Искоса временами наблюдаю за их воцарившейся идиллией. За каменным лицом Леши, когда он просматривает фото и слушает рассказ сына о каждом. Но не вижу ревности. Хочу найти в его глазах, когда мы встречаемся взглядом, но не вижу. И сомневаюсь, что он ее прячет, потому что глухое разочарование там настолько явное, что желудок в спазме скручивает.

Ну не чувствую я вины. Нет ощущения, что я изменила ему. Ничего вообще нет, кроме какой-то дичайшей обреченности и убийственной в своей силе любви. Никому на хер ненужной. Не имеющей вообще никакой ценности и значения. Это просто голый факт, не трогающий и неважный.

А я в таком состоянии крайне нестабильна. Мыслей много, но они не вырисовываются во что-то дельное. Понимаю только одно — мне не хватает сейчас долбоебизма Кирилла или выраженной участливости Микеля. Нужен эффект замещения, неполного и временного. Но нужен критически. А Кир не поднимает трубку. Канув в небытие, когда нужен больше всего. Микель же… Звонить ему не поднимается рука. Потому что были четко обозначенные границы. Я рядом — и есть все, меня нет — и нет ничего. Яснее некуда. Циничнее и расчетливее тоже.

Упарываюсь, полируя и без того зеркальную поверхность плиты. До состояния маленькой бочки отпиваюсь какао. Туплю в окно, где по-прежнему белым-бело. Не знаю попросту, чем заняться, только бы не идти в комнату, где отец и сын. И вздрагиваю, выпустив из рук телефон, когда тот начинает верещать.

И это… Микель. Как чувствует, право дело. Волшебник, честное слово. Начинает с легкого шутливого наезда, мол, почему у меня не включен Скайп. Вынуждает встать и пойти в комнату за ноутбуком, который я под соколиный Лешин взгляд забираю и ухожу обратно, нутром чуя, что это к чему-то в конечном итоге приведет. И пусть. Топтаться на месте достало.

А португалец выглядит все так же вкусно. Правда, в тусклом освещении кажется старше.

— Что с настроением, Лина? — улыбается, глядя в камеру. Оголен по пояс, а что там ниже — не видно. Сидит явно на полу, установив девайс на стол напротив.

— Все хорошо, просто устала, — неправдоподобное оправдание. Только вот он знает меня не настолько хорошо, чтобы уловить ложь. А наушников нет, и я стараюсь прислушиваться, но, кажется, не всегда улавливаю все из-за хреновой громкости. Но если сделаю громче, то наш разговор услышат все в квартире. Что нежелательно, хоть и не смертельно.

— Не хватает массажа, да? — сверкнув глазами, спрашивает. Заставляет рассмеяться, потому что мысли ушли далеко от обычного сеанса. И он понимает по моей реакции, о чем я подумала. — О-о-о, Лина! — наигранный укор в голосе и ответный смех.

— Что, Микель? — громким шепотом. Не стирая улыбки с лица. Воровато поглядывая на прикрытую дверь. — Я думала, ты развлекаешься, а не отсиживаешься в одиночестве.

— А я и не один, ты же со мной сейчас. И да, ты кое-что забыла у меня в номере. — Приподнимаю бровь вопросительно. Вот хоть убейте, а мыслей ноль, что же я могла там оставить. Вроде была осторожна и забирала все до мелочей.

— Не томи, отвечай.

— Ну… разве это весело: так просто взять и признаться сразу? Давай поиграем. — Ненавижу это слово. Отчего-то вспомнилось давнишнее, будто в прошлой жизни, Лешино «Поиграем в отношения».

— Ладно, заколку? Сережки? М-м… — Делаю задумчивый вид. Играть нет настроения от слова совсем. Но этот разговор чуток отвлекает, как легкое обезболивающее. Снимает еле заметные симптомы, все еще оставляя часть боли.

— Нет. — Хитрый до невозможности. И у меня ощущение, что мой ноутбук сейчас расплавится куда быстрее от его сексуальности, чем я. Все же чары некоторых мужчин работают исключительно при близком контакте. Или сидящий через стену Алексеев глушит его ауру своей. Черт его знает. — Давай же, Ангелина, — снова перекатывает мое имя на языке. И из его уст даже сквозь динамики звучит оно очень приятно. Аппетитно — я бы сказала.

— Я теряюсь в догадках. Может, хм, белье? Но вряд ли, — с сомнением продолжаю. Стараясь игнорировать свой нетоварный вид сегодня. Растрепанная и наспех успевшая распустить волосы я — тот еще экземпляр. Благо моя секси-майка на тонких бретельках выглядит куда лучше, чем если бы я была в привычном домашнем балахоне. Который Лешу как раз и не смущал совсем…

— Запах, сладкая, ты оставила свой запах. Я проснулся сегодня и понял, что мои подушки пахнут тобой. И да. Таки одни из маленьких кружевных радостей тоже. — Волнующе. Совсем немного. Но все же. Его ли это рук дело или воспоминания пробуждают что-то внутри — сложно сказать.

— Разве вам не меняют белье каждые несколько дней?

— Я не позволил, упросил отсрочку, хотя бы небольшую. — Потягивается, красуясь подтянутыми мышцами. — Знаешь, без тебя тоскливо.

— Две недели — слишком мало, чтобы всерьез привязаться, но слишком много, чтобы суметь так просто все отпустить и забыть. — Что-то меня на философию потянуло. А еще краем глаза замечаю, что дверь чуток приоткрыта. И то ли мне показалось, то ли чьи-то ушки на макушке, черт возьми. Неужели взрослый, пытающийся показать себя безразличным, человек решил пойти на ТАКОЕ. Подслушивать? Правда?

— Илья? — заметив, как я замерла, отведя глаза, спрашивает собеседник. А я не могу сказать ему, что нет, это бывший муж пытается подпольными методами разузнать, что тут происходит. Потому что не уверена в правдивости своих слов, да и… Просто не хочу говорить. Смысл?

— Да, спать собирается. Время уже позднее.

— Что же, я позвоню завтра? Если ты не против.

Не люблю, когда пытаются выудить слова о собственной значимости в чьей-то жизни. Но умело скрываю.

— Конечно, я постараюсь не забыть включить Скайп. Сладких снов, милый. — Чуток ближе к камере. Подпирая и намеренно показывая почти выскальзывающую грудь из ткани. Маленькая месть на его полуголое тело.

— Приятных снов, Ангелина, безумно приятных, — не остается в долгу. И связь прерывается. А у меня что-то глухо ухает вниз, когда я слышу тихие шаги, а следом щелчок входной двери. Ушел. Это и хорошо и… Черт.

Не знаю, что именно он услышал. И почему-то до чертиков интересна его реакция. Если она есть, разумеется. Надеюсь, что она есть. Так было бы легче самую малость, но все же. Куда лучше, чем молчаливое распиливание взглядом. И полный игнор. Потому что я понимаю, точнее, догадываюсь, что после отдыха он с женой явно решил восстановить прежние отношения. И, возможно, там сейчас лямур полный. А я ревную отчаянно и сильно. Хоть и права не имею. Ни на него, ни на чертову ревность. Только это сложно.

Любить его сложно. Долгие годы, несмотря ни на что. Столько дерьма совместного и у каждого своего. Просто дерьма. Разного. Столько боли. Воспоминаний, хороших и не очень. Столько моментов. Горячих. Обжигающих и сдирающих кожу от силы эмоций, что они пробуждают. Не хочу сдерживать это в себе. Не хочу топить чувства в клоаке разочарования. Но в то же время… Я никогда не повисну на нем. Не пойду первая на какие-либо шаги. Потому что он занят. Потому что лимит когда-то давно уже был исчерпан. Неужели мало всего того, что я сделала? Пусть давно. Пусть время обоих отпинало и убило что-то внутри. Но неужели мало? Да, ошибалась. Да, эгоистично сбежала. Но теперь между нами пятилетнее чудо из нашей плоти и крови. Наша любовь, ставшая материальной. Наш плод любви с его глазами и мимикой. С маленькими теплыми руками и искренностью, чистой, незапятнанной. Неужели этого мало?

И просто не думать о том, что у него есть маленькое женское продолжение рода. С милыми кудрями. Такое же невинное, как Илья. Просто не думать. Потому что стыд жжет, словно желчь начинает выплескиваться за края и грозиться прорваться сквозь глотку. Просто не думать о том, что я могла бы быть на месте его Оли, сидящая дома с ребенком, пока он сгорает от страсти к другой. И как-то слишком слабо успокаивает мысль, что эта ДРУГАЯ — я. Слишком слабо.

Смогу ли я переступить через его семью и позволить себе обрести то, что было потеряно? По праву, как в гареме, старшей жены. Боже, что за муть лезет в голову?.. Что за ноющее, сосущее внутри, как вакуум, ощущение? Почему так хочется обнять себя руками и перестать дрожать, давя в себе слезы? Я разбиваюсь? Да бросьте, что, снова? Будто мало было тех осколков, из которых я раз за разом себя склеиваю.