А может, все же фамилию сменить?..
========== 14. ==========
Отдых — дело благородное. И я искренне упиваюсь каждой минутой. Каждым послевкусием от распития свежевыжатого сока и кусочками разных фруктов.
Вокруг все лощеное, безумно красивое и поражающее. Красочное место. Райское. Затеряться бы здесь навсегда. В шелесте волн. В тепле солнечных лучей и мягкости песка. А еще… Мне нравится этот идеальный иностранец, у которого божественные руки и потрясающая улыбка.
Но обо всем по порядку.
Вчера я таки сходила к нему на пробный «сеанс». Думая, что по большей части сказанное им фарс. Уверенная, что основная причина моего визита к нему — это его желание пощупать несопротивляющееся тело. Но ошиблась. Как только я оказалась в одних лишь полуспущенных до середины задницы плавках, лицом вниз, в нем включился профессионал. И мягкие, но сильные руки медленно исследовали каждый миллиметр моего тела. Без преувеличений. Он нажимал на какие-то точки. Прощупывал мышцы. Кости. Хрящи, черт возьми.
Сразу же сказал, что у меня проблемы с позвоночником. Еще с какими-то-там мышцами. Что-то зажато и требует незамедлительного внимания. Что-то вообще запущено и нужно кропотливо работать, потому что даже с его прекрасными руками и обширным опытом он вряд ли сумеет к моему отъезду все исправить. Вздыхал, ругал, жалел. Все вместе и очень дозированно и эмоционально.
Симпатичный рот не закрывался, кажется, ни на минуту. Комментируя каждое свое действие. Рассказывая наш план действий и поясняя, какая будет последовательность. Наставляя, призывая не забывать о собственном здоровье. А после то заставляя моментами попискивать от кратковременных вспышек боли, то растекаться, словно тягучая субстанция. Однако за всеми этими профессиональными манипуляциями четко прослеживались полунамеки на более близкое знакомство.
Его пальцы то и дело едва заметно соскальзывали, проходясь по бокам и задевая грудь. Невесомо, но оттого не менее возбуждающе. Массажные движения за ушами, ныряющие по ключицам. Внимательные и плавные по бедрам. Медленные и порхающие, когда мизинцы углублялись и оглаживали внутреннюю сторону бедра. И всего немного напора, самую малость — и якобы лечебная процедура превратилась бы в эротическое действо, которое бы развернуло меня к нему лицом, щелчком развело бы ноги в стороны, ну а дальше уже и без того все яснее некуда.
О горячем продолжении не стоило даже говорить вслух. Все стало мгновенно понятно обоим. Он оценил мое тело. Меня впечатлили его руки. И пусть все действо намечалось не в тот же день. Оно намечалось.
И вот сейчас, когда время близится к вечеру, а солнце снижает свой напор, я, принявшая душ и вымывшая сынулю, тщательно выбираю наряд вместе с нижним бельем. Наношу легкий макияж, облачаюсь в пестрое летнее платье, которое почти не дает шансов воображению, обуваю безумные и такие любимые сквозь годы шпильки. Распускаю измученные, все еще чуток влажные волосы и выхожу из нашего номера.
Ребенок желает аттракционов. Микель желает моей компании. А я желанию много мужского внимания и флирта. С вытекающими последствиями или же пока что без них. На месте разберусь.
— Вечер добрый. — После привычной сдержанности и даже хладнокровия Леши португалец кажется просто фонтаном разнообразных эмоций. Его улыбка оттеняет каждую из них, как и яркие, искрящиеся глаза.
— Привет. — Не улыбаться рядом с ним нереально. Правда. Он настолько заражает собой все и преображает. Что даже одергивать себя не хочется. И контраст с Алексеевым настолько велик, что я начинаю подумывать, а во всем ли он настолько сильно отличается? Во всем ли…
— Если вы желаете посмотреть самые красочные близлежащие места, то нам нужно вон туда, — показывает налево. — А если наш великолепный малыш хочет бурю эмоций и вкусные сладости, то нам в противоположную сторону. И не нужно делать такой растерянный вид, мы успеем побывать везде в любом случае. Не сегодня, так завтра. — Его акцент мне кажется все более горячим. Он весь мне кажется все более сексуальным. Словно вышедший из женской бурной фантазии, прямо из этих потрясающих бирюзовых вод, прошел босой по белому песку и… И да.
Не скрываю собственную очарованность им. Не хочу ничего выбирать. Просто хочу, чтобы вечер не заканчивался. И откровенно радуюсь реакции своего тела. Значит, Алексеев таки не выкрал все до последней частицы внутри меня. Не успел пропитать до конца. И не взял под полный контроль тело. Это прекрасно! И очень обнадеживающе. И многообещающе.
Илья, что очевидно с самого начала, выбирает аттракционы. И мне, да и Микелю приходится подолгу кататься на различных горках, качелях и прочем разнообразии. Ребенок так искренне впечатлен и рад, что у меня душа ликует. Я впитываю каждую его эмоцию. Успокаиваю, если он пугается, и смеюсь, когда он на пике удовольствия. Как истинный джентльмен, мой мужчина на этот вечер угощает Ильюшу сладостями, не жалея денег и, кажется, попросту разбрасываясь ими. Либо же пытается произвести впечатление. В таком случае, он тщательно скрывает свои истинные мотивы. Потому что выглядит в крайней степени открытым и располагающим.
Устаем мы знатно. И двигаясь к нашему номеру с явным намерением, лично я едва переставляю ноги, обещая себе, что завтра точно не надену таких высоких каблуков. Что, естественно, неправда. Потому что я — это я.
Сынуля отказывается принимать душ. Ворчит и не идет чистить зубы, только скидывает всю одежку и в трусиках забирается под мягкий плед, где, кажется, мгновенно вырубается. Микель же все это время дожидается меня в соседней маленькой комнате, что является своеобразной гостиной между двумя спальнями. Вальяжно раскинувшись в глубоком кресле, расслабленно полулежит с закрытыми глазами. И не спит. Стопроцентно. Просто позволяет в этом интимном приглушенном освящении осмотреть себя.
И пусть я уже успела привыкнуть к его слегка вьющимся коротким волосам. К длинным, безумно густым, черным, как уголь, ресницам. Широким, но аккуратным бровям. Притягательным темным губам и идеально вылепленному телу. Увиденное все же очень впечатляет. Особенно выступающие вены под его загорелой кожей рук. Длинные красивые пальцы с отличным маникюром. Дорогими тяжелыми часами. И легким волосяным покровом.
Ключицы и предплечья, да и, собственно, плечи у него… вкусные. Именно такие хочется целовать и оставлять следы от зубов. Именно такую спину хочется царапать ногтями целенаправленно и совершенно не нежно. И что скрывать, я безумно хочу увидеть его подтянутую задницу без одежды.
— Устала? Иди, разомну тебе стопы. С твоей прекрасной спинкой нельзя носить такой высокий каблук, сладкая. — Полуприкрытые глаза и лукавая улыбка. Кошачья. Акцент, который отдается легкой пульсацией в животе. Голос как вязкое марево. Или атмосфера такая, или даже не притронувшись, он уже меня сумел довести до определенного градуса. Он весь тягучий, словно ириска. Сладкая. Мягкая ириска. Не приторная. Пока не объешься. И весь сок происходящего в том, что оно кратковременно. Потому горячо и запоминающееся. И именно знание, что пресытиться им я не успею, радует. Потому что такие мужчины не для совместного быта. Они для разврата, жгучего и испепеляющего. Такого, которое будешь после долгие годы вспоминать.
Подхожу. Ложусь на пол, к его ногам, на мягкий пушистый ковер. Укладываю стопы на разведенные колени. А платье, соскользнув по бедрам, останавливается лишь ближе к низу живота. И полупрозрачное блядское кружево выставлено напоказ. Что же. О том, что сегодня мы будем «играть», с самого начала яснее некуда. Только никаких правил обговорено не было. А значит — импровизация во всей красе. Провокация и соблазн. Такой же тягучий, как он весь.
Говорят, что от массажа ног можно кончить. Правду говорят. И пусть оргазм меня не настиг, но я в такой нирване, что это нечто крайне схожее. Не иначе. Он волшебник. Который медленно и досконально промассировал мне каждый пальчик, расслабил всю ступню и дошел почти до колена. Икры отдались ему с таким восторгом, что я начала тихо постанывать от удовольствия. А глаза. Его глаза стали как жидкий мед. Мягко переливающиеся в полумраке комнаты. И черты лица стали чуток острее, легкий прищур и расслабленные брови… Господи. Мне хочется просто самой уже снять долбаные трусы и раздвинуть ноги, приглашая. Потому что по-другому на него невозможно реагировать.