Открывается дверь каптерки, оттуда выходит старшина Панасенко с журналом списочного состава в руке.

– Рота, равняйсь, смирно! – звучит команда младшего сержанта Поцелуева. – Товарищ старшина, рота к вечерней поверке построена. Дежурный по роте младший сержант Поцелуев.

– Вольно! – тихо скомандовал старшина.

– Рота, вольно! – повторил команду младший сержант.

Старшина Панасенко, который всегда по привычке опускал голову и смотрел под ноги, подойдя к середине строя, где рядом стояли братья Антоновы, поднял глаза и посмотрел на них. Стал моргать глазами, нагнул голову чуть вперед, закрыл глаза, потряс головой, открыл глаза, опять посмотрел и обратился к младшему сержанту:

– Младший сержант Поцелуев, проводите вечернюю поверку! – отдал журнал ему, а сам зашел в каптерку.

В каптерке сержант Лапшин вытаскивал из больших мешков, в которых отправляют в стирку простыни и наволочки, и раскладывал белье по полкам.

– Вроде я сегодня не пил, а в глазах двоится, – говорил старшина, вытянул руку вперед, поднял указательный палец и стал смотреть. – Вроде и не двоится.

Сержант Лапшин засмеялся.

– Товарищ старшина, вы, наверное, смотрели на братьев Антоновых. У нас два новобранца, братья-близнецы, их невозможно различить, до того они одинаковые.

Старшина подошел к двери и стал смотреть в замочную скважину.

– Мать честная! Их под копирку сделали, что ли? – мотал головой старшина. – После принятия присяги их надо разъединить в разные роты, одного – в стрелковую роту, другого – в сводную.

…Вот солдаты сводной роты, с голубыми погонами, на пандусах у разных помещений военной базы грузят, а где и выгружают ящики, большие и маленькие, с имуществом, что хранится в складах базы.

У одного из складов четверо солдат, в их числе и Павел Антонов уже в звании ефрейтора, ловко кантуют ящики, ставят на тележку и по трапу, наброшенному от пандуса во внутрь вагона, завозят и укладывают внутри кульмана. К ним подъезжает автокар с несколькими маленькими ящиками. Водитель автокара, тоже солдат, спрашивает у Антонова:

– Паша, Антонов! Куда твой вагон?

– На Ташкент, – отвечает Павел. – Что у тебя?

– Москатель. Двенадцать мест твоих. Вот эта куча.

Один из солдат подгоняет тележку к автокару и перегружает ящики. Павел вытаскивает из кармана наряд и отмечает:

– Москатель, двенадцать мест. Осталось вооружение семь ящиков и можно опломбировать вагон.

Когда солдат снял с автокара последний ящик, обратился к водителю:

– Все, отчаливай!

– Оставшиеся ящики на Тбилиси. Где вагон на Тбилиси? – спрашивает водитель автокара.

– Кажется, у четырнадцатого склада, – отвечает Павел.

Автокар отъехал. Тут к ним подходит Петр Антонов в красных погонах.

– Привет сводникам! – говорит Петр и, как всегда, высоко поднимает правую руку.

– Привет стрелкам! – отвечает Павел и тоже, высоко поднимая руку, бьет по ладони брата.

– Что грузим? – спрашивает Петр.

– Авиатехимущество, – отвечает Павел.

– Непыльная у вас работа.

– А ты попробуй кантовать ящики, полные кульманов, – отвечает Павел. – Не пыльная, но потная.

– Зато оплачивается дополнительно.

– Символически, – заметил Павел. – Разве это деньги? В прошлом месяце я весь месяц в транспортном отделе вагоны грузил и разгружал, восемнадцать рублей получил. Купил пленку, бумаги, проявитель, закрепитель, и ничего не осталось.

– Остались фотокарточки, – улыбнулся Петр. – А ты за фотки с солдат деньги бери, вернешь свои кровные. Ты хочешь сказать, что у тебя сейчас денег нет?

– Почему нет? Я еще солдатские получаю.

– Так выручи, дай трояк. Я сегодня в списке увольняющихся на берег. Хоть пивка попью. Мать, наверно, в самом деле заболела. Уже месяц я прошу, чтобы она выслала мне хоть на карманные расходы, а она даже письмо не пишет.

– Опять нажрешься, на губу попадешь.

– На трояк особо не нажрешься, брат. Ты не бойся, как только мать вышлет деньги, я тебе верну. Да, кстати, мы твою лычку так и не обмыли. Я выпью за твое здоровье, чтобы ты вторую и третью лычку получил. Будешь сержантом, больше будешь получать.

Павел вытаскивает трояк и протягивает брату.

– Купи мне открытку. У Антонины скоро день рождения, поздравлю.

– Пять копеек…

Павел вытаскивает десять копеек.

– На тебе десять копеек, купи с маркой авиа.

Вот группа солдат с красными погонами в парадных костюмах, среди которых и Петр Антонов, идут по улице, подходят к зданию, на фасаде которого крупными буквами написано: «Дом культуры хлопкопрядильной фабрики».

Останавливаются у афишной доски и читают: «Фанфан-Тюльпан», начало в 19.15».

– Отличный фильм, – говорит один из солдат, – я на гражданке несколько раз смотрел. Пошли?

– Пойдем, катушек подцепим, – сказал другой.

– Каких еще катушек? – вмешался Петр Антонов.

– Так называют здесь молодых прядильщиц, – объяснил солдат.

– Смотри, другое не подцепи, – съехидничал Петр и хотел уйти в сторону.

– Ты что, не пойдешь с нами? – спросил его первый солдат.

– Ребята, вы как хотите, я пошел по магазинам. Мне брат велел кое-что купить.

Ребята подошли к окошку кассы, а Антонов пошел дальше по этой улице, затем свернул на другую улицу, где находились ряд магазинов и киоски. Он подошел к газетному киоску, где на витрине красовалась яркая открытка с букетом цветов и с надписью «С днем рождения!». На мгновение он остановился, хотел купить эту открытку, но чуть поодаль увидел он второй киоск с надписью «Пиво», махнул рукой и подошел к этому киоску. Оглянулся вокруг воровским взглядом, нет ли офицеров или патрулей, занял очередь.

Хоть мужчин у киоска было мало, всего четыре человека, стоящий первым пожилой человек в плаще и в шляпе, увидев Петра, обратился к нему:

– Солдат, пивка захотел попить? Иди возьми без очереди, пока поблизости нет ваших командиров.

Петр кивком головы поблагодарил очередь и подошел к окошку, протянул три рубля. Получив кружку с пивом и сдачу, он почти бегом отошел за киоск и жадно сталь пить, словно у него во рту пересохло, замучила жажда. Мужчина в шляпе, взяв две кружки пива, тоже ушел за киоск и подошел к Петру. К тому времени Петр уже осушил свою кружку и хотел подойти, взять еще одну. Мужчина подошел к нему и протянул ему одну из кружек пива.

– На, солдат, бери!

– Спасибо, – заулыбался Петр, – у меня есть деньги. Сейчас пойду повторю. Пейте сами.

– Да бери, бери! Не стесняйся. Это я для тебя купил, самому не осилить две кружки. Сам был когда-то солдатом, знаю, что такое гарнизонный забор и жизнь за этим забором.

– Спасибо большое, – поблагодарил Петр и взял кружку.

– Ты с четырнадцатой базы? – спросил мужчина.

– Ага.

– Там же авиационная база, солдаты ходят в голубых погонах вроде.

– Да, база авиационная, солдаты учебной и сводной роты ходят в голубых погонах. Наша рота стрелковая, охраняет базу.

– Я сам когда-то был таким молодым, как ты, служил в армии, друг мой, как тебя?

– Петр.

– Так вот, Петр… Как по батюшке?

– Петр Семенович, да просто Петя.

– А меня зовут Никанор Иванович. У меня в армии был друг закадычный, очень похож на тебя. После демобилизации я его не видел. Вот тебя увидел, почему-то сразу вспомнил моего друга.

– Мой отец погиб на войне.

– Вот я и говорю, мой друг погиб, спасая мою жизнь. Его Семеном звали, фамилию я сейчас вспомню. – И мужчина сделал такое напряженное лицо, будто вспоминает.

– Не Антонов, случайно?

– Вот, вот! Семен Антонов. Ну как же я его могу забыть, ведь он мне жизнь спас. Зимой сорок четвертого немцы бомбили наши позиции. Как взорвался снаряд, он прижал меня к земле и своим телом накрыл меня. Когда кончилась бомбежка, я ему говорю: «Семен, отпусти меня, «мессеры» уже ушли». Смотрю, он не реагирует. А когда я вылез из-под него, вижу: он уже лежит бездыханно. Снег весь в крови. Так он меня спас, а сам погиб. Так что я его большой должник. Хоть мы его с почестью хоронили, но это просто обязанности армейских товарищей. Теперь его родного сына не могу кружкой пива угостить?