- Ага. – Пригревшийся под боком Люк закивал сквозь дрему.

- То-то же.

Тьен дождался, пока мальчишка крепко уснет, перенес его в кроватку и вернулся на матрас. Но сон начисто смело воспоминаниями. Какое-то время он лежал, ежась от сквозняка, поглядывал на копошащихся в очаге саламандр и думал – о чем, сам не мог после сказать…

А вечером все же грянул отложенный на сутки скандал, но вовсе не из-за Анны, о которой Тьен за день почти уже забыл.

Софи вернулась из лавки в плохом настроении и вымокшая до нитки. Старый зонт, как и ожидалось, сломался под ветром, а дождь к тому времени усилился. Девчонка чихала, терла нос, пересолила ужин, как бывает, когда из-за простуды не чувствуешь ни вкуса, ни запаха, а вместе с обонянием потеряла, видимо, и способность понимать шутки.

- Что это такое?! – размахивая книжкой, она влетела без стука в комнату к Тьену, когда тот уже готовился ко сну. – С каких таких пор принцесса – дура и шлюха?

- Ну, дура она, думаю, с рождения была, а шлюхой уже попозже стала, - ответил резонно вор.

- Ты чему моего брата учишь?!

Ну и так далее.

Парень благоразумно молчал, поэтому управилась мелкая быстро, всего минут за десять высказалась и ушла, напоследок хлопнув дверью так, что штукатурка вокруг косяка осыпалась.

На следующее утро брата она с ним не оставила. Но от зонта не отказалась, и Тьен решил, что не так уж у них все плохо.

После смерти мамы с Софи случилось уже много чего. И плохого, и не очень плохого, и, пусть редко, но хорошего. Плохое она старалась тут же забыть, из не очень плохого – сделать нужные выводы и тоже забыть, а хорошее, как могла, берегла.

Знакомство с сестрами Ламиль, ставшими для нее единственными подругами в последние полтора года, относилось к хорошему. Ну и что, что встречались только на катке и то, если погода не подведет? Зато было с кем поговорить о своем, о девчоночьем. Не о модных юбках и не о мальчишках, конечно, - о другом, о чем ни с Люком, ни с сударыней Жанной, а тем паче – с господином Гийомом не поговоришь. И весело с ними было, и интересно… Пока квартирант на площадь не зачастил. Теперь только одной Амелии весело. Анна то краснеет, то бледнеет, вздыхает ежеминутно, а Софи – хоть на части рвись. Потому что Тьен и все, что с ним связано (кроме Анны, естественно), тоже, как ни крути, в ее жизни – хорошее. И ссориться с постояльцем ей не хотелось, хоть и видела, что ничего доброго из его с подружкой отношений не выйдет – при его-то «просто знакомых проститутках»! Анна, та вроде бы и умная, и порядочная, но как увидит его, прямо тает, со стороны смотреть противно. А когда они стали вдвоем уходить куда-то, Софи совсем покой потеряла. И было отчего. Сегодня они у реки целуются (было-было, сама видела), а завтра – как в той книжке…

А на днях зашла в лавку одна тетка. Софи ее по имени не знала, но та частенько у них бакалею брала. Так вот, зашла она в этот раз, товар рассматривает, а сама между делом господину Гийому на племянника жалуется: мол, сбежал из дома и у нее теперь прячется, потому как девицу какую-то, шельмец, совратил, обрюхатил, а жениться не хочет. Софи сразу про Тьена с Анной подумала. Ведь ужас, что будет! А потом еще раз подумала и решила: не будет. Появилась у нее мысль, как эту историю по-своему перевернуть. Вот, например, если она сама Анне расскажет, что Виктор этот, якобы кузен ее, из Галора совсем не учиться приехал, а от девушки сбежал, которую он, значит, того. И зуб он не в аварии потерял, а ему его отец или брат той девицы выбил, ну за это самое… Да Анна его после такого и знать не захочет! А Софи как бы и ни при чем будет. Скажет, что сама ни о чем не знала до недавнего, а как узнала, так сразу подружке любимой обо всем доложила, хоть этот соблазнитель коварный ей и родня: пусть ценит, как она о ней печется… Хотя нехорошо выйдет. Тьен он, может, и не образец порядочности, но ответственный вроде как, вряд ли от девицы прятался бы. Тогда можно просто сказать, что у него в Галоре невеста осталась, и он ей письма по два в неделю шлет и фотокарточку ее под подушкой хранит. Или вообще ничего Анне не говорить, а только Тьену сказать, что скажет, если он от подруги не отстанет.

Но так или иначе, решение Софи нашла и немного успокоилась. А потом дожди зачастили, таять все стало – не до катка. Подумала, может, само собой образуется. Не будут они встречаться, и забудется все. А с девочками она все равно свидится. Ами ей давно адрес написала, и Анна загодя на день рождения позвала – в самый первый день весны, Софи помнила, и деньги уже на подарок отложила… Но, если что, история про галорскую девицу в запасе есть!

Ненастье затянулось не на день и не на два. Поговаривали, что теперь до самой весны такое продлится. Значит, каток точно растает, и просто на набережную погулять не пойдешь.

Впрочем, Софи и так было не до гуляний. Промокнув в первый же вечер непогоды, к утру она поняла, что простудилась. Проснулась с заложенным носом, саднящим горлом и тяжелой головой, еле-еле поднялась с матраса, но после горячего чая с медом чуть-чуть взбодрилась и собралась в лавку. Люка взяла с собой, чтобы постоялец еще чему не выучил, и дорогой пожалела не раз: малыш канючил, на ручки просился, и зонт приходилось только над ним держать – снова вымокла.

К вечеру пришла вконец разбитая, а поутру хуже прежнего встала.

Но до выходного кое-как на чаях и растирках продержалась. Только последние два дня снова братишку с Тьеном оставляла: тащить совсем невмоготу было.

- Теперь отлежусь денек, и все пройдет, - сама себе сказала она, рассматривая в зеркало свое бледное лицо с красным носом и темными кругами вокруг помутневших глаз.

Но прежде, хотела с вечера Люка выкупать, самой обмыться и постель сменить. А уж завтра, если полегчает, можно было бы и перестирать все. Она помнила, что Тьен неделю назад приглашал на фильм сходить, но сам он больше не напоминал, и погода противная – из дома выходить лишний раз не хочется. Да и вообще они вроде как поссорились, почти не разговаривали и ужинали снова врозь.

Девочка раскочегарила кухонную плиту, чтобы прогрелось как следует и  достала из чулана большой таз. Воды, так получилось, Тьен наносил: первое ведро сама от колонки дотащила, а потом уже он увидел, цыкнул сердито, ведро отобрал, второе схватил и за две ходки бадью наполнил.

- На кухню не ходи, - предупредила его Софи, вспомнив, что дверная защелка из пазов вылетела и запереться не выйдет. – Я Люка искупать хочу, не нужно открывать, чтобы холода не натянуло.

Она и в спальне заранее протопила, чтобы братишка после купания не зяб. Если бы он еще сам купаться хотел! Нет, летом, когда в воде подольше поплескаться можно, и проблем не было, а сейчас, когда по-быстрому надо, и шею мочалкой потереть, и голову намылить, а после смыть как следует – скандалит, просто жуть. Но Софи его все-таки изловила, в таз усадила и ковш воды сразу на голову вылила, чтобы скорее было. А когда ножницы взяла, отросшие волосики подравнять, строго пригрозила, что уши отрежет, если дергаться станет, - тогда уже смирно сидел.

Все равно намаялась с этим купанием, и не скажешь, как: вспотела вся, жар к лицу прилил, даже дышать тяжело стало. Зато Люк после импровизированной баньки, распаренный и разморенный, за пять минут уснул, и сказок не просил.

Сестра посидела с ним немного, перевела дух и, пока вода не остыла, решила ополоснуться после братишки. Правда, только таз с пола на табурет подняла, голова закружилась, но потом, когда косу расплела и опустила волосы в теплую воду, полегчало. Не зря, наверное, в народе говорят, что вода хвори смывает. Но даже если врут, все равно приятно освежить разгоряченную кожу и, приспустив с плеч рубашку, растереть замлевшую шею и обмыть грудь. А была бы росточком с Люка, так целиком в таз влезла бы и из ковшика поливалась. Это он, дурашка, своего счастья не понимает…