Друсиллет глядела в пол.

— Нет. Кладовка опустела, фильтры забились, коврик запачкался — пора срубать новый дом. Повод к гулянке.

Фаэтон с отвращением затряс головой и отвернулся. Потом сказал:

— Ладно. Жаль, я не догадался юридически оформить власть над кладбищем. Я забыл, как быстро действуют Софотеки…

Фаэтон размышлял. Похоже, Наставники действительно не знали, где он — пока Фаэтон не выдал себя в разговоре с Композицией Воителей. Следовательно, Констебля Пурсиванта прислали не они.

Но если не Наставники, то кто? Молчаливые? Какая-то новая, неизвестная сторона? (И кого же Композиция привезла на остров?)

Похоже, Пурсивант был не от Молчаливых. Непохоже, что можно вмешаться в работу полицейского участка и не обратить внимание Разума Земли, пусть даже у сил врага есть очень сильный набор вирусов. А если набор вирусов настолько могуч, то таиться им смысла нет — и так вся Ментальность уже под ними.

Так. Чутьё подсказывало Фаэтону, что тут был огрех в логике, что он упускал нечто очевидное. Насколько силён и сложен Софотек Ничто?

Но Фаэтон не умел, как Чародей, автоматически переносить интуицию в сознание. Мысль ушла, когда на палубу вывалилась группа Сырых и потребовала оплаты за остаток ночной смены.

В темноте и толчее Фаэтону пришлось щуриться, чтобы их разглядеть.

Тут было небольшое тройное сознание (его три тела — тощие, тряские девы с огромными глазами), горластый неоморф в парящем коробе и пара базовых в рваных рубахах и с зататуированными лицами — один нейтрального пола, другой — гермафродит.

Базовые предпочли не носить униформу от Фаэтона, и раскрасили торсы умной краской. При каждом растяжении частицы красителя пытались охладить кожу, или (что вероятнее) впрыснуть в поры какой-нибудь химикат. Тела сверкали цветами так, что и павлин бы устыдился, а уж запах духов от краски разил наповал. Фаэтон поспешно шагнул назад и прижал к носу платок из наноподкладки костюма.

— Я ничего не могу сделать, — объяснял он, — я не могу заплатить секундами или деньгами, которых не имею. Клиенты ещё не перевели средства, да и не могут они. Антисемрис ушёл и поставил блок, сначала нужно найти обход.

Тела тройного разума заговорили разом, и Фаэтон опять пожалел, что не имел фильтра ощущений. Он бы уложил в линейный формат одновременный поток речей.

— Твои проблемы! Мы дело сделали! — говорила первая.

— Нет денег? А как же жирный счёт на связь с Нептуном? — голосила вторая.

А третья ехидно напомнила, что Наставники никого не трогали, пока Фаэтон со своим честолюбием и идеалами тут всё не перемешал.

— Даёшь Йронджо! — завопил один базовый.

А другой обозвал Фаэтона предателем.

Но всех заглушил динамик неоморфа в летающем гробу:

— Раньше, когда отключало от Мозгалища, когда обрывалась связь или ломались программы, старый-добрый Йронджо объявлял отгульный выходной, не так ли? Он носил грёзы горстями, и горстей у него было побольше, чем у некоторых, и провода он раздавал как леденцы! У нас и жидкости, и пиво, и картриджи были. На зверские игрища он подключал одичатели, чтобы подавить кору мозга, чтобы подсознание порезвилось и натешилось! На свальные праздники он подключал всех в сочные, слизистые, томные дрёмы из своих закромов! Не банальные перепихоны, а настоящие грязные оргии, где каждое подавленное желание украдкой читалось и внезапно исполнялось! С двойной силой! С двойной! Да, хорошие дни были! Жизнь! Веселье! А сейчас? Некто с именем Фаэтон, прикидывается сынком богатины, что якобы солнцем владеет! И как он скрашивает наши последние годы и часы? Устраивает вечеринку? Наливает, раздаёт, втыкает, радует, грезит нас? Не! Не! Он нам костюмы кроит, делит нас, долбит, проповедует, в гроб загоняет — пока все не станет либо его, либо наше! Не делится! Играет нечестно! Что скажете? Хотите праздник? Или будете слушать бредни похожего на Фаэтона мажорика?

Всё больше собиралось на палубе. Толпа заполнила лестницы, напирала, голосила и размахивала конечностями.

Потом начала скандировать:

— Праздник! Праз-ник! Праз-ник!

Фаэтон поднял ладонь и закричал в ответ:

— Вы спятили? По домам! Отдыхайте! Завтра нужно отработать вдвойне — чтобы восполнить сегодняшние потери! Иначе будет нечего есть!

Тут с галереи, прямо на вершину неоморфа спрыгнул Ошенкьё. Он приник к динамику летающего короба, и его голос также усилило:

— У Хари Золочёной хавки полно! Под костюмчиком. Знаем! Чёрные сливки, просто объедение, превращаются во всё, что пожелаешь! Они наши, не его! Нам нужнее!

Ошенкьё хотел подкладку брони Фаэтона. Толпа, судя по перешёптываниям, тоже бы не отказалась.

В латах Фаэтона тоже усилители голоса нашлись:

— Кретины! Подумайте о завтра! Подумайте о миллионах "завтра"! Я пригласил Нептунцев — они вернут вечную жизнь!

— Завтра не настанет! — закричал неоморф.

Сборище подхватило:

— Завтра не настанет! Завтра не настанет!

И они накинулись и обхватили доспех.

"Да, для вас завтра не настанет" — хмуро подумал Фаэтон, опустил забрало, провёл необходимые вычисления и отправил по броне несильный разряд. Все руки, обхватившие его, свело. Заряд передался по телам, напиравшим на передние ряды, от них — ещё дальше, каждому в толпе. Шум раздался прежде неслыханный — прерванный вдох захрипел из сотен сдавленных лёгких разом.

Когда Фаэтон отключил ток, все рухнули на палубу, тихонько стоная и дёргаясь. По сравнению с воплями Сырых тишина встала оглушительная.

Фаэтон обратился к повисшей сверху пчеле-констеблю:

— Вы снова меня подвели. Неужели защиты заслуживают только богатые и могущественные?

— Извините. Пока они вас не трогали, они просто пользовались правом на собрание и свободу слова. Мы собирали полицейские единицы для вмешательства, но вы напали первым.

— Напал? Это самооборона.

— Возможно. Не все, правда, вас трогали — некоторые, наоборот, оттаскивали товарищей назад. Магистрат ещё не пришёл к решению. Но жалоб на вас ещё не поступило — все жертвы без сознания. Мы отнесём их в зону ожидания, пока они не будут готовы к суду и наказанию.

И на этих словах дюжины крабообразных летающих машин начали выхватывать оглушённых Сырых, одного за другим, и уносить вдаль.

— Стойте! Куда вы уносите моих рабочих? Они нужны мне до завтра — завтра много заказов!

Констебль прожужжал под ухом:

— Сырые, хоть они и изгои, уже много лет не переступали черту, не опускались до преступлений — но только до сегодняшнего дня, благодаря вам. Золотая Ойкумена не потерпит насилия. Вашим замыслам придётся подождать.

Уже половину Сырых унесли. Роботы деловито выуживали новых, и скоро палуба опустела.

— Когда их вернут?

— Вообще-то я не обязан отвечать, сэр, но есть слух, что Наставники собираются оплатить им дешёвые комнаты в Кисуму, неподалёку от фермы умоисступлений, которой заправляют бывшие члены Красной школы. Говорят, там прямо в джунглях плесневеют бесхозные ящики удовольствий, а раскадровки грёз, умные опьянители и деформаторы личности можно найти, покопавшись в траве. Нет, Сырые имеют полное право попроситься назад, и вернуться к суровой действительности, тяжёлому труду и жизни без наваждений. Кто-нибудь согласится. Может быть.

— Значит, Наставники победили? — прошептал Фаэтон.

Робопчела ответила:

— Что касается этого, сэр, мне не положено выражать личное мнение во время исполнения служебного долга. Как частное лицо частному лицу — вы слишком быстро и слишком жёстко пытались возглавить дела. Не из-за этого ли вас изгнали в своё время? Всё, мы прощаемся. Возможно до утра — вдруг кто-то из пострадавших захочет подать жалобу.

Рой констеблей, постоянно ожидавший над островом с момента прибытия Фаэтона, тоже пропал.

В каюте Фаэтон встал перед зеркалами. Позвонил Семрису и Антисемрису, но их сенешали, повинуясь программе, отклонили звонки и не сообщили хозяевам.

Потом набрал Анмойкотепа — того какофила, что поймал его после слушания Курии в орбитальном городе и так Фаэтоном восхищался. Антисемрис, по просьбе Анпойкотепа, мог бы помочь, ведь тот тоже был Какофилом.