Русские кокошники... Их множество, они обнимают основания барабанов, одевают плотным чешуйчатым орнаментом центральный ствол храма — формы тоже чисто русской, шатровой. Кокошники... Видение нескромное посещает Доменико, прерывает холодный анализ. Пляски в Архангельске, у гостеприимного воеводы... Рослые дочери севера, кокошники и лёгкие, высоко взлетавшие сарафаны...

Фонтана сетовал: боярин мог бы предложить девушку на ночь. Что ему стоит! Живая собственность...

Войдя внутрь собора, Доменико заблудился в ломаной анфиладе приделов. Нет, это, в сущности, отдельные церкви, их восемь под одной крышей, примыкающих к большой, главной, — восемь помещений, пригодных для молитвенного уединения малого числа прихожан. На плане — лабиринт, символ хождения Христа по мукам, как считается в Европе, но придуманный язычниками. Что ж, здесь могла бы стоять статуя какой-нибудь богини плодородия...

Мысль кощунственная... Нет, творец собора был христианин, человек щедрого сердца. Он любил людей с их слабостями и всякую тварь земную, что растёт и размножается, — наверное, так, как святой Франциск из Ассизи[40]. Школа, которую зодчий прошёл, не иссушила его, он трудился столь же свободно, не подчиняясь канонам, как и тот венецианец, оставивший своему городу базилику святого Марка. За семь столетий никто не смог, не решился её повторить. Уникален и Троицкий собор. Там вспышка гения итальянского, здесь — русского.

От Альдо архитектор узнал, что собор Троицы имеет другое название — храм Василия Блаженного.

— К лику святых не причислен. А народ его чтит.

Василий был нищим проповедником, каких немало бродит и сейчас. Не боялся обличать бояр и самого царя.

В глазах Доменико собор стал ещё прекраснее.

Кавалер ван дер Элст захлопнул крышку клавесина и потёр натруженные пальцы. Из-за кулис на опустевшую сцену выбежала Мелузина, игриво улыбнулась ему, подобрала кусок русалочьей чешуи, оброненной во время действия, и исчезла. Гудели отодвигаемые скамейки, зрители расходились. Служители гасили свечи. Спектакль, начатый засветло, тянулся почти пять часов.

Актёрам принесли ужин — холодное мясо с чесноком, квас. Кавалер не сел с ними, жильё и пища предоставлены ему во дворце. Служба на сегодня кончилась. Мелузина нездорова и не полезет к нему в окно. Пора взяться за перо...

«Высокочтимый друг и благодетель!

Вероятно, моё первое письмо из Москвы вы получили и, надеюсь, восприняли сумбурность моих первых впечатлений с присущим вам добродушием. Горю нетерпением сообщить о своей удаче. Вы помните предание о Мелузине? Недаром я ношу на пуговицах изображение хвостатой жительницы вод — она благоволит мне, так же как и приятная русская артистка, которой я аккомпанировал. Сегодня мой дебют в театре. Вы удивлены? Да, представьте, и Москва почитает Мельпомену! Не довольствуясь труппой немца Фюшта, дающей представления в городе, принцесса Наталья завела собственный театр в своей резиденции Преображенское, недалеко от столицы. Нашлись друзья, которые представили меня её высочеству, и вот я при дворе, на жалованье весьма значительном, если учесть крайнюю дешевизну припасов. Кроме «Мелузины» в репертуаре «Лекарь поневоле» господина Мольера[41], покоривший Версаль, и много других пьес, но, боже мой, как они растянуты! Для того чтобы все были убиты на сцене, трагедия из двенадцати действий длится семь часов — стало быть, как видите, я не даром ем свой хлеб. Актёры входят и уходят беспорядочно, переговариваются с публикой, произносят тирады, отсутствующие в тексте, — принцесса прощает эти выходки, если они остроумны. Она сама переводит пьесы на русский язык и сочиняет, причём особую склонность имеет к сатире. Мишенью вставляемых в спектакль интермедий часто является ленивый, закосневший в невежестве кавалер, не желающий служить царю, равнодушный к наукам.

Принцесса Наталья на год с небольшим младше своего царствующего брата и сочувствует его преобразованиям, чего нельзя сказать о других членах фамилии и о многих родовитых, окружавших трон, а ныне оттеснённых. Их место заняли люди происхождения более низкого. Боярство Москвы болезненно переживает удар, нанесённый их положению и старым обычаям.

Выступить против царя открыто недовольные, однако, не решаются и занимают позицию выжидательную. Причины я назову вам две. Во-первых, полки стрельцов, то есть дворцовой гвардии, не раз побуждавшиеся к мятежам, более не существуют: скатились тысячи голов, из коих десятки были отрублены царём лично и его другом Меншиковым. Следовательно, оружие из рук недовольных выбито.

Во-вторых, военные удачи царя подняли его авторитет в армии и в различных кругах московского населения. не исключая простого народа.

Московской фронде остаётся лишь уповать на юного наследника престола. Пойдёт ли принц по стопам отца? Отнятый в нежном возрасте от матери, Алексей на её стороне, и некоторые лица разжигают его неприязнь к отцу и ко всем его нововведениям. Дела воинские не влекут принца совершенно.

Угрозы от шведов Москва не ощущает. В Европе нет другой столицы, столь удалённой от границ. Пространства России составляют её неприступность, а неимоверные богатстве — её неистощимость. Русские не боятся нехватки пороха, металла. Выходящая здесь газета «Ведомости», которую мне любезно читают, сообщила на днях, что недавно в Москве отлито четыреста пушек, гаубиц и мортир, очевидно, новейшего образца.

Вообще Европа не должна тешить себя иллюзиями: русские отнюдь ые варвары в звериных шкурах. Царь способен хорошо вооружить большое войско. Наши газеты пишут о сотнях тысяч диких казаков и татар, — это выдумка, в таком числе нет нужды. Одевают армию преимущественно своими силами, Голландия восполняет недостаток сукон, тонких полотен и кружевных тканей. Я удивлю вас снова: здесь, у самого дворца принцессы, с утра до ночи гудит громадная фабрика, где полторы тысячи человек обрабатывают пеньку. Полторы тысячи! Это при том, что мельница на Яузе приводит в действие очень эффективные машины.

Царь открывает различные учебные заведения. По свидетельству тех же «Ведомостей», в математическую штурманскую школу принято более трёхсот юношей. Царь учит всех, призывы учиться раздаются так настойчиво, как никогда в Европе, хотя и там грамотность есть достояние меньшинства. Очевидно, необходимость в иностранцах по мере успехов образования будет постепенно сокращаться.

Не надоел ли я вам своей болтовнёй? Судите, годится ли она для печати, — лавры писателя грезятся мне по-прежнему. Вы спросите, страдаю ли я от скуки, есть ли у меня друзья? Скучать не приходится. Русские женщины не обошли меня своим вниманием. Те, которых я встречаю здесь, охотно освободились от затворничества. Пользуясь переменой нравов, они дали волю темпераменту, которым бог одарил их щедро. О своём друге архитекторе Трезини я вам писал. К сожалению, судьба скоро разлучит нас: он твёрдо решил ехать в Петербург и там применить свой талант».

Кажется, довольно... Кавалер ван дер Элст положил перо, закрыл оловянную чернильницу. Шифровать пока нечего. Лавры писателя... Нет, не грезились, но пришлись кстати. Чем же ещё оправдать рассуждения политические. Но есть и доза сугубо личного. Мелузина...

Пламя свечей колебалось, отражаясь на пуговицах кафтана, повешенного рядом. Девы моря сладострастно извивались. Мелузина... Она поставила рыцарю условие: буду твоей, если позволишь мне уходить из дома в субботу вечером и не станешь следить. Он не послушался и открыл её секрет — дева обретала истинную свою сущность, омываясь в реке. И она наказала его, исчезла в пучине. Что ж, история поучительная. Подглядывай, но незаметно...

Про швейцарца сказано достаточно осторожно, — дядюшка порадуется, что фортификатор едет в Петербург. И сообразит, что дружба оттого не порвётся.