– Я не прошу. Я торгуюсь.

– Хорошо. И что ты хочешь знать?

– Есть ли в городе место, куда складывают всю писанину для сохранности?

Нахмурившись, женщина указала вдаль, на похожее на холм сооружение в центре города. Оно было таким большим, что возвышалось надо всем вокруг и даже выглядывало за стены-расселины.

– Что-то наподобие Верховной Дирекции? – спросила женщина.

Моргнув, Лифт склонила голову набок.

Женщина не упустила возможности перебраться в другую часть сада.

– Это все время было там? – поинтересовалась Лифт.

– Э, да, – ответил Виндль. – Конечно.

– Правда? – Она почесала затылок. – Хм.

12

Лозы Виндля взвились по стене переулка, и Лифт полезла наверх, не беспокоясь, что привлекает лишнее внимание. Перебравшись через край стены, она оказалась на поле. Фермеры посматривали в небо и ворчали. Времена года сошли с ума. Дождь должен был лить не переставая – скверное время для посадки растений, так как вода вымывает семенную пасту, однако вот уже много дней сухо: ни бурь, ни дождя.

Лифт шла мимо фермеров, размазывающих пасту. Из нее прорастут крошечные полипы, которые в конце концов достигнут размеров большого булыжника и до отказа заполнятся зерном. Если это зерно раздавить, не важно, руками или во время бури, получится новая паста. Лифт постоянно задавалась вопросом, почему съеденные полипы не вырастали внутри желудка, но никто так и не дал ей толковый ответ.

Озадаченные фермеры работали, подтянув шиквы повыше. Лифт, проходя мимо, пыталась прислушиваться. Пыталась услышать.

Обычно в это время года им не нужно работать. Разумеется, они все равно сажали в трещинах треб, который мог пережить наводнение, но никак не лавис, талью или клему – гораздо более трудоемкие, но и более урожайные культуры.

И все же они сеяли. А если завтра пойдет дождь и смоет все их усилия? А если дождя вообще больше никогда не будет? Городских цистерн, до краев наполненных водой после недели Плача, не хватит навечно. Люди так беспокоились, что Лифт заметила нескольких спренов страха – шариков фиолетовой слизи, собравшихся вокруг холмиков, в которые сажали растения.

Будто им наперекор, от растущих полипов отделились спрены жизни. Кружась и переливаясь зеленым, пылинки увязались следом за Лифт. Впереди, словно лысая голова над спинкой кресла, возвышалась Верховная Дирекция – огромная округлая глыба камня.

Вся жизнь в городе так или иначе вращалась вокруг этой точки. Даже улицы, закручиваясь, вели к ней. Подойдя ближе, Лифт увидела, что вокруг Дирекции вырезан в камне громадный участок. Смотреть там было особо не на что, но круглый каменный холм казался надежно защищенным от бурь.

– И правда, отсюда земля расходится под уклоном, – отметил Виндль. – В любом случае это самая высокая точка города. Думаю, потому этот бугор и превратили в крепость.

Крепость для книг. Иногда люди такие странные. К строению вели многочисленные спиральные подъемы, и толпа впереди, в основном ташиккцы, текла наружу и внутрь.

Лифт уселась на краю стены, свесив ноги.

– С виду похоже на кончик причиндалов какого-нибудь парня. Типа у него такой короткий «меч», что все его пожалели и сказали: «Эй, а поставим-ка в его честь огромный монумент! И пусть он крошечный, в таком виде будет выглядеть сногсшибательно!»

Виндль вздохнул.

– Это не грубость, – подчеркнула Лифт. – Должно было выйти поэтично. Старина Седовласый утверждал, что нельзя считаться грубияном, пока говоришь об искусстве. В этом случае ты – утонченная натура. Вот почему развешивать во дворце картины с голыми леди – это нормально.

– Госпожа, не тот ли это человек, что сам прыгнул марабетийскому большепанцирнику в глотку?

– Ага. Такой же безумный, как ящик пьяных норок. Я по нему скучаю.

Лифт нравилось думать, будто на самом деле его не съели. Он подмигнул ей, когда, поразив зевак, сиганул в разинутую пасть большепанцирника.

Виндль свернулся кольцом, изобразив лицо: глаза из кристаллов, губы из крошечной сеточки побегов.

– Госпожа, какой у нас план?

– План?

Он снова вздохнул.

– Нам нужно попасть в это здание. Вы собираетесь сделать первое, что в голову взбредет?

– Естественно.

– Могу я внести предложение?

– Только если не потребуется высасывать чью-то душу, пустоносец.

– Я не... В общем, госпожа, это здание – архив. Насколько я знаю эту страну, комнаты завалены законопроектами, отчетами и докладами. Тысячи и тысячи документов.

– Ага. – Лифт сжала кулак. – Среди всего этого наверняка найдутся записи о чем-нибудь странном!

– И как именно мы отыщем интересующую нас информацию?

– Легко. Ты их прочтешь.

– Прочту?..

– Ага. Мы заберемся внутрь, ты прочтешь книги и все остальное, и мы определим, какие события были странными. Это приведет нас к закуске Мрака.

– Прочту все, значит.

– Ну да.

– Вы хоть примерно представляете, сколько информации там содержится? Сотни тысяч отчетов и журналов. И чтобы прояснить все до конца, да, это число больше десяти, так что сосчитать вы не сможете.

– Я же не дура, – огрызнулась Лифт. – У меня еще и на ногах пальцы есть.

– Все равно это гораздо больше, чем я могу прочитать. Нельзя просеять столько информации. Это невозможно. Ни за что.

Лифт вперилась в него взглядом.

– Ну ладно. Может, добудем тебе одну душу. Например, сборщика налогов... правда, их и людьми назвать сложно. Думаешь, сработает? Или таких нужно штуки три, чтобы получилась одна нормальная человеческая душа?

– Госпожа! Я не пытаюсь торговаться!

– Да ладно. Всем известно, что пустоносцы любят выгодные сделки. Может, нужна важная персона? Или подойдет любой тупой паренек, которого никто не любит?

– Я не питаюсь душами! – воскликнул Виндль. – Я с вами не торгуюсь! Я лишь констатирую факты. Я не могу прочитать все документы в архиве! Как вы не понимаете, что...

– Ой, усики попроще сделай. – Лифт болтала ногами, постукивая пятками по стене. – Я тебя слышу. Как тут не услышать, когда ты так ноешь.

Позади фермеры интересовались, чья это дочь и почему не бегает им за водой, как все остальные дети. Наморщив лоб, Лифт размышляла вслух:

– Нельзя дожидаться ночи, чтобы пробраться внутрь. Мрак хочет убить беднягу еще засветло. И спорим, эти писцы работают по ночам, лишь бы чернила исписать. Зачем спать, когда можно состряпать новый закон о том, сколькими пальцами разрешается держать ложку?

Хотя, дело свое они знали – продавали писанину повсюду. Визири постоянно отправляли им запросы, в основном про новости в мире.

Лифт ухмыльнулась и встала.

– Ты прав. Мы пойдем другим путем.

– Еще бы.

– Нужно действовать умнее. Коварнее. Думать, как пустоносец.

– Я не говорил...

– Перестань ныть. Я собираюсь стащить какую-нибудь важную на вид одежду.

13

Лифт нравились мягкие ткани. Азирские накидки и мантии были одежным подобием нежного пудинга. Приятно вспомнить, что в жизни попадаются не одни только колючки. Иногда в ней появляются мягкие подушки и воздушные пирожные, добрые слова, мать.

Мир никогда не будет совсем уж никчемным, пока в нем есть мягкая одежда. Наряд был ей велик, но ничего страшного. Так даже лучше, когда свободнее. Завернувшись в накидку, Лифт уютно устроилась в кресле, скрестив руки на коленях, с шапочкой на голове. По всему наряду разбегались яркие узоры, означавшие очень важные вещи. В этом она не сомневалась, потому что о своих узорах все азирцы болтали без умолку.

Письмоводительница оказалась жирной. Наверное, чтобы одеться, ей понадобилось три шиквы. Или шиква, сшитая на лошадь. Лифт никогда бы не подумала, что писцов так хорошо кормят. Зачем им столько сил? Перья ведь легкие.

Женщина носила очки и скрывала лицо, пусть и находилась в землях под защитой Таши. Она постучала пером по столу.