Выстрел из подствольника разметал первую вышку и похоронил засевшего на ней снайпера. Васин вскочил на ноги и перенес огонь на вторую. Алексеев заметил, как из нее выпало изорванное пулями тело, и это стало сигналом. Он подкатился к ограде и установил у стены связку пластита.

– Берегись!

Взрыв выворотил стену, снеся почти три секции. Вовнутрь полетели дымовые шашки, и пятерка, опустив дымчатые забрала шлемов своих бронекостюмов «Скат», устремились вперед.

Сопротивление монолитовцев ослабло. Третья и четвертая группы вырвались из охваченного пламенем административного здания и вдоль железнодорожных путей двинулись ко входу в подземный лабораторный комплекс.

Истребив своих противников, к ограде вышла первая группа. Грохнул еще один взрыв, и на территорию комплекса ворвались пятая и шестая группы.

– Выброс... – вдруг одними губами проговорил Медик.

Алексеев обернулся на него – мол, что ты городишь, он сутки назад был, рано еще, – но слова застряли в горле, когда он увидел лицо парня. Серое, что было заметно даже сквозь дымчатое забрало бронешлема.

Монолитовцы наседали со всех сторон, зажимая группу у вагона, но вдруг стрельба прекратилась. Алексеев заметил, что противники, только что остервенело поливавшие солдат огнем, оборачиваются в сторону ЧАЭС и опускаются на колени.

– Черт...

Спецназ просто остолбенел. Неведомая сила вытаскивала их из укрытий и ставила на ноги. Всплески излучения из антенн окрасились красным, затем в мир вернулись краски – желтизна искаженного восприятия исчезла, и со всех сторон на солдат обрушилась блеклая пустота умирающего мира. Земля вздрогнула. Алексеев устремил взгляд к горизонту, где за далекими серыми коробками многоэтажек возвышался силуэт АЭС. Над нею взметнулся желто-красный в черных проплешинах фантом ядерного гриба.

– Выброс...

Мощный удар бросил офицера на колени. Небо завертелось и стало кроваво-красным, и Алексеев заорал, чувствуя неодолимое желание сорвать шлем и бежать куда глаза глядят. Остальным было еще хуже. Медик, так и не совладав с эмоциями, рванулся в сторону и угодил в «электру» – клубок молний превратил парня в хлопья пепла.

Григорьев вздрогнул, снял шлем – его лицо покрывали уродливые язвы – и вдруг, так же как монолитовцы, торжественно опустился на колени и поклонился далекому Взрыву. Васин, наоборот, зло поднял оружие и, что-то несвязно бормоча, побрел в сторону, приволакивая обе ноги. Подобное происходило и с остальными: кто-то на глазах превращался в зомби, другие становились монолитовцами, третьи бросались в аномалии. И только старлей оставался прежним. Прежним ли?

Отбросив автомат, Алексеев побежал вдоль забора к дыре, то и дело вздрагивая. Фантом ядерного гриба звал его, настойчиво впивался в уши, а шум излучателей обратился в органный гимн. Офицер, не разбирая дороги, вылетел за пределы периметра и покатился под уклон. Корчась и вздрагивая от невидимых ударов...

...Сознание вернулось, как вспышка молнии. Я сел и осмотрелся. Мертвый кровосос, разодранная нога. Сразу все вспомнилось. Но из головы не шел сон из забытья. Давно мне не вспоминалась та операция. Наверное, потому, что я сам выбросил, вычеркнул ее из жизни.

Не потому, что она меня пугала, просто это была та жизнь, к которой возврата больше нет.

Меня, избитого и окровавленного, на опушке Рыжего леса нашел сталкер Отец Диодор спустя несколько часов после Выброса. Наверное, хорошо, что именно он: любой другой с радостью пустил бы мне пулю в голову – к армейцам в Зоне относились хуже, чем к собакам, – и разжился бы моим снаряжением. А Отец Диодор был из тех, кто без необходимости не стреляет даже в кровососов. Только из самообороны. Он оказал мне первую помощь. Исповедал, причастил, а затем предложил выбор. Оставаться здесь и ждать помощи или идти с ним: сперва в Лиманск, а оттуда на Болота к Доктору. После Выброса во мне что-то сломалось, я по-другому взглянул на свою жизнь и вообще на Зону. И пошел со сталкером. Именно он на неделю стал моим учителем. Учил видеть и обходить аномалии, чувствовать приближение монстров и уклоняться от схваток с ними. Приходить на помощь людям и делиться хабаром. Не возвращаться тем же путем, что пришел, и не оглядываться назад. Затем он привел меня на Болота.

У Доктора я прожил еще три недели. Его очень заинтересовало то, что я был единственным из всей группы, кто пережил Выброс. Не раз и не два он дотошно расспрашивал меня о подробностях гибели отряда, не замечая, что раз от раза я рассказываю со все большим безразличием. Наблюдал за мной во время очередных Выбросов.

А я наблюдал за его буднями. Сталкивался с зомби, бюрерами, контролером. Однажды стал свидетелем вообще жуткой сцены. На Болота приползли двое – окровавленный сталкер и намертво вцепившаяся в него псевдособака. И неизвестно, чья больше была заслуга в том, что они добрались к Доктору.

Доктор за неделю выходил их и отпустил, после чего подозвал меня к окну посмотреть на прощание. Они долго стояли и смотрели друг на друга – сталкер, едва не убивший собаку, и собака, едва не прикончившая сталкера. Затем сталкер достал из кармана кусок бутерброда и протянул псевдособаке, потрепал жесткую щетину на ее уродливой голове и, не оборачиваясь, ушел. А Доктор сказал, что еще двое отыскали свой Путь.

Именно у Доктора я окончательно уяснил, что убивать создания Зоны следует только из самообороны. Человек, одинаково старательно лечивший и людей, и монстров, настолько выбивался из всего этого безумного мира, что во мне снова что-то сломалось. Он предлагал мне связаться с военными, чтобы меня забрали. Но я остался. Наверное, навсегда.

Позже, простившись с Доктором, оставив ему свой бронекостюм «Скат» и переодевшись в одежду новичка, я уже сам добрался до Ростка, очищенного долговцами. Генерал Воронин, командир клана, сам бывший офицер, предлагал мне вступить в «Долг», но я отказался. Клан давал защиту, стабильность и уверенность, но я предпочел стезю одиночки. Стезю человека, который, однажды избежав смерти, пытает судьбу снова и снова...

Доктор говорил мне об этом, когда я прощался с ним:

– Зона пощадила тебя. Но не пытайся понять почему и не старайся повторить. Прими это как данность, как принимаем все мы.

Верный заветам Отца Диодора и Доктора, я протянул в Зоне полтора года. Достаточно, чтобы стать матерым ветераном и накопить в теле столько радиации, чтобы процесс стал необратимым. Но уходить из Зоны было некуда. Другого мира я просто уже не знал.

...Кое-как затянув бинтами рану, я спустился в диспетчерскую и осмотрел тела убитых. Снял данные с их ПДА. Странно, но Борова среди них не было. Невероятно живучая и удачливая сволочь. Затем отыскал живых бандитов. Они были рассеяны по территории вокруг и находились в разной степени обездвиженности. Одних кровосос надел на штырь. Другим просто оторвал ноги, а затем остановил кровь. Такая пища сохранялась недолго, но это избавляло от необходимости охотиться. Видимо, он заманивал отметками ПДА других сталкеров. Помочь бандюкам было уже невозможно, и я просто добил умирающих. Прошептал общую заупокойную молитву, как меня учил Отец Диодор, и побрел дальше.

Несколько раз я замечал стаи слепых собак, гоняющих по лужайкам жирных псевдоплотей. В таких случаях я затаивался, чтобы животные не кинулись на меня, прервав свои увлекательные игры.

Так, собирая артефакты и обходя аномалии, припадая на землю и оглядывая горизонт в бинокль, я добрался до полуразрушенной фермы. ПДА мягко выдал с десяток отметок нейтралов, и я впервые за этот рейд позволил себе расслабиться. Знал – там, где есть несколько сталкеров-одиночек, обязательно горит костер, тепло и почти безопасно. Даже нога перестала болеть.

Я вошел на территорию фермы и сразу заметил троих сталкеров-часовых. Парни стояли подле крытых сараев и стискивали в руках автоматы. Двое опытные – на них потертые комбинезоны, лица обветрены и суровы, а один явно новичок – перемазанный глиной пыльник и испуганный взгляд. Помахав сталкерам, я вошел в сарай.