Освальд понравился Павлу гораздо меньше девушки. Болезненно-худой, с сероватой кожей, которая приобрела такой оттенок от длительного пребывания в больнице, бывший дворецкий более всего напоминал злобное чудище из детских сказок.
- Здравствуйте, - несмотря на все это, Павел приятно улыбнулся и протянул руку Освальду, которую тот немедленно пожал. - Меня зовут Павел Иванович Молчанов, и до меня дошел слух, что вы нуждаетесь в переводчике для путешествия по Китаю. Мы уже обо всем договорились с Викторией Платоновной, я не стану брать с вас денег, так как сам намеревался отправиться в Китай. Единственное, буду признателен, если вы в состоянии оплатить мое проживание и пропитание, я же с радостью готов буду предоставить свои услуги в общении с местными жителями. Виктория Платоновна была рада меня повстречать, но сказала, что без вашего согласия не может принять окончательного решения, - Павел старался держаться как можно более вежливо, надеясь, что сумеет убедить англичанина, расположить его к себе.
- Что же, прекрасно, - Освальд улыбнулся в ответ, видимо он сам был рад, что они нашли нужного человека и скоро покинут острова. - Я думаю, что могу доверять Виктории Платоновне, - при произнесении этих слов улыбка Освальда стала еще шире. А ведь он всегда называл ее Викой, тем более, после того, как они столько времени проработали вместе. А девушка между тем, действительно выросла, и назвать ее девочкой язык уже не поворачивался. - Только у меня есть одно небольшое условие. Цели нашей поездки я бы хотел сохранить в тайне, потому надеюсь, что вы поймете меня и не станете расспрашивать о том, ради чего мы все это затеяли. И еще, хочу вас сразу предупредить, что наше путешествие сопряжено с определенным риском для жизни, поэтому, если вы решите отказаться, то я все пойму.
- Видите ли, у меня тоже есть свои причины отправиться в Китай и их бы я тоже не хотел обсуждать, но скорее всего, они тоже сопряжены с риском для жизни, там ведь сейчас идет война. Спасибо, конечно, что предупредили, но я не откажусь от этой затеи.
- Вот и договорились, - Освальд протянул руку Павлу Молчанову, дабы скрепить договор и добавил, - Приблизительно через месяц я надеюсь выбраться из больницы, если меня не выкинут раньше. Тогда и отправимся.
- Отлично, я буду регулярно вас навещать, - Павел пожал руку Освальда и повернулся к Вике. - Виктория Платоновна, голубушка, - заговорил священник по-русски, слегка поклонившись.
- До свидания, Павел Иванович, - медленно проговорила Вика, словно пробуя слова на вкус. После короткого прощания Молчанов покинул палату, и Вика повернулась к Освальду, - Ну как он вам?
- Не знаю, Вика, не знаю. Ты же понимаешь, что Арчибальд не обрадуется, узнав, что мы приобщили к этому делу еще одного человека.
- Раз на то пошло, они с Наташей сами не оставили нам выбора. Неужели они думали, что мы так запросто смиримся с их исчезновением?
- Я просто удивляюсь тому, как это могло произойти. Скажи мне, в какой момент мы перестали доверять друг другу, когда появились тайны и загадки, недоговоренности? Почему все так вышло, ведь мы намерены были сделать все вместе, а теперь оказались разбросаны по всему свету?
Вика недоуменно пожала плечами и присела на краешек кровати Освальда. Лицо девушки сделалось грустным, она отчетливо вспомнила семью, каковой она была до тридцать пятого года, потом семью, каковой она оставалась до лета 37.
- Знаете, я ведь понимаю, что Наташа сделала это из любви ко мне, она не хотела, чтобы я рисковала жизнью, хотела обезопасить меня, а все равно горько и больно. Мы впятером стали как родные, вели спокойную жизнь в Перу. Я уже надеялась на то, что так и останется, а потом, в одно мгновение, все перевернулось с ног на голову, я снова лишилась семьи и опять придется начинать с нуля.
- А мне всегда казалось, что эта стабильность была кажущейся, не было ее вовсе. Арчибальд так много времени проводил вместе со шкатулкой, и, возможно, она как-то контактировала с ним, заставляла его двигаться, не давала ему покоя, не оставляла его ни днем ни ночью. Возможно, она овладела его сознанием, не позволяла думать ни о чем другом, кроме как о себе самой, заставляла его гадать, что же лежит внутри. Я помню, как однажды вечером беседовал с Джеймсом об обещании, которое мы дали лорду Недведу. Я тогда сказал, что мы не можем бросить вас. Мне показалось, что Джеймс понял меня, и кто знает, если бы я поговорил об этом с Арчибальдом, может быть удалось бы предотвратить их отъезд.
- Боюсь, что нет. Раз уж вы заговорили об Арчибальде, я тоже хочу поделить некоторыми наблюдениями. В последние дни его пребывания в Перу я стала его бояться. В глазах появился блеск, нездоровый блеск, какая-то маниакальная привязанность, даже одержимость. Если кто и мог его остановить, так только Наташа, потому что ...- Вика прервалась. - Потому что, они любят друг друга, только почему-то не хотят в этом признаться. А когда любишь, когда душа находит свое отражение в душе другого человека, то все переживания, все горести эти люди делят между собой. И если Арчибальд был одержим, то Наташа была одержима не в меньшей степени.
- На редкость глубокая мысль, Вика. И скорее всего, верная. Каждый из них разделит судьбу другого. И даст бог, у них все получится.
- Думаете, мы их еще увидим? - глаза девушки непроизвольно наполнились слезами. Ведь ее милая сестричка, последний родной человек, такая решительная и бесстрашная, гордая и принципиальная, могла погибнуть. Да что там, возможно она уже была мертва, в этот самый момент, когда они ее вспоминали.
- Надеюсь, что увидим. Только это мне и остается. Потому что, единственная хорошая вещь, ради которой стоит открыть шкатулку - это надежда, которая дает нам силы, помогает перенести разлуку, наполняет нас верой, заставляет действовать даже тогда, когда все потеряно. Поистине, ради неё одной стоит стремиться открыть ларец, - Освальд печально вздохнул и замолчал. На этом их беседа закончилась, каждый задумался о своем. Но и Освальд, и Вика не переставали верить, что очень скоро в Китае они найдут Арчибальда, Наташу и Джеймса, которые закончат эту возню со шкатулкой, вернуться в Англию и снова станут жить в мире, которому ничего не будет угрожать. К сожалению, этим надеждам не суждено было исполниться.
3
Декабрь 1936 года. Китай, контролируемые коммунистами территории.
Джу Линь опустила голову, плечи ее поникли. Больше месяца прошло с тех пор, как ее муж пропал. Она надеялась, что его найдут, но со временем эта надежда угасла. Он пропал. Пропал навсегда. Всегда честный, твердый, уверенный в себе, готовый защитить ее, способный убедить самого упертого человека. Да его больше не было с ней. И как это часто бывает, беда не приходит одна. Высшие силы будто бы стремятся проверить нас на прочность, узнать, сумеем ли мы справиться со всеми превратностями судьбы и выйти изо всех испытаний победителями. Но Джу не была сильной и упертой. Она держалась только потому, что надеялась увидеть мужа снова. Надеялась, что когда он придет, все проблемы сами собой разрешатся, наглые комиссары не посмеют ее обыскивать, солдаты больше не будут избивать ее прилюдно, ужасающая жестокость, в которой утонул Китай, прекратиться. Из-за периодических столкновений с гоминдановцами коммунистам требовалось оружие. Джу поставили за станок и заставили выполнять тяжелую работу. В разное время она производила то ружья, то снаряды, то ткала одежду. Пятнадцать часов в сутки она только и видела, что каторжный труд, усталые лица, отсутствие какого-либо сочувствия. Но она работала, трудилась, потому что верила, что по окончанию войны сумеет найти своего мужа, узнает, что стало с ним. А если ей это не удастся, то его найдет Юн, когда вернется. Потом она вспомнила, что тот пропал во время Великого похода. С тех пор от него ни единой весточки. И в этот момент она вдруг почувствовала себя такой беспомощной, такой слабой и бессильной. Жизнь представилась мукой, которую она получила в наказание за гадость, совершенную может быть недавно, а может еще в детстве. И не было спасения, не было освобождения из этого замкнутого круга ада, в котором она вдруг очутилась. Только муж мог ее спасти, но он, наверное, был мертв, и глупо было верить в то, что он может вернуться. И Юн мертв, и ее родители мертвы, и весь Китай погибает в страшной гражданской войне, призванной истребить их всех. И она скоро умрет, потому что не может человек выдержать столько испытаний. Её организм просто не приспособлен к такому количеству труда, к недостатку пищи и воды. Она была истощена и считала, что уже не борется за свою жизнь, пустила все на самотек, превратив тело в машину, которая вот-вот должна была дать сбой и навсегда отключиться. Но вот что странно: чем больше Джу отчаивалась, тем больше сил у нее появлялось, чем больше она думала о своей смерти, тем легче она боролась с собой, справлялась с невыносимой болью в спине, которая мучила ее по утрам, снова и снова отправлялась на завод или на фабрику и делала свою работу. Ее разум уже смирился с тем, что ей придется умереть, но с этим не хотело мириться тело. Она превратилась в машину, только эта машина была изготовлена из надежных материалов и могла выдержать намного больше, нежели хозяин этого приспособления мог предположить. Бывало, возвращаясь после работы в свой барак, падая на кучку соломы, которая в такие минуты казалась мягче любой перины, Джу размышляла о том, почему она словно загнанный зверь, снова и снова пытается вырваться из окружения, и, потерпев очередную неудачу, совершает очередную попытку с еще большим энтузиазмом. Этот цикл многократно повторяется до тех пор, пока зверь не погибнет, пока рыба, выброшенная на берег вдали от воды, не погибнет от нехватки влаги, пока птица с перебитым крылом не умрет от голода. Возможно, то же самое произойдет и с ней. Но ведь бывает и иначе, бывает, что зверь прорывает засаду, напугав даже самых отчаянных охотников, не переставая биться об землю, рыба доберется до водоема, дождавшись заживления крыла, птица снова полетит. Если она будет терпеть, то ей воздастся за терпение, она получит то, о чем мечтала, снова станет человеком, снова увидит мужа.