— Не боишься, что твой мозг тоже не выдержит?

— Не боюсь. Ведь я — всего лишь передаточное звено, орудие Божьего промысла, а ты — его Откровение. Его истины вырезаны скрижалями прямо в тебе, а у меня живут лишь в памяти.

Иуда непонимающе посмотрел на них обоих.

— О чем это вы?

— Не сейчас. Потом я тебе все расскажу…. А пока вот о чем я хотел с тобой поговорить… Матфей годен как распорядитель, счетчик — он скрупулезен, он педант. Может быть летописцем. Он прекрасно знает свой потолок и на лишнее не претендует. За что я его и ценю. Сейчас же мне нужен помощник. Человек, на которого я могу не только положиться, но и тот, кто может посоветовать, помогать в реализации планов. Решительный, способный проявить, где надо, жесткость, способный на поступки во имя цели. Поступки, иногда не совместимые с общепринятыми догмами. В моем ближайшем окружении таких людей нет. Ты единственный, кто способен стать моим помощником… Впрочем, ты можешь отказаться…

— И закончить свою жизнь навозным жуком, как сказал Христос?

— Да.

— Я не буду отказываться.

— Хорошо, я не сомневался в твоем ответе. Жди. Как я уже сказал, Матфей придет за тобой… Да, вот еще что… Чтобы развеять твои последние сомнения, я хочу тебе кое-что показать.

Он подошел к столу, снял немного нагара с фитиля и слегка провел пальцем под глазами. Потом сел на лавку рядом с Христом, взлохматил волосы и втянул щеки, от чего резко обозначились скулы.

Перед Иудой сидели два чрезвычайно похожих человека. Наверно, при солнечном свете сходство значительно бы уменьшилось, но в тусклых бликах очага эффект был потрясающим.

— Не может быть!

— Вот тебе и еще Божий знак!

— Но как ты мог об этом знать?

— Я и не знал. Христос сказал. Когда мы сидели и разговаривали, он вдруг замолчал, закрыл глаза, а потом заявил, что Бог специально сделал нас похожими. Я решил это проверить. Оказалось, это действительно так. Теперь и ты убедился…. Ну, все, пора идти, а то скоро рассветет.

Христос выходил последним. Возле Иуды он остановился, взял его за плечи и несколько мгновений смотрел прямо в глаза. В его глазах Иуда увидел боль и страдание, печаль и покорность судьбе, жалость и любовь.

Глава предпоследняя. Я — ОН2 — ОНИ2 — ОНИ3

Я

Неделя минула, но от Иисуса известий все не было. Свою лачугу вместе со всем ее немудрящим содержимым я продал за бесценок соседу с условием, что буду пока в ней жить до своего отъезда. У старьевщика я купил себе поношенную, но достаточно крепкую еще одежду и обувь, справедливо рассудив, что негоже все деньги спускать сразу: еще неизвестно, какие повороты жизни меня ждут. К тому же меня не оставляли мысли о далеком и загадочном тибетском монастыре, где Христос провел несколько лет в обучении.

Дни тянулись медленно. Я по привычке вставал рано, еще до восхода солнца, и изнывал от безделья. Очаг практически не разжигал — готовить еду было лень, поэтому обходился сухомяткой. Однако на третий или четвертый день я обнаружил свою прелесть в таком образе жизни: не докучали больше солнце и пыль и ненавистная мотыга, благодаря чему и мысли в голове стали другими: я так и эдак обдумывал слова Иисуса, примеряя их к своему будущему. Несколько раз я порывался отправиться на поиски Матфея, но постоянно себя сдерживал.

Матфей появился на девятый день. Критически осмотрел меня и хмыкнул:

— Деньги жалеешь?

— Не хочу их бестолково тратить.

— Может, и правильно. Все продал?

— Да, уже давно.

— Хорошо. Надо еще немного подождать. К тебе придет человек и позовет тебя к Христу. Сразу же иди, не раздумывая.

— Сюда я уже не вернусь?

— Нет.

* * *

Прошло еще три дня. На четвертый день рано утром я услышал стук в дверь. Это был Иона.

— Иуда, собирайся, тебя ждут. Мне велено тебя проводить.

— Кто ждет?

— Как кто?! — Христос!

Я продолжал недоверчиво смотреть.

— Ты чего? Забыл Христа, что ли? Того самого, что жил у тебя. Который рассказывал про жизнь вечную.

— Помню. А где он?

— На постоялом дворе остановился… Да ты ничего не знаешь?.. Ты же сам говорил, что он уезжает на север. Так вот, он вернулся. Сегодня утром въехал в город на белой ослице, увитой пальмовыми ветвями. За ним бежала толпа народу. Он уже несколько чудес сделал: ходил по воде, как посуху, накормил голодных, вылечил увечных. С ним с севера пришли его друзья, он их называет апостолами. Там братья Зеведеи, Фома, Филипп — остальных не знаю… Да, еще Петр… Но Христос сказал, что самый главный апостол и брат ему — это ты… Так и спросил, а где, мол, Иуда, брат мой? Пойдем, я провожу тебя… Царство всеобщего счастья грядет!

Помня наставления Матфея, я зашел к соседу и сказал, что уезжаю. Поэтому сосед может делать с моим жилищем, что хочет. Сказал Ионе:

— Подожди меня на улице.

Постоял немного в доме, прощаясь со стенами, где жили мои родители, где сам я родился и жил все эти годы. Я понимал, что сюда уже больше не вернусь.

* * *

… Постоялый двор, где остановился Христос со своими новыми товарищами, был на другом конце города. Мы долго плутали по узким улочкам, пока, наконец, не уперлись в унылое громоздкое заведение. Во дворе стояли лишь несколько пустых повозок, да у коновязи переминалась с ноги на ногу одинокая белая ослица, на шее у которой болталось несколько пальмовых ветвей.