Как же он мне дорог…
***
Только с каждым днем я убеждаюсь в том, что все, похоже, упущено. Увы.
Врачи обещают на следующей неделе выписать Лешу под мою ответственность. Ибо держат тут его уже три недели, а это как бы немало. Ильюша уже несколько раз приходил наведать отца, плакал и сокрушался, а потом увлеченно разрисовывал гипс. И я поняла одну вещь. Если мы когда-то и будем вместе, то точно не из-за сына. Этот вариант имеет место быть потому, что я вижу, как сильно он тянется к ребенку. Но я не позволю себе удерживать мужчину рядом только потому, что мы родители. Нет, нет и еще раз нет. Он будет или со мной, или никак. Я помогу встать на ноги. Буду ухаживать, заботиться. И если что-то выйдет, то выйдет. Но ни за что я не позволю ему остаться только из-за Ильи. Это отвратительно и неправильно. Мне одолжение не нужно, как и снисходительность.
Стою и наблюдаю, как он натягивает майку на немного исхудавшее тело. Морщится, но сам надевает шорты. Тянется к костылям. Психует и буквально кидает в меня ключами от его машины. Ловлю их и жду. Гордый? Пусть, значит, справляется сам. А то располосует взглядом похлеще лезвий за попытку самовольно помочь. Что и происходит, когда я, не выдержав, подхожу, закидываю его руку себе на плечо и помогаю встать. Сопит. Сжимает до хруста челюсть. Цепляется до боли рукой в меня. Стопроцентно специально. И была бы его воля, наверное, оттолкнул бы с силой, да вот не позволяет ему его состояние. Так и выходим…
Так же и до квартиры едем. И до лифта шуруем. В котором ровно двенадцать этажей поднимаемся, уставившись друг на друга. Я устало. Он зло. Вот сколько можно, а? Ты или скажи уже что-нибудь или не таращись, будто я смерть с косой. Смысл так себя вести? Объяснит кто-нибудь? Может, идеи есть какие?
— Папа, папа! — Довольное растрепанное существо на пару с подросшим котенком бежит и встречает, едва мы переступаем порог. Сестра в знак приветствия кивает и мягко одергивает Ильюшу, когда тот чуть на радостях не влипает в нас всем телом. А папа как статуя непримиримости и недовольства.
— Привет, заяц.
— Ты теперь будешь с нами жить? Как классно! — Не разделяю его радости. Но и вслух тоже ничего не говорю. Закидываю вещи в стирку, принимаю душ и иду готовить. Загнанная по самое не могу. Игнорирующая сестру, у которой миллион вопросов, а вот ответов на них нет. И так хочется крикнуть, чтобы все оставили меня в покое и не давили, потому что я сама не понимаю, что там впереди и с кем, и как, и почему.
И вообще в растерянности стою перед сном на перепутье, куда я должна идти? Ну вот если логически подумать … Леша ушел спать в мою комнату, но мы не общаемся практически. Значит, спать к нему я точно не могу пойти, так? Так. Получается, он решил занять мою комнату, а мне надо отправляться к ребенку? Или что? Или это был намек, мол, вот он я в твоей постели, иди сюда, я что-то-там надумал? Туплю, гипнотизируя прикрытую, но не закрытую дверь, но все же ухожу к сыну. Чтобы уже утром, когда отвожу ребенка в сад, по возвращению услышать, как он матерится в ванной. Душевой-то кабины у нас нет…
— Помочь? — Вот правда, без подтекста. Просто чисто по-человечески. А он смотрит волком. — Леша, мы живем на одной территории. Может, хватит строить из себя хер пойми что, а? Мне, по-твоему, легко?
Вздыхает. Прикрывает глаза. А я, плюнув на возможные возмущения, стаскиваю с него домашние штаны, уставившись первые пару секунд, как девственница, на его детородный орган. Проморгавшись, собираю всю волю в кулак и как ни в чем не бывало, будто я типичная медсестра и ухаживаю за больным, проделываю ряд манипуляций. Набираю воду в ванну, обматываю какой-то лажей его гипс. И спустя пару минут он уже комфортно устроен с уложенной на бортик ногой. И вроде как мне можно сваливать потому, что все, что надо, он и сам помыть сможет. Ребра зажили, и единственное неудобство — это конечность пока еще в стадии выздоровления. Но я не осмеливаюсь оставить его одного. Ну а мало ли что? Вдруг начнет геройствовать и попытается сам отсюда выйти, а как следствие поскользнется и… Даже думать не хочу.
— Ты или помогай дальше, или уходи. — Да неужели его прорывает?.. Беру мочалку, вспениваю гель для душа на ней. Приподнимаю бровь. И, бля, если бы вы знали, как это неудобно. Хочется просто раздеться и самой влезть туда. Потому что я намочила все, что могла, да еще и постоянно задеваю то так, то этак не то, что надо бы задевать без каких-либо последствий. Пот льется в три ручья, я уже умылась им, ей-богу. Но одной рукой поддерживаю его спину, второй, собственно, мою. А он как царь развалился и хоть бы пальцем двинул. Сидит и позволяет моим рукам намыливать его плечи, шею, руки. Грудь… Ниже не рискую, разве что до пупка. Здоровую ногу приподнимает, и я даже между каждым пальцем тру. Как ребенка, право дело. Чуть не убившись, когда на мокром полу начинают скользить ноги и я лечу головой в стенку. Вовремя успев сгруппироваться. Иначе бы окунулась в воду, причем вряд ли без травм. Такие дела…
— Чего замерла?
— Тебя что ВСЕГО мыть?
— Ну раз начала… — пожимает плечами. А я как дура, лохматая, мокрая, в дебильно висящей майке, в пене. Стою и смотрю на эту неприкрытую наглость. То есть мне, здоровой половозрелой бабе, взять и просто выдраить его яйца вместе с остальным? Прекрасно. Не то чтобы мне не хочется его трогать, но.
— А сам никак?
— А тебя что-то смущает? — Хмурюсь, беру мочалку и, разве что не затаив дыхание, будто впервые, касаюсь его. Не такого уж бесчувственного и не реагирующего на мои руки.
— Эту часть тела моют просто руками.
Ах, руками? Да, пожалуйста. Сжимаю твердеющий член. Провожу аккуратно вдоль, обмываю, а по факту массирую яйца в руке. Наклонившись и чувствуя его дыхание почти у уха. Жесть полная. Он провоцирует или издевается — сложно сказать. Но я выполняю, раз уж попросил. Хорошенько вымываю. Так, что он становится почти каменным в моей руке, а внутри пожарище не меньше. И это пытка. Чертова пытка — не чувствовать его рук и губ, но иметь доступ к телу. Мне плохо. Дурно… Леша дышит рядом, позволяет и молчит. Сука, какая же он сука все-таки. Манипулятор. Садист и скотина. Так ведь нельзя? Или я чем-то заслужила?..
— Позовешь, когда нужно будет помочь вылезть. — Убираю побыстрее руку. Утираю лоб, пытаюсь не смотреть на него. Не могу потому что. Внутри трусится все.
— Ты не закончила, — хрипло, наэлектризовывая меня в секунду. Кажется, даже волосы на затылке зашевелились от интонации. Повелительной. Заставляющей подчиняться. Скашиваю на него взгляд. Вижу, как он медленно облизывает губы. Понимаю, что ни черта мне не светит. Но, полагаю, моей рукой дрочить куда приятнее, чем самому. Что же…
Снова сжимаю его в руке. Присев на корточки у ванны, стараясь не потревожить сломанную ногу. Отдрачиваю остервенело, опустив глаза и наблюдая. Ловя себя на мысли, что могу и сама с легкостью взорваться, если чуть-чуть помочь. Но не стану. И хочется смеяться как истеричка и в тоже время плакать. Но я заканчиваю начатое. Смотрю на белесые вязкие капли. Чувствую пульсацию в ладони. Сгорая от кучи эмоций сразу, чтобы после, будто обжигаюсь, отдернуть руку и выскочить из комнаты. Рвано дыша и чувствуя, как в горле бьется сердце.
Я думала, что самая большая проблема — это скучающие небожители. Ошиблась. Сокрушительно ошиблась. Потому что самая большая проблема — это Леша в его теперешнем состоянии. И черт его знает, насколько меня хватит. Черт его знает…
========== 24. ==========
Знаете, жить на одной территории с мужиком, к которому не испытываешь, мягко говоря, очень мягко говоря, равнодушия, — сложно. Я бы сказала даже кошмарно. Причем не какие-то-там считанные часы, а двадцать гребаных четыре часа семь долбаных дней в неделю. Спасает только ставший настоящим глотком свободы сон. Тогда нет странных молчаливых взглядов, непонятных полунамеков и скотского поведения.
То, что Алексеев пытается меня унизить и очень извращенным образом наказать, я просекла довольно быстро. Его заплывы в ванной участились, равно, как и почти приказ помогать ему в этом. Позволяя касаться собственного тела, он совершенно не проявлял никаких ответных шагов. Я стала рабочими руками и громоотводом при вспышках дурного настроения. К слову, частых довольно-таки, и черт его знает, с чем оно, собственно, связано.
