- Ударим еще по одной и айда! - сказал Юхимович, наливая крепака в бокалы.

Поляки благодарили за щедрое русское гостеприимство и старались, чтобы в тарелках и в бутылках ничего не осталось, а помощницы Одарки, жены Юхимовича заботились, чтоб на столе все было в изобилии, как при коммунизме.

Во многом можно упрекнуть русского человека, но ему никак нельзя отказать в патриотизме и особенно в гостеприимстве. Русский человек отдаст все, что имеет, все выложит на стол, а если чего не хватает, одолжит у соседа, лишь бы накормить любого иностранца до отвала и напоить до потери пульса. Он делает это с какой-то гордостью, открытостью и радостью. Но не дай Бог ему попасть в гости к кому-нибудь иностранцу, где ему голодному, жаждущему расслабиться и немного нервозному оттого, что так першит в горле, предложат в хрустальном бокале на донышке кисловатой сивухи ниже сорока градусов и подадут каких-нибудь пережаренных палочек на закуску.

" Ну и жадный ты, брат, - подумает русский, - знал бы, что ты такой скряга, пошел бы в ресторан пообедал, опрокинул рюмку-другую настоящей русской водки, или наполнил сумку всяким добром и только потом, пришел бы к тебе в гости. Гм, такая роскошь в доме и такая нищета на столе. Откуда, почему? Нет, скучно у вас тут и муторно как-то. Домой! скорее домой, к своим щедрым, гостеприимным людям!"

9

Анюта Разливайко, соседка Юхимовича, блестяще справилась с поручением. Она трудилась, как пчелка и накрыла два стола в двух комнатах, где на железных кроватях было так много пуховых подушек, что до потолка доставали. Юхимович ей заранее заготовил портреты членов Политбюро ленинской партии, которые она умело по всем углам рассовала.

Соседки наготовили ей вкусных галушек. Такие галушки готовят только на Украине и никакой повар ресторана Москвы, Лондона или Парижа не сумеет приготовить таких вкусных галушек!

Как и жена Юхимовича Одарка, Анюта Разливайко, широко распахнув ворота, встречала гостей с хлебом - солью и предложила сразу пройти в дом отведать национальное блюдо.

- Милости просим, дорогие пановы! прошу отведать моих галушек, пропустить по рюмке по другой, нашей украинской "горилки", а потом уж можно будет осмотреть мое скромное хозяйство. Дюже прошу, пановы!

Поляки, основательно подогретые гостеприимством Юхимовича, стали переглядываться, что-то бормотать промеж себя, кивать головами, а единственная женщина, член польской делегации, громко произнесла волшебное славянское слово "добже". Руководителю делегации, профессору Борщевскому, ничего не оставалось, как повторить это слово и он кисло произнес "добже, пани Разгильдяйко, дзянкуе" и члены делегации прошли в дом, не снимая обуви. Молодые девушки "дочки" Анюты в белых фартучках, разливали сорока пяти градусную украинскую горилку в миниатюрные рюмочки и в деревянных мисках подавали дымящие украинские галушки.

- О Езус Мария! Это есть барзо смачно! - наперебой говорили поляки, поглощая галушки алюминиевыми вилками.

После этого восклицания, Анюта незаметно покинула гостей, чтобы возглавить руководство операцией по созданию зажиточности собственного двора. В это время уже всякая живность была расставлена по местам и привязана на веревочке, а вымя коров, не доеных утром, набухло так, что коровы уже начали нервничать и собирались дружно выть. Скоро и помещать было некуда. Хозяйка только ахала и даже крестилась оттого, что она с каждой минутой становилась все зажиточнее, все богаче.

- Хватит, - сказала она, когда во двор стали заводить пятую корову, - не то меня придется раскулачивать. А я не хочу в Сибирь, мне и здесь хорошо.

Поляки так накачались, что даже, на членов политбюро не обратили внимания, хотя девушки в белых передниках то и дело смахивали с них пыль тряпочкой и даже целовали в лоб портреты Ленина и Хрущева.

- Дзянкуе, бардзо дзянкуе! - сказал профессор и произнес тост за вечную дружбу между двумя великими народами.

Как и все славяне, поляки оказались довольно выносливыми и стойкими. Несмотря на изрядное количество принятого вовнутрь горячительного, они крепко стояли на ногах и неплохо ориентировались в обстановке. Выйдя во двор, пожимали плечами и все задавали один и тот же вопрос:

- Неужели везде так?

- А как же? преимущество ведения социалистического хозяйства! - патетически произнес Андрей Юхимович. - Может, еще походим, посмотрим? У нас любой крестьянин живет зажиточно, как никогда. А что касается крепостных, как вы изволили выразиться, то с крепостничеством покончила Октябрьская революция.

- Дзянкуе, пан, все барзо ясно, - сказал профессор Борщевский и обнял Андрея Юхимовича.

Первый секретарь Новомосковского райкома партии Дырко Затычко и инструктор обкома Широкописько первыми захлопали в ладоши. Эти аплодисменты поддержали и осторожные поляки. Они были несколько разочарованы тем, что увидели, будучи убежденными, что советское крестьянство влачит жалкое существование, поскольку колхозный строй есть не что иное, как закамуфлированная форма крепостничества. Они так боялись этой формы осчастливливания крестьянства, что бросились в глубинку великой страны, куда их неохотно пускали, чтоб воочию убедиться в преимуществе колхозного строя. Но в Советском союзе, к большому удивлению, нашелся только один Юхимович, сумевший так искусно обвести осторожных гостей вокруг пальца.

Инструктор обкома Широкописько поцеловала Юхимовича в щеку, когда поляки уехали, и сказала:

- Вы просто гений, товарищ Губанов. Я сегодня же доложу товарищу Брежневу. Молодец, так держать!

Через неделю Юхимовича вызвали в райком партии к первому секретарю.

- А вы, Андрей Юхимович, обладаете незаурядным умом и талантом, - сказал Дырко - Затычко с восторгом, глядя на Юхимовича. - По-моему в колхозе вам уже делать нечего. Пора переходить в райком партии...сначала вторым секретарем, этот вопрос согласован с Брежневым, а там и в обком. Леонид Ильич одобрил эту идею, и выразил желание лично познакомиться с вами.

- Почту за честь, - сказал Юхимович, гордо задрав голову.

- Пока возвращайтесь к себе. Надо собрать документы, согласовать с отделами обкома партии, созвать пленум, -в заключение сказал Дырко Затычко и стоя пожал Юхимовичу руку.

Юхимович вышел от первого секретаря совершенно другим человеком. У него от радости впервые так колотилось сердце, что он, спустившись вниз с третьего этажа, только рукой махнул на своего водителя Митьку Заголяйко, уже открывшего перед ним дверь машины, и прошел мимо. Маленький городок Новомосковск казался ему очень уютным, гостеприимным и родным, и быть здесь хозяином с неограниченной властью, - это ли не счастье? За что мне это? Откуда мне это? от кого, от Бога, от Ленина, почему именно мне, Андрею Юхимовичу, все это? за какие заслуги, перед кем? - спрашивал он себя и не находил ответа.

Но не успел он пройти и двух кварталов, как город показался ему обычным провинциальным городком, в котором такому способному человеку просто делать нечего. "Нет, нет, мое место рядом с Леонидом Ильичом в Днепропетровске, а потом мы с ним вдвоем в Москву переберемся, мы научим этих тупиц, как добиваться высоких показателей в народном хозяйстве. У нас не только колхозы, но и заводы, фабрики начнут выполнять планы на двести-триста процентов. Мы не только догоним, мы перегоним эту хваленую Америку. Мы утрем ей нос. Я этих американцев обведу вокруг пальца, так же как и поляков, дайте только срок".

Он вернулся к своей машине и сказал Митьке : гони!

- Куда? - испуганно спросил Митька.

- К дому Тараса Харитоновича.

Тарас Харитонович уже поджидал своего Юхимовича. Его гражданская жена Пульхерия Демьяновна приготовила роскошный обед. И не зря. В этот день она получила телеграмму на имя своего мужа, в которой сообщалось, что гражданин СССР Талмуденко Тарас Харитонович единогласно избран депутатом Верховного совета Украины по Новомосковскому избирательному округу Днепропетровской области.