Йорвин очнулся, лежа лицом на холодной земле, во рту был неприятный кисло-землянистый привкус. Его руки были связаны за спиной. Узел был добротный, и веревка была не менее надежная. Даже крепкие руки кузнеца не смогли из нее освободиться. Единственное, что у него получилось – это перекинуть руки вперед, подобрав ноги. Попытки распутать Сиртаму тоже не увенчались успехом, слишком уж мудреный узел придумали их заточители. Они с Сиртамой находились в яме глубиной около двенадцати футов. Яму накрывала бревенчатая крышка, но не до конца, обеспечивая пленникам минимум света и максимум воздуха. Через зазор яму освещал красный свет факелов. Скорее всего, уже наступила ночь. Йорвин встал, размял затекшие ноги и шею. Сиртама тоже подал признаки жизни. Читая немой вопрос на лице Йорвина, он глубоко вздохнул и заговорил:

– Скверны наши дела. Угораздило попасть в плен к морферимам… По моей вине. Боюсь Йорвин, твое обучение закончится, даже не начавшись.

– Кто это тут помирать собрался, ты что ли? Рано тебе, да и мне пока не время.

– Восхищаюсь твоим оптимизмом, но боюсь, в нем нет смысла. Нам не сбежать. Даже если мы выберемся из этой ямы, нас моментально расстреляют лучники, которых вокруг больше ста пятидесяти на квадратную милю. Тем более, нас поместили наверняка где-то неподалеку от центра их полиса. Чтобы поутру их вожак лично отвел нас к плахе.

– Не имеет значения, я не собираюсь подыхать здесь! – зарычал Йорвин. – Мы должны бежать.

– Оченно не советую, – что-то пропищало сверху. Оба резко подняли глаза. Через зазор на них бирюзовыми глазами смотрел силуэт маленького существа с лисьими ушками и пушистым хвостиком. Маленький морферим разглядывал людей с выражением крайнего и до зуда в пятках искреннего любопытства. И говорило это существо на отчетливом всеобщем, хоть и с тяжелым акцентом. – Вы человеки, так?

– Люди, – прогудел Йорвин.

– Ай, да. Я забыла. Когда вас много – вы люди, а когда по одному – человеки. Хи-хи, впервые вижу людей. А какие вы лысые-е-е! И хвостов совсем нет. Папа говорит, вы вкусные.

– Эй, эй, малявочка, а кто твой папа? Это он нас сюда упрятал?

– Мой папа – као, отец всему клану, но папой его называю только я и Юрки, а для мамы он – муж, – «Какой уж там муж,» – подумал Йорвин, – И зовут его Ояярви. А мою маму зовут Йоухки. Мы с папой, мамой и Юрки живем в самом большом доме в городе. А город наш называется Яаскелайнен. И он большой – в три дневных обхода. Есть еще город Вахванен, он принадлежит сынам Черного Волка. А мы, – Хвостатая девочка гордо выпятила грудь. – Сыны и дочери Серого Лиса.

– Очень рад за вас, – сказал всегда учтивый Сиртама. – Но нам бы хотелось узнать, за какие преступления нас сюда поместили, и что с нами собираются сделать в скором времени?

– Ой, я не знаю. Убьют, наверное. Просто потому, что вы челове… люди. Хотя лично я в вас ничегошеньки плохого не вижу. С вами очень приятно поболтать. Даже приятнее, чем с некоторыми морфериам. Вы ведь правда ничего злого не замышляете?

– Ничего, мы лишь мимо идем. Наша цель – северная окраина вашего леса. У нас и в мыслях не было чинить беспокойство твоему народу и твоему папе. Можешь так ему и передать. Меня зовут Сиртама, а это – Йорвин.

– Мой папа не знает, что я сейчас здесь. А если узнает… то накажет. Если он будет с вами говорить, скажите ему, что я не приходила, ладно? А я замолвлю за вас словечко. Ладненько?

– Угу, – дружно кивнули люди, не вдаваясь в подробности.

– Ну, все, мне надо бежать домой, а то мама хватится.

– Постой, прекрасное лесное дитя, как твое имя? – спросил Сиртама

– Зуали, – услышали Йорвин с Сиртамой.

***

– Дочь, ну как ты можешь быть такой неразумной и безответственной, тебе же уже двенадцать! – воскликнул предводитель клана Серого Лиса, као Ояярви. Это был морферим почтенного для людей возраста, шестидесяти трех лет, однако по меркам морферимов – это очень даже средний возраст. Ояярви был очень умным и мудрым правителем, возможно даже лучше своего деда. Отец Ояярви, Сами был, мягко говоря, не для правления рожденным, и вместо того, чтобы заниматься управлением, проводил сутки напролет на обсерваторной башне, разглядывая дневное и ночное небо, и делая какие – то заметки угольком на бересте. Он, несомненно, сделал огромный вклад в развитие астрологической и метеорологической науки морферимов, но из населения Яаскелайнена его почти никто не видел. Все свои государственные дела он доверил своему другу детства, Паси. Ояярви унаследовал место отца после его смерти в восемьдесят семь лет, когда тот не вернулся на ночь с башни домой в ту ночь, когда над Оторофельдом шел сильный дождь и несся холодный ветер. Пожилой, но не старый као Сами подхватил пневмонию и скончался. Ояярви унаследовал его должность в двадцать восемь лет, но почти сразу зарекомендовал себя как мудрого и надежного правителя, несмотря на юные лета. Сейчас же, дозревший до седин, као Ояярви являл собой образец благочестия и целомудрия для правящего класса, хотя многие из жителей Яаскелайнена отмечали, что их као сильно себе на уме.

Он с укором смотрел на свою дочку, Зуали, а та стояла, опустив мордашку и, молча, ждала продолжения грозы. Она ни слова не сказала отцу о визите к пленникам, он сам догадался. Ояярви безошибочно мог определить, когда его пытаются надуть, обсчитать или скрыть проступок, а уж обличить родную дочь для него ничего не стоило. Он считывал неуверенность, страх, опаску и сомнения в глазах, в движениях век, рук, лап, хвостов, улавливал мельчайшую дрожь в голосе. Оставалось только понять, какой проступок совершило то или иное лицо.

– Повторяю, чем ты думала?

– Головой, – тихо ответила Зуали.

– У тебя из этого места хвостик растет.

– Но разве связанные и посаженные в яму человеки могут быть опасными?

– Даже связанная рысь кусается, дочка. Ну ладно, так и быть, я перестану сердиться, если ты скажешь что-нибудь хорошее в свое оправдание. О чем вы там говорили? – Зуали с надеждой подняла глаза.

– Ну, ничего плохого они не говорили, – сказала она. – Глупые только они очень, сбегать собирались. Они сказали, что направляются к северной окраине леса. А вот зачем – не сказали, – Ояярви провел мохнатой рукой по седеющей черной гриве, и в задумчивости отвернулся. – Пап, они вовсе не такие, как о них вы с мамой нам рассказывали. У них растет на голове шерсть, как у нас. У них по два глаза, как у нас, и щоп… щупалциев на подбородках нет. Морды приплюснутые – это да.

– Что же делать, что же с ними делать? – Тихо бормотал вождь, повернувшис лицом к углу комнаты. Его одолевали сомнения. Он очень не хотел расстраивать любимую дочь, но с другой стороны, нельзя же распахивать объятья чужакам, особенно людям на фоне событий их последенего появления в Оторофельде. – Ах, знаю. Через два дня состоится ежегодная церемония посвящения юношей в воины. Надеюсь, никто не будет против, если в этом году мы немного отойдем от традиционных рамок обычая, и позволим им драться не друг против друга, а с чужаками.

– Ты хочешь, чтобы неотесанные дуболомы порвали их на куски? Нет, я не согласна. Они хорошие, – Глаза Зуали заблестели, отец повернулся к ней, опустился на корточки, чтобы быть с ней на одном уровне и тихо сказал:

– Не понимаю, Зу, что движет тобой, любопытство или доброта, но я готов пойти тебе навстречу. Турнир пройдет без кровопролитий. А по окончании турнира я отпущу их на все четыре стороны. Но помни, если у этого поступка будут плохие последствия – огромные беды обрушатся на нашу семью. Ты точно готова за них поручиться?

– Без раздумий и всем сердцем! – выпалила Зуали.

***

Йорвин и Сиртама сидели в канаве и ждали, когда же их прикончат. Прошел длинный как жизнь эльфа день, сумеречный и темный, как обычно в этих местах. Затем наступила не менее длинная ночь, настолько темная, что даже огонь факелов был не в силах разогнать такой густой мрак. Затем цикл повторился, и пленники поняли, что так просто не отделаются. На рассвете третьего дня крышка их темницы отодвинулась и пленникам был сброшен канат и заостренный камень. Они разрезали путы и выбрались наружу. Вокруг них собрались морферимы – двулапые гуманоиды, наполовину – люди, наполовину – лисы. Нижняя часть их тела принадлежала целиком семейству псовых – прыгучие когтистые лапы и пушистые хвосты позволяли морферимам бегать быстрее ветра на четвереньках, а также лисьи морды, с развитыми обонятельными рецепторами делали их идеальными охотниками. Торс морферима имел человеческое строение. Тела мужчин – морферимов украшала крепкая мускулатура, а женщины морферимов были стройны и изящны. На пятипалых ладонях, как и на всей поверхности тела, росла гладкая шерсть, а на пальцах росли длинные и черные ногти. Головы всех морферимов украшали пышные и длинные шевелюры, которые были того же цвета, что и расцветка шерсти на всем теле. Умные глаза смотрели прямо и уверенно. Рост морферимов был средним – от пяти до шести футов. Исключения были редки.