Я продолжал стравливать веревку. Сначала ушла в туман четверть, потом половина. Потом на мгновение движение прекратилось, веревка обмякла. Я задержал дыхание, но она снова пошла. Я стравливал ее через пальцы и неожиданно вспомнил, как отец возил меня в Бруксайд смотреть «Моби Дика» с Грегори Пеком. Наверное, я даже улыбнулся.

Ушло три четверти веревки, и я уже видел конец, лежащий на ботинке Билли, но тут веревка в моей руке снова остановилась. Секунд пять она лежала неподвижно, потом рывком ушли еще пять футов, и вдруг, резко дернув влево, веревку натянуло о край двери так, что она даже зазвенела.

Потом еще двадцать футов рывком сдернуло с моей руки, оставив на ладони тонкий ожог, и из тумана донесся высокий дрожащий крик. Я даже не мог сказать, мужчина кричит или женщина.

Снова дернуло веревку. И снова. Ее мотало в дверном проеме то вправо, то влево, потом уползло еще несколько футов, и из тумана донесся захлебывающийся вопль, услышав который Билли застонал. Хатлен замер с широко раскрытыми от ужаса глазами, один уголок его рта, подрагивая, опустился вниз.

Вопль внезапно оборвался, и, казалось, целую вечность стояла тишина. Потом закричала старушка, и на этот раз никаких сомнений насчет того, кто кричит, не было.

– Уберите его от меня! – кричала она. – О Господи, Господи, уберите… – И голос ее тоже оборвался.

Внезапно почти вся веревка сбежала по моей ладони, оставив еще более сильный ожог, но потом обвисла, и из тумана донесся новый звук, сочное громкое хрюканье, от которого у меня во рту все пересохло.

Такого звука я не слышал никогда в жизни, но ближе всего тут подошло бы сравнение с каким-нибудь кинофильмом, снятым в африканском вельде или в южноамериканских болотах. Звук большого животного. Он снова донесся до нас, низкий, неистовый, звериный звук. И снова, но потом перешел в прерывистое бормотание и затих совсем.

– Закройте дверь, – дрожащим голосом попросила Аманда Дамфрис. – Пожалуйста.

– Минуту, – сказал я и потянул за веревку.

Она выползала из тумана и укладывалась у моих ног неровными петлями и кольцами. Последние фута три новой бельевой веревки были окрашены в кирпично-красный цвет.

– Смерть! – выкрикнула миссис Кармоди. – Там смерть! Вы все видели?

На отгрызенном и растрепанном конце веревки на волокнах хлопка остались крошечные капельки крови.

Никто не стал спорить с миссис Кармоди.

Майк Хатлен отпустил дверь, и она захлопнулась.

Мистер Маквей работал в Бриджтоне мясником еще с тех пор, когда мне было лет двенадцать или тринадцать, но я не знал ни его имени, ни сколько ему лет. Он установил небольшой газовый гриль под одной из вентиляционных решеток (вентиляторы не работали, но решетки создавали хоть какую-то тягу), и к 6.30 вечера запах жарящихся цыплят заполнил весь магазин. Бад Браун не стал возражать. Может быть, от потрясения, но скорее всего он просто осознал, что птица и мясо отнюдь не становятся свежее. Цыплята пахли великолепно, но не всем хотелось есть. Мистер Маквей, маленький, худой и аккуратный в своем белом халате, все равно продолжал жарить цыплят, укладывать куски на бумажные тарелки и расставлять их, как это делают в кафетериях, на мясном прилавке.

Миссис Терман принесла нам с Билли по порции с гарниром из картофельного салата. Я поел сколько смог, но Билли даже не притронулся к своей тарелке.

– Тебе надо поесть, силач, – сказал я.

– Я не голоден, – ответил он и отодвинул тарелку.

– Ты не станешь большим и сильным, если…

Миссис Терман, сидящая немного позади Билли, покачала головой.

– Ладно, – сказал я. – По крайней мере пойди съешь персик. О’кей?

– А если мистер Браун скажет что-нибудь?

– Если он скажет что-нибудь, скажи мне.

– О’кей.

Он медленно пошел вдоль стеллажей. Мне показалось, он как-то сник, и мое сердце сжималось, когда я видел его таким. Мистер Маквей продолжал жарить цыплят, совершенно не обращая внимания на то, что почти никто не ест, удовлетворенный, видимо, своими чисто механическими действиями. Кажется, я уже писал, что люди по-разному реагируют на подобные ситуации. Трудно представить, что это может быть так, но это действительно так. Разум человека – темный лес.

Мы с миссис Терман сидели в середине аптечного ряда, и нам было видно, что по всему магазину люди собирались маленькими группками. Никто, кроме миссис Кармоди, не сидел один. Даже Майрон и Джим были вместе: оба храпели у пивного охладителя.

Шестеро новых дежурных сидели у проемов в мешках. Один из них – Олли. Он грыз цыплячью ногу и запивал ее пивом. У каждого поста стояли прислоненные к мешкам факелы, изготовленные из швабр, а рядом банки с угольной растопкой, но, я думаю, теперь никто уже не верил в эти приготовления, как раньше. После того ужасного звериного рыка и после отгрызенной окровавленной веревки никто уже не верил. Если что-то оттуда, снаружи, захочет нас, оно нас получит. Оно или они.

– Насколько опасно будет сегодня ночью? – спросила миссис Терман. Голос ее звучал спокойно, но в глазах застыл испуг.

– Хэтти, я не знаю.

– Пусть Билли побольше будет со мной. Я… Дэвид, я боюсь смертельно. – Она коротко хохотнула. – Да, видимо, это так называется. Но если Билли будет со мной, я буду в порядке. Ради него.

Глаза ее блестели. Я наклонился и тронул ее за плечо.

– Я так волнуюсь за Алана, – сказала она. – Но он, наверное, мертв, Дэвид. Я сердцем чувствую, что его уже нет.

– Не надо, Хэтти. Ты не можешь этого знать.

– Но я чувствую, что это так. Ты ничего не чувствуешь про Стефани? Хоть какое-то ощущение?

– Нет, – солгал я, стиснув зубы.

Она издала горлом странный сдавленный звук и зажала рот рукой. В ее очках отражались тусклые отсветы лучей фонариков.

– Билли возвращается, – пробормотал я.

Билли ел персик. Хэтти Терман похлопала по полу рядом с собой и сказала, что, когда он доест, она покажет ему, как из персиковой косточки и нитки делается человечек. Билли устало улыбнулся ей, и она улыбнулась в ответ.

В 20.00 новые шесть дежурных сели у проемов, и Олли подошел ко мне.

– Где Билли?

– Там дальше, с миссис Терман, – ответил я. – Занимаются рукоделием. Они уже прошли человечков из персиковых косточек, маски из пакетов и яблочных кукол, а теперь мистер Маквей показывает ему, как делать маленьких трубочистов.

Олли сделал большой глоток пива и сказал:

– Там за окнами что-то движется.

Я пристально посмотрел на него, но он ответил мне уверенным взглядом.

– Я не пьян, – сказал он. – Я пытался набраться, но меня не берет. А как хотелось бы, Дэвид.

– Что ты имеешь в виду? Что там движется?

– Я не знаю. Спросил у Уолтера, и он сказал, что у него такое же чувство. На минуту какая-то область тумана становится темнее, иногда просто маленькая полоса, иногда пятно, похожее на синяк. Потом снова пропадает. И сам туман шевелится. Даже Эрни Симмс почувствовал, что там что-то происходит, а он слепой как крот.

– А остальные?

– Они все из других штатов, я их не знаю, – сказал Олли. – Я ни у кого из них не спрашивал.

– Ты уверен, что тебе не померещилось?

– Уверен, – сказал он и кивнул в сторону миссис Кармоди, сидевшей в одиночестве в конце прохода. Происшедшее отнюдь не испортило ей аппетита, и на ее тарелке лежала целая груда цыплячьих костей. Запивала она чем-то красным: то ли соком, то ли кровью.

– В одном она была права, – добавил Олли. – Мы все узнаем. Станет темно, и мы все узнаем.

Но темноты ждать не пришлось. Когда это случилось, Билли почти ничего не видел, потому что миссис Терман держала его в дальнем конце магазина. Олли сидел со мной, когда один из дежуривших взвизгнул и, размахивая руками, отскочил от проема. Время приближалось к 20.30, и жемчужно-белый туман снаружи потемнел до ровного серого цвета ноябрьских сумерек.

Что-то прижалось со стороны улицы к стеклу у одного из проемов.