и меня, связывает…

Болек рынком опустил голову, как строптивый школьник, которого пожурили, потянулся к пустой рюмке.

— Налей мне! — попросил.

Выпил залпом, потом встал, с грохотом отодвинув стул, окинул их сверху взглядом, осуждающим и выносящим приговор.

— Садись, — сказал отец. — Садись, потолкуем…

Но парень молча повернулся и пошел к дверям.

Теодор Качоровский, на правах друга участвующий в этой трапезе, вдруг испугался за судьбу Яна, Болека, Людмилы и этой приятной, скромной, обворожительной девушки. И произнес сварливым голосом:

— Не надо было этого делать.

Барыцкий вспыхнул, он не терпел, когда кто-либо критиковал его поступки.

— Не надо было, — поддакнула Ирена. — Во всяком случае, не так.

— Не следовало ему говорить?

— О господи! — воскликнул Качоровский. — Ты ничего не понимаешь?

Ирена только вздохнула. Как было бы здорово, если бы она умела плакать по желанию. Но ничего не получалось, ни слезинки. Она принялась старательно вытирать стекла своих очков.

— К чертям! — отрезал Ян. — Знаешь, Теодор, что я получал от жизни? Впрочем, говорить не о чем. Решено, вопрос недискуссионный.

— Ну, тогда возвращаемся, — буркнул Теодор. Он надеялся, что ему удастся выловить Болека из устремляющейся к вокзалу толпы крестьян-рабочих. Но юный Барыцкий с новеньким аттестатом зрелости в кармане уже возвращался в Варшаву. Рейсовым автобусом.

* * *

В сумрачном приемном покое сделалось душно. Зарыхта подошел к окну, открыл его и увидел какого-то парня, который прислонил мотоцикл к стене, расстегнул кожанку, снял желтую каску, напоминающую шлем космонавта, отступил на мостовую и внимательно оглядел серый, сумрачный фасад. Рослые теперь ребята, статные, — подумал Кароль.

Парию больничное здание не понравилось, сама мысль о том, что Малина лежит в этой развалюхе, за одним из подслеповатых окошек, показалась нелепой и угнетающей. С Малиной вообще не вязалось представление о больнице, страдании, слабости, о чем-то трагичном или хотя бы печальном. Энергичная, полная замыслов, зачастую безрассудных, она, даже когда плакала — что на его памяти случилось всего дважды, — забавно размазывала косметику и одновременно смеялась над собой и над этой минутной слабостью. Малина была необыкновенной! Поэтому он беспрекословно и раболепно подчинялся ей — пожалуй, так можно это назвать. Слово «любовь» представлялось им неточным, слишком патетичным, старорежимным и, собственно, пустым.

Малина — здесь, в этой развалюхе! Парень еще раз взглянул на фасад и на старика, который стоял в открытом окне, приглядываясь к нему. Немного повозился с мотоциклом, а потом вошел в здание.

— Ну и погодка! — воскликнул он громко, швыряя мокрую кожанку и каску на барьер, ограждающий столик швейцара. — Бросьте это куда-нибудь, — добавил почти приказным тоном. И, сунув старику, который открыл было рот отнюдь не для благожелательной реплики, двадцатку, небрежно пояснил: — Я договорился о встрече с заведующим. — Сам себе открыл дверку в барьере. — Надеюсь, он еще не ушел?

Фортель удался. Швейцар спрятал банкнот, сгреб куртку, отряхнул ее и проворчал, что заведующий на втором этаже.

Парень юркнул за угол коридора. Тут остановился и снова с отвращением огляделся, морща нос, так как больничный запах живо напомнил тот черный день, когда ему удаляли гланды. Он лежал тогда страдающий и беззащитный. Было это лет пятнадцать назад, но аромат карболки воскресил неприятное воспоминание.

По коридору шла сиделка, немолодая, тучная, с сердитым лицом. Парень заступил ей дорогу.

— Я хотел бы узнать… То есть, я приехал… относительно особы, пострадавшей в автомобильной катастрофе, — пролепетал он, внезапно растеряв весь апломб. — Мне надо поговорить с заведующим.

— Он у себя, наверху, — сказала сиделка и кивнула на узкую винтовую лестницу, ведущую на второй этаж. Парень быстро взбежал по ступенькам. Ему было не до разговора с заведующим. Прежде всего хотелось увидеть Малину. Посмотреть на нее. Прикоснуться к ее руке. Это было самым главным.

Поэтому, уже наверху, он остановил другую женщину в белом и, взяв под руку, сказал, что переговорил с заведующим, получил разрешение и теперь вот покорнейше просит ее не отказать в любезности и проводить его к девушке, попавшей в автомобильную катастрофу.

Таким образом парень очутился в пятиместной женской палате и, едва переступив порог, несмотря на царивший здесь полумрак, сразу же заметил в дальнем углу, на какой-то странно приподнятой койке, Малину.

Лавируя между койками, на которых дремали больные, он подошел тихо, на цыпочках и склонился над девушкой.

— Малинка! — произнес тихо и поцеловал ее в губы. Она открыла глаза, узнала его и улыбнулась, но не обычной своей лучезарной улыбкой, а жалобно, словно готовая расплакаться.

Парень придвинул табуретку, сел и обеими руками взял ее руку.

— Как ты добрался? — спросила она.

— Позаимствовал мотоцикл, — сказал он. — Что с тобой? Тебе больно?

— Нет. То есть уже почти не больно. Мне сделали несколько уколов.

— Как это случилось?

— Не знаю. Я ничего не помню. Потеряла сознание.

Он снова наклонился и еще раз поцеловал ее в губы.

— Чертовка девка! — Теперь он говорил шепотом. — Поделом тебе! Искательница приключений.

— Перестань.

Но ему хотелось привычной для них манерой разговора рассеять гнетущую атмосферу больничной палаты.

— Наверняка переспала с кем-нибудь, да? Твой «топлесс» произвел фурор!

— Перестань, что ты говоришь! — Лицо ее искривилось в усмешке.

— Тебе непременно надо было ехать? Думаешь, не знаю зачем? Дьявольское отродье! — произнес он громче.

Соседка, с минуту подслушивавшая их разговор, теперь встревоженно открыла глаза и приподнялась. Но словам противоречили жесты: парень не сводил с Малины влюбленного взгляда и гладил ее волосы, рассыпавшиеся по подушке.

— Как твой проект? — спросила Малина.

— Закончил ночью. Если бы не злился на тебя, дело бы пошло веселее. А так все время мерещилось, что ты развлекаешься с каким-то пузатым старикашкой. Но утром отправил, — сказал он. Когда наклонялся, отросшие до плеч волосы закрывали ему лицо, и он отбрасывал их назад совсем по-девичьи.

— Проект получился удачный? Ты доволен собой? — спросила Малина.

— У меня всегда все получается, сама знаешь. Это будет сенсация, — сказал он и рассмеялся. — Я гений. Возникла, понимаешь ли, феноменальная идея. Все друзья это говорят.

— Хорошо, что я уезжала на несколько дней. Ты мог сосредоточиться, верно?

— Меня трясло от мысли, что ты где-то там с другим! Я работал день и ночь, как проклятый, лишь бы не думать об этом, — сказал парень и снова рассмеялся, но теперь явно принужденно.

— Мы тоже здорово поработали, честное слово.

— Знаю я твою работу. Небось в постели? Вредная девка! — Эти слова соседка услыхала совершенно отчетливо. И подскочила на койке. Но он этого не заметил.

— Я ждал твоего возвращения, — продолжал парень. — Готовился поколотить тебя, чего ты заслуживаешь… Первым делом поискал бы отпечатки пальцев.

Сунул руку под одеяло, Малина улыбнулась и отстранила ее.

Соседка была шокирована.

— Послушайте! Как вы себя ведете?

— В чем дело? — осведомился он, будто пробудившись ото сна. — Чего вам надо?

82
{"b":"597037","o":1}