- Убью-у-у… - выл ему в ухо бандит, колотя кулаками, напрочь забыв о том, что сжимает в одном из них пистолет. – Убью тварь…
Резко дернувшись, вор ударил противника лбом по носу и сумел перехватить руку с оружием. Сейчас у него был только один шанс: завладеть оружием козыря, или хотя бы выбить его, а там – доползти до своего.
Из разбитого носа шулера на лицо юноше закапала кровь. Мерзко до тошноты.
Бандит оскалился, словно хотел зубами вцепиться ему в глотку, но Тьен успел схватить его за горло, недостаточно сильно, чтобы задушить, но достаточно, чтобы удержать на расстоянии. Второй рукой вор все еще сжимал державшую пистолет руку противника… А вот третьей руки у него, увы, не было, и нечем было отвести нацелившийся в голову кулак бандита. От мощного удара в ушах зашумело. Он всего на миг потерял контроль над ситуацией, и именно в этот миг дуло револьвера уперлось ему в бок.
- Убью, - прошипел козырь.
Тьен медленно разжал сжимавшие горло шулера пальцы, но руки не убрал. Наоборот – крепко обнял бандита за шею и притянул к себе.
- Убивай, - разрешил шепотом.
Человек помедлил. Может, его смутило такое согласие. Может, успел заглянуть поверженному, казалось бы, сопернику в лицо и увидеть, как его недавно черные глаза сначала наливаются зеленью, а после желтеют, и зрачок сужается и вытягивается в тонкую вертикальную щелку. Но промедление было недолгим.
Выстрела Тьен почему-то не услышал, лишь почувствовал, как в живот всадили раскаленный вертел, а после стали наматывать на него кишки. Боль была такая, что хотелось кричать, и он не стал бороться с этим желанием, звуком собственного, похожего на звериный рев голоса, удерживая себя в сознании.
Ничего, сейчас будет легче. Сейчас…
Огонь уже уступил место Воде, и на смену флейму пришел водяной змей. Рука, словно гибкое тело удава, сдавливала шею жертвы, мнящей себя убийцей. Пока несильно, но ведь он и не собирался его душить…
Козырь попытался освободиться из захвата и вдруг хрипло закашлялся.
Значит, получается. Все правильно, жизнь покидает тело вместе с водой, и в первую очередь пересыхают легкие. Малышка Софи сутки харкала кровью… Но шулеру это не грозит: у него не будет столько времени…
- Ян! – осмелилась подбежать к ним подружка-подельница. – Ян!
Она потянула любовника за плечи, но лишь спровоцировала новый приступ кашля, перешедший в удушливое хрипение.
«Значит, его зовут Яном», - отметил про себя Тьен, чувствуя, как боль отступает.
Вместо нестерпимого жжения в животе словно змеи зашевелились. Видимо, внутренности срастались и выталкивали наружу пулю… Щекотно…
А козырь уже просто лежал на нем и не шевелился. Но еще дышал. Еще секунд десять…
«Его звали Яном», - мысленно повторил юноша, сталкивая с себя безжизненное тело.
Поднялся на ноги, распахнул пропаленное выстрелом пальто, задрал мокрый от крови пиджак и превратившуюся из голубой в темно-лиловую рубашку и осмотрел то, что осталось от раны. Еще розовый, но белеющий на глазах шрам. В этот раз исцеление прошло намного быстрее. И ни одна фиалка не пострадала…
Откуда-то из складок одежды выпала и ударилась о пол смятая пуля.
Тьен поднял пистолет козыря и отыскал глазами его подружку, в страхе забившуюся в угол. От увиденного она онемела, только смотрела на него, в суеверном ужасе расширив наполнившиеся слезами глаза, и трясла головой.
- Патти, да? – спросил он. – Патриция? Красивое имя, тебе идет.
Силы флейма не возвращались, он не чувствовал больше огня. Силы тритона были уже не нужны.
Решил, что хватит и сил человека. Уставшего, два дня не спавшего человека, безуспешно пытавшегося утопить свое горе в чужой крови.
- Не убивай, - прошептала дрожащими губами женщина. – Пожалуйста.
- Убеди меня. Ты ведь это умеешь. – Юноша улыбнулся. - Помнишь, как тогда? Покажи мне снова тот фокус, покажи, как любишь длинные стволы.
Она приблизилась медленно, словно под гипнозом. Руки с револьвером вор не поднял, и ей пришлось стать на колени. Представление в этот раз не казалось таким соблазнительным, и он пропустил прелюдию, а когда дуло оказалось у нее во рту, спустил курок…
С улицы слышался невнятный шум, люди собирались у выбитой двери, откуда слышались крики и выстрелы, но войти до приезда полиции не решались.
Покидать студию тем же путем, что он попал сюда, было небезопасно. Читай больше книг на Книгочей.нет Тьен поставил на то, что козырь вряд ли отсиживался бы в доме всего с одним выходом, и сам у себя выиграл: окна спальни выходили в узкий пустой проулок.
А на кровати лежал чемодан. Девять к одному, что со злополучной кассой. Восемьдесят тысяч листров. Впрочем, выпущенным из лампы саламандрам было безразлично, что жрать…
Глава 20
Грязная ночлежка на другом конце города, недалеко от фабрики, по какому-то недоразумению именовалась гостиницей. Вместо умывальников в комнатах стояли ведра, наполнять которые следовало самому из колодца на заднем дворе, там же располагался загаженный нужник, а чтобы поесть, надо было пройтись два квартала до ближайшей забегаловки. Но плата здесь соответствовала условиям, и документов при заселении не спрашивали.
Тьен плохо помнил, как нашел это место. Силы оставили его на границе Ли-Рей, а разум сдался и того раньше, в доме, где лежали в гостиной-студии четыре трупа. Кажется, он просто брел по темным улицам, пока к утру не уткнулся в обшарпанное здание с яркой, недавно обновленной вывеской. Вошел, не глядя, бросил на стол привратника банковскую бумажку, получил ключ с привязанным к нему номерком и дотопал до двери с наведенными мелом соответствующими цифрами.
В комнате, не вспомнив о былой брезгливости, скинул пальто и тут же упал на свалявшийся, весь в подозрительных пятнах матрас и уснул. Не слышал, кто и когда принес белье, еще влажное, но чистое. Проснувшись ненадолго, застелил постель, разделся до исподнего, кое-как оттер с тела кровь, закрылся на щеколду от новых непредвиденных визитов и снова уснул.
Снов он не видел, ни плохих, ни хороших. А открыв глаза, не сразу понял, что проснулся, ведь ничего не изменилось, и все та же пустота была и вокруг него, и внутри.
Тело, забыв об иных надобностях, требовало покоя, и он оставил его лежать на волглых простынях, впустив в мысли недавние воспоминания.
Дом в Гуляй-городе. Четыре трупа.
Первый – Виллер.
Умер так же бездарно, как и жил. А его ведь предупреждали. Мог пройти себе мимо. Даже не стань Тьен его дразнить, писака вряд ли бы отвязался… Или все же отвязался бы, а наутро, проспавшись, и не вспомнил бы об их встрече. Или вспомнил бы. Побежал бы в полицию? Кто теперь скажет? Никто.
Второй – Тео.
Несчастный Тео? Безвинно погибший Тео? Как бы не так! Разве он не знал, какое дело провернул его братец? Не знал о деньгах? О том, скольких козырь отправил на тот свет, чтобы заполучить в единоличное владение заветный чемоданчик? Если бы их развеселую семейку накрыли легавые, Тео пошел бы на виселицу, как соучастник… даже если в самом деле был таким идиотом, что не догадывался о делишках брата.
Их всех повесили бы, кроме Виллера, естественно, так что он всего лишь поторопил задремавшую справедливость. Хотя, если бы у художника нашелся хороший адвокат, рисовал бы в тюрьме свои картины… А первую – сразу же в участке, грифелем на листе бумаги для допросов: портрет того, кто рассчитался с его братцем, который назавтра был бы во всех газетах. Нет, Тео все равно должен был умереть, и не убей он его в отместку козырю, сделал бы это позже… И тогда бы это был поступок не мстителя, а труса, дрожащего за свою шкуру…
К тому же, за смерть художника он рассчитался сполна. Пуля в ответ на пулю, жизнь взамен жизни. Только круг замкнулся не на нем. Жизнь за жизнь, и он тут же забрал то, что отдал…
Третий – козырь.
Его звали Яном. Странно, но и тогда, когда Тьен уже стоял на пороге дома Тео, он не задумывался об имени врага, хватало того, что он знал его в лицо. А потом, когда возмездие уже свершилось, вдруг узнал… Зачем? Чтобы помнить теперь?
