Были милы и уютны две очень комфортабельные комнаты с широкой верандой под окнами и густым садиком за ней. Пейзаж портила только высокая голая бетонная стена, замыкавшая слева дом, веранду и сад.

Усталость после плавания под палящим солнцем дала себя знать, как только Ильин растянулся на качалке. Мрачная бетонная стена обнаружила крупнейшее достоинство, закрывая веранду от солнца. По сравнению с огненным жаром в катере и на дамбе здесь было прохладно, и прежде чем Ильин успел это заметить, он заснул крепким освежающим сном.

Когда он проснулся, острые длинные тени на еще светлой восточной стороне сада показывали, что солнце спускалось к горизонту. В дверь раздался осторожный стук, и черная фигура, изогнувшись крючком в дверях, протянула небольшую, сложенную конвертом записку.

Профессор Кроз в самых любезных выражениях приглашал его зайти. Ильин с сомнением оглядел свой далеко не элегантный костюм, затем пренебрежительно выпрямился и направился к дверям.

Пройдя широкий довольно темный коридор и перешагнув через порог предупредительно распахнутой двери, он попал в большую загроможденую вещами комнату и с первого же взгляда понял, что его опасения за корректность своего костюма были напрасны.

Круглая фигурка хозяина, облеченная в белую с полосками рубашку и такие же брюки, белые волосы, выбивающиеся из-под черной шапочки, широчайшая, сияющая улыбкой физиономия и неистовый беспорядок кругом произвели на Ильина впечатление чего-то настолько родного, что он чуть было не произнес своего приветствия по-русски. От этого избавил его хозяин, который в одно мгновение оказался около Ильина, крепко потряс его руку и, указав жестом на стоявшее у стола глубокое кожаное кресло, первый заговорил.

— Я чрезвычайно счастлив, дорогой коллега, что наконец вижу вас у себя. Я уже кое-что слышал о вас и не мог дождаться, когда мы будем работать рядом… Чашку чая, может быть? Пожалуйста, здесь вы дома! Я никуда не годная хозяйка и сразу же обращаюсь с просьбой действовать за столом так, как если бы меня не было в этой комнате.

Некоторое изумление, которое Ильин не сумел скрыть, и полный любопытства взор, которым он окинул помещение, вызвали смех хозяина.

— Держу пари, — сказал он, — что после гостиной профессора Кремье моя квартира производит впечатление диссонанса, и что вы никак не ожидали попасть в такую обстановку.

— Пожалуй, так, — улыбнулся Ильин. — Признаюсь, такая обстановка показалась мне почти родной.

Профессор Кроз с комическим ужасом осмотрелся кругом:

— Для меня всегда являлось загадкой, как это другие научные работники умеют сохранять порядок в своей квартире. Что касается меня, то я не могу позволить прислуге дотронуться до столов, потому что после этого я за целый день там ничего не найду, и не могу прибирать сам, потому что у меня на это не хватает времени. И не могу ограничиться одним-двумя столами — заваливаю бумагами и препаратами всю квартиру, иначе не хватает места.

Ильин расхохотался.

— Во всяком случае я бесконечно рад, — сказал он, — что встретил здесь «диссонанс», как вы называете. Должен сказать откровенно, что стиль института мне нравился гораздо меньше. А теперь, может быть, вы сообщите мне, профессор, в двух словах, в чем будет состоять моя работа.

Кроз комфортабельно уселся в глубочайшее кресло и, прихлебывая чай, принялся с увлечением рассказывать:

— Я боюсь, дорогой коллега, что в ближайшее время ваша работа сможет вас разочаровать. Дело в том, что здесь накопилось по некоторым причинам громадное количество очень однообразного материала, который необходимо быстро проработать и привести в систему. Дело идет о микроскопическом исследовании половых органов значительного количества гибридов, над чем, как я слышал, вы уже работали у Кремье. Задача исследования — установить степень недоразвития семенных канальцев, производящих сперматозоиды, иначе — степень плодовитости или бесплодности данной мужской особи. Характерные срезы каждый раз придется закреплять в виде фотографий. Вот и все. Дело простое, но кропотливое, требующее большой точности. Будучи знаком по литературе и по письмам Кремье с вашими работами, я заранее убежден, что вы проведете это задание как никто другой.

Ильин воспользовался паузой и спросил:

— Скажите, а в какой связи находится эта работа с остальными ведущимися здесь исследованиями?

— В очень большой, коллега, в очень большой. Дело в том, что большинство самцов помесей, с которыми мы имеем дело, бесплодны, некоторые — частично плодовиты и лишь очень немногие гибриды оказываются способными к размножению. Я уже обнаружил, что эта последняя особенность в некоторой степени передается по наследству при скрещивании гибрида с гибридом. Вам придется проработать большое количество законсервированных препаратов павших экземпляров, и это поможет мне разобраться в ценности наследственных линий среди их потомства. Объектом исследования являются обезьяны, главным образом человекообразные.

— И с кем вы их скрещиваете?

Профессор на мгновение запнулся.

— Отчасти друг с другом… конечно, посредством искусственного оплодотворения. Это гениальная инициатива вашего соотечественника Идаева. Потом есть и другие помеси. Впоследствии вы ознакомитесь с ними подробнее. Завтра я буду очень рад лично показать вам наше хозяйство.

— Да, кстати, я, конечно, могу увидать завтра Идаева?

— Идаева? — Кроз заметно смутился. — Видите ли… он очень болен. Тяжелое нервное расстройство, затем ужаснейшая лихорадка. Мы очень боимся за его участь. Сейчас врач даже мне не разрешает его посещать. Какое несчастье, мсье Ильин! Да, Африка плохое место для нашего брата — европейца.

Смущение профессора, особенно в первый момент было настолько заметно, что Ильин насторожился и сразу прекратил всякие расспросы. Еще через несколько минут он откланялся и вернулся к себе, провожаемый Крозом до самых дверей своей комнаты.

Ильин разделся и лег в постель, но, выспавшись днем, теперь никак не мог заснуть. Ночь была невероятно тиха. Медленно остывал раскаленный воздух. Луна совершенно круглая, белая и необыкновенно блестящая, отбрасывала редкие черные тени.

Еле слышно жалобно жужжал где-то под потолком пробравшийся сквозь густую сетку окна одинокий комар, и этот звук гармонически сливался с глубокой, почти звенящей тишиной ночи.

Вдруг сильный крик прорезал воздух. Потом где-то слева, из-за бетонной стены раздались тихие стонущие причитания, и Ильин, напрягаясь всем существом, не мог уловить, человек это или животное. жалуется на что-то там, за стеной.

Затем снова тот же ужасающий крик, начавшийся на хриплой низкой ноте, перешедший в течение секунды в протяжный вой и замерший еле слышным стонущим звуком. Сначала казалось, что это был голос какого-то дикого зверя. Но эти жалобные причитания за стеной! В них слышалась человеческая тоска и интонации разумного существа… И все-таки это никоим образом не был голос человека!

Охваченный непреодолимой жутью, Ильин поспешно вытащил из кармана брюк револьвер и долго полусидел в постели, не решаясь сделать движения и напряженно прислушиваясь к каждому шороху за окном. Все было тихо, и в конце концов он незаметно для себя уснул.

С сияющим утром пришла беспричинная молодая радость. Когда распахнулась сетка окна и поток лучей сверканием и блеском заполнил комнату, нелепым и комичным показался заряженный револьвер на стуле возле кровати. Быстро одевшись, Ильин прошел на веранду.

Сад был не велик и запущен. Буйная тропическая зелень победоносно захватывала дорожки. У самой веранды гигантское дерево раскидывало на огромной высоте широкую крону. Лиана полдюжиной толстых канатов обвивала бугристый корявый ствол и, взобравшись наверх, спускалась нарядной бахромой. Кучка огненно красных птичек с писком и гвалтом ссорилась высоко в ветвях. Спереди и справа сад замыкала густая стена кустов.

Когда Ильин через небольшую калитку вышел наружу, характер местности определился с первого взгляда. Остров в этом месте представлял собою узкую, всего шагов в триста шириной, но довольно длинную гряду, полого спускавшуюся в обе стороны к болоту. Далее, насколько хватал взгляд, тянулось болото, кое-где поросшее мангровыми деревьями с сетью воздушных корней, конусом поднимавшихся над топью.