– Успокойся, твоя мама славянка? А нам славянам всё можно. Ну, всё, спасибо тебе за вечер. Ты мне очень помог сегодня.

             Ещё раз, на радость Михаила, чмокнув его в щеку, я зашла в свой подъезд.

Глава 7

            Дома, упаковывая подарки для родителей Михаила, я представила, как обрадуется его мама, получив свои любимые конфеты. Даже странно, моя бывшая свекровь и мать Михаила, чем-то были внешне схожи. Мама Миши, чешка по национальности тоже полная женщина, невысокого роста и такая же сладкоежка. А вот отец, типичный англичанин. Его облик оправдал мои представления об английском мужчине: высокий, стройный с интеллигентным лицом и сдержанными манерами. Он всегда вежлив, галантен.

            Миша похож на своего отца, но в его характере явно присутствует славянская открытость, радушие, простота, доставшаяся от матери. Чем-то он схож с Олегом такой, как и он высокий. Да нет! Олег красивее, а каким красавцем в молодости был. Неугомонный балабол. Таким и остался. Он и в молодости уболтал меня. И теперь пытается. Понятно, дело к старости идёт. Хочется семейного уюта, постоянства и покоя. А сам после моего очередного отказа объединиться, находит молоденькую секретаршу, плавно переходящую в его спальню. Думает, воспитает хорошую жену. Только они его начинают на свой манер воспитывать. Их понять можно. Молодость не терпит запретов. Хочется шума, веселья. А бедному Олегу после двух месяцев бурной жизни – покоя и тишины. Тогда и начинает ко мне бегать, домашней едой лечить свои нервы. И всё по новой. Нетушки. Всё! Теперь подавитесь. На пенсии я! Сама себе принадлежу. Никаких обязательств, только свобода.

            С такими мыслями я добралась до постели, чтобы ранним утром с горячим кофе в красивой любимой чашке наблюдать из окна квартиры рассвет над Москвой. В благостные дни, когда мой город не накрывает армада тёмных туч, а из чёрного плаща ночи, сверкает край золотого платья рассвета, я прилипаю к окну для просмотра волшебного представления. Рассвет везде, в любой местности красив. Но когда ты видишь как золотые сияющие лучи чуть проснувшегося солнца, словно своё дитя обнимают пространство мегаполиса, одаривая его всеми космическими красками, в душе появляется ощущение счастья, защищённости. В такие минуты мои мысли улетают в детство.

Там, в нашей маленькой квартирке, на рассвете, нас с братом поднимала с постели мама и мы стояли с ней, обнявшись, у балконной двери и слушали заливистую трель соловья из соседнего парка. В глазах мамы сверкал отблеск рассвета, и её тепло сливалось с теплом первых лучей солнца, от чего счастье заполняло всё моё ещё не знавшее тревог сердце.

Наверное, это и есть миссия женщины, наполнять свою душу теплом, которое даёт ей природа, для того чтобы потом отдать это тепло своему ребёнку. Моё мнение, женщина – аккумулятор. Она создана Богом для принятия, переварку, переработку в себе всех негативов накапливающихся в близких: мужей, родителей, детей, чтобы потом заряжать их космической энергией, гармонией. Отдавать им тепло солнечных лучей, дарить улыбку красочного рассвета и всё для того, что бы все вокруг чувствовали себя счастливыми. Потому, что только понимание гармонии, полученной в детстве от матери, делает человека счастливым.

            Зрелище с завораживающими картинами утреннего и вечернего неба, как и собирание фарфора – мой «пунктик». Он тоже из моего детства. Да, что говорить, как сказал, кто-то из умных и знаменитых: все мы родом из детства.

            В нашем доме практиковались совместные обеды. Обязательно в большой комнате, за большим круглым, правильно сервированным столом, покрытым красивой белой с маминой вышивкой по кругу скатертью, с такими же вышитыми салфетками, со старинным старым супником. Родители с определённого возраста учили нас правильно употреблять вино, ликёр, коньяк. Благо тогда в стране были прекрасные крымские, молдавские, армянские, да и ростовские вина. Поэтому попав в семью мужа, я удивлялась, почему надо второе блюдо есть из тарелки, предназначенной для первого, споласкивая её для этого под краном.

            Так что второй мой пунктик, я передала и своим детям. И в их семьях правило – употреблять пищу из изящных тарелок, чашек, супниц. Они привозят со всех стран, где бывают и дарят мне необычные, красивые штучки для сервировки стола. И этой всей красотой мы пользуемся, а не просто собираем. Все родные и близкие знают, что я могу простить любую оплошность, не заметить испорченного крана или поломанных очков, но моя нервная система не выдержит, если на моих глазах разобьется красивая фарфоровая вещица. Я могу реветь часами и разбитую драгоценность не забуду никогда.

            Вот эту чашку из Стаффордширского фаянса преподнёс мне в подарок отец Миши. Вторая такая же у меня на даче. Они сделаны на частном английском заводике. Много любимых и дорогих моему сердцу фарфоровых штучек стоит в красивых горках на даче. Но и здесь в московской квартире есть на что посмотреть.

            Сегодня, из-за серых плотных облаков солнышко не показалось. Одевшись соответственно похоронам, я поспешила к моргу. Вместо венка со стандартным набором слов, я купила большую охапку тюльпанов, которые очень любила Люда.

            Март в Москве, это ещё не совсем весна. И хотя нас природа порадовала тёплой погодой на международный женский день, сегодня, одиннадцатого марта, пошёл снег. Пушистый, мягкий снежок. Хорошо, что не дождь со снегом и ветром, как это всегда бывает, когда нужна, просто необходима хорошая умеренная погода.

            Похоронили мы Людочку на Митинском кладбище. Приехал весь коллектив её салона. Из мужчин был только мой Олег. Он принёс красивую корзину с цветами. Бросив ком земли на опускающийся гроб Люды, закуривая сигарету, он пошел к автобусу. Свежий холмик я обсыпала чуть распустившимися тюльпанами. Девочки установили фотографию Люды, на которой она была молодой, красивой с пышными чуть волнистыми волосами. Постояв ещё немного мы, заплаканные и расстроенные двинулись по направлению к автобусу.

            Отойдя на приличное расстояние от места захоронения, я обернулась и с удивлением заметила, что около обсыпанного цветами холмика стоял мужчина, в руках его алели две гвоздики. Постояв немного, он наклонился и положил их около фотографии Людмилы. Я быстро отвернулась, решив, что это Никита. Он каким-то образом узнал о смерти Люды и приехал проводить её в последний путь.

– Что такого, я тоже узнала о гибели подруги из передачи по телевизору.

– Что вы сказали? – обратилась ко мне Алевтина, рядом с которой я шла.

– Аля, вы вчера дозвонились до Никиты?

– Нет, вы сказали, что потом сами ему позвоните.

– Понятно, понятно Алечка, а почему не пришёл ваш слесарь?

– Слесарь? Какой слесарь? – Аля удивлённо взглянула меня, – я не знаю никаких слесарей.

– У вас, что сантехника никогда не ломалась? – удивилась я.

– А, вы это имеете в виду! Так Людмила Викторовна с фирмой по договору работала, разные слесаря приходили. Заявку делаем и всё. А что такое?

– Понятно, подожди…– тут я увидела вышедшего из ворот кладбища мужчину. На мгновение он остановился и чиркнул зажигалкой, закуривая сигарету. Думая, что это Никита, я быстрым шагом направилась к нему. Но мужчина, увидев приближающуюся мою фигуру, стал незаметно прибавлять шаг. Я побежала за ним.

– Никита, Никита, – кричала я ему, но он, не оборачиваясь, убыстрял свой ход.

– Никита! – я дотронулась до куртки мужчины. Он остановился и, вынув сигарету изо рта, тихо ответил:

– Женщина, вы ошиблись, я не Никита!

– Подождите, я видела, как вы положили на могилу Людмилы цветы! – я опять попыталась остановить его, схватив за рукав куртки. Но он резко одернул мою руку и тихо, но твердо произнёс:

– Положил, но вы ошиблись, я не Никита.

            Отвернувшись от меня, он быстро пошёл к стоящей на обочине легковушке, открыв переднюю дверь, нагнулся к водителю, видно договариваясь с ним о цене и маршруте поездки. Пока он садился в неё, пытаясь закрыть за собой дверцу автомобиля, я успела ему крикнуть, что завтра в девять утра буду у могилы.