И никакой радости. Равно как и сожаления. Потому что каков смысл в этом? Разве сожалением и изводом себя можно что-либо исправить? И есть ли что вообще исправлять? Почему даже в такие пиздецовые моменты нет никакой долбаной помощи сверху? Вам там не кажется, что слишком все стало запутано и беспросветно в этом сраном сериале, а? Растянуть на несколько сезонов захотели? Так я пасс. Устала участвовать в этом дерьмище. Увязла по уши и больше всего хочу просто выбраться и жить спокойно. Больше всего…

***

Существовать. Не жить, а существовать не так уж и весело. Точнее совсем не весело. Время-времечко идет. Я потихоньку реабилитируюсь. И без присутствия хоть каких-либо мужиков мне намного легче. Передвигаюсь предпочтительно пешим ходом. Подолгу гуляю с ребенком. Много готовлю, много работаю. Подумываю о том, чтобы открыть свое маленькое кафе. Ведь сын подрастает, сбережений немного осталось, да и сестра вложится. Свое все же лучше, чем чужое, это мы давно уяснили. А работать на дому — то еще удовольствие. И пора бы в люди выходить. Так как ничего хорошего такой образ жизни не несет.

Прошло еще несколько недель, а если быть точной, то около трех. Алексеев восстановил связь с ребенком, никаким образом не пересекаясь и не общаясь со мной. Умно. И удобно. Теперь они ходят по паркам, зонам развлечений и отдыха. На футбол, в зоопарк или цирк. Везде. Разговаривают по телефону. И лишь благодаря собственному чаду я знаю, что Леша живет один. Снимает где-то недалеко от нас жилье. Все еще находится в стадии бракоразводного процесса. И то ли это намек на наше возможное в каком-то непонятном будущем воссоединение, то ли он от всего, наконец, закономерно устал и решил, раз уж два отпрыска имеется, можно кутить холостяком и пошло оно все на хер. Вариант имеет место быть. Лично я бы так и сделала. Да впрочем, и делаю.

А в данный момент, только достав из духовки готовый и такой любимый мясной пирог для ребенка, готовлюсь выйти встретить его и сходить в магазин, где стоит давно им насмотренная игрушка. Весь мозг прожужжал мне ей. И пусть финансов не так уж и много, но побаловать Ильюшу я периодически люблю. Не только же Алексееву скупать витрины для сына.

Приодевшись в тонкие джинсы и легкую майку, натянув какие-то балетки, с неряшливым хвостом и без макияжа, плетусь из подъезда. Ребенок по идее должен ждать возле магазина. Куда я подхожу спустя минут пять, но там пусто. Решаю идти им навстречу, вроде как в парке снова были, и, подходя потихоньку к пешеходному переходу, вижу их на противоположной стороне.

Я всегда говорю Илье, что вертеть по сторонам головой и быть внимательным самое главное. Пытаюсь вбить это ему в голову. Но дети такие быстрые и шустрые, что уследить за всем порой физически невозможно. Резонно решив остаться на своей стороне, жду, когда они перейдут ко мне. И будто в замедленной съемке наблюдаю, как Ильюша вырывает у отца руку и, не глянув по сторонам, мчится ко мне с широкой улыбкой.

Всего какие-то доли секунд, панический страх в карих глазах — и ребенок влетает в меня. Влипает, и мы вдвоем отлетев на пару метров, падаем, избежав опасности. Прижимаю к себе ничего не понявшего сына. Глажу нервно по волосам и смотрю на проклятую дорогу. Леши не видно. Череда машин гонит, гонит и гонит вперед, будто и не стоит здесь знака. А я не знаю, цел он или нет. Зацепило? Или вообще убило? И что-то дергает внутри, как острый крючок. И дергает все сильнее и интенсивнее. Пока его фигура не появляется рядом, а сильная рука не помогает встать. В абсолютном молчании, с отходящим от всего шоком идем к магазину. Чтобы в дверях расстаться, без лишних слов и взглядов. И как-то не по себе мне. Неуютно и зудит под кожей. Только не знаю, какое дать объяснение странным ощущениям. Не знаю.

***

Беда не приходит одна. Это я поняла слишком давно и слишком хорошо. Обычно если что-то начинает идти под откос, то утягивает за собой и оставшуюся часть.

Лиза попадает в аварию с мужем. Машина в мясо. Оба живы, целы и почти невредимы. Не считая сильных ушибов и легкого сотрясения. Отделались царапинами и родились точно в рубашке. Только вот страховка не покроет всю стоимость авто. Да и разбирательств еще близится целая куча, так как вина в ДТП была не со стороны моей сестры, а с противоположной. В добавок ко всему наша младшенькая залетела от какого-то урода, который заставляет ее делать аборт. Мать окончательно спивается, и здоровье начинает подводить. Ну а отец… Отец зажирает таблетками скачки давления и грозится всех нас пережить. Что сомнительно.

Беда не приходит одна. Никогда. Запомните. Потому что в одночасье начинает рушиться все.

Практически у всех, кто меня окружает, всплывают какие-либо проблемы. Близкие люди в запарах и на нервах. А я разрываюсь и не знаю, как успеть помочь всем. Ну ладно, машину я отдала сестре на неопределенный срок в пользование. Для младшей сняла часть накопленных денег и отправила в хорошую лечебницу, раз уж та решила не оставлять ребенка. Накупила матери лекарств и упросила госпитализировать и понаблюдать, потому что ее печень меня не радует. Точнее начинающее желтеть лицо.

Я понимаю, что рано или поздно все мы уйдем. Но я ни в коем разе не побуждаю никого вставать вперед очереди. Зачем лезть? Зачем ускорять процесс? Несмотря на самые порой воистину чудовищные мысли, я все же не смогу оборвать свою жизнь. Да и права не имею. Не я ее себе дала, не я и буду забирать. Тем более что неразрешимого не существует, и все чертовы барьеры лишь у нас в голове. Просто многим, да и мне, что греха таить, не хочется прилагать усилий и упорно добиваться чего-то или кого-то. Куда ведь проще просто опустить руки и плыть по течению.

Беда не приходит одна… Понимаю как никогда значение этих слов, когда в обед мой телефон начинает верещать, и номер звонящего кажется мне почти громом средь ясного неба.

— Кис, Леша в больнице. — То, что Кирилл назвал меня по привычке, означает лишь его нервозность и отчаяние.

— Ч-что? — Заикания за собой не замечала никогда. Но его слова шокируют, и в голове происходят маленькие мини-взрывы. В глазах начинает все плыть. Медленно, но верно. — Что случилось? — Почему губы немеют? Почему руки резко начинают дрожать? Откуда столько страха?

— На объекте случился обвал. Блять, кис… Он в реанимации, подозрение на пробитое легкое и внутреннее кровотечение. Упала какая-то хуева балка и чуть ли не раздавила ногу в кашу. Открытый перелом, что-то-там с коленной чашечкой. Множественные ушибы. Сломанные по левой стороне три или четыре ребра и сильное сотрясение мозга. Я не знаю, что делать. Меня к нему не пускают. Врач говорит, что готовится операционная, и отправляет меня домой, но черта с два я уйду отсюда, пока не узнаю, как он. — Трубка точно вплавилась в кожу, потому что ни руку, ни пальцев, ее держащих, я не чувствую. Рот открыть не могу, губы слиплись, внутри бьющая колоколом мысль, словно огромная неоновая надпись: «Леша на грани жизни и смерти». Леша. На. Грани. ЛЕША!

Оседаю на пол, колотит все тело, холодный пот мерзко скользит по коже. А ответить мне по-прежнему нечего.

— Кис, приезжай, пожалуйста. Ты любишь его, я люблю его, мы должны быть рядом, хотя бы через стены, но рядом.

И не бесит его «кис». В голове только лицо Алексеева старшего, все теплые и значимые моменты, которые я старательно утрамбовывала подальше и старалась вычеркнуть и забыть. Чувственные касания, нежные слова. Растапливающие взгляды и самые ласковые руки. Боже… Леша. Мой Леша сейчас полуживой, еле дышащий и находящийся в реанимации. Да я триста раз попрошу у него прощения, я упаду на колени и буду ползать так до самой старости, только бы все было в порядке. Потому что одно дело жить и знать, что он где-то в паре кварталов живой и здоровый. А понимать, что его может внезапно не стать, будто никогда и не было, и лишь одна надгробная плита станет напоминанием да глаза любимого сына… Боже…

Слезы ручьями стекают. Губы дрожат, я дороги не вижу. Кое-как закрываю квартиру, кое-как звоню Лизе и все быстро, заикаясь, рассказываю. Слыша лишь, как она сразу же говорит, что заберет Илью, и просит звонить ей хоть каждую минуту. И мчусь. Не глядя по сторонам, чуть не попав на светофоре под машину потому, что восприняла желтый за зеленый, я несусь в больницу. И сердце вроде бьется где-то в глотке, а вроде останавливается от каждой страшнейшей и кошмарной мысли.