И я, как сраное суфле, как сливочное масло на солнце — таю. Просто растекаюсь, полностью расслабленная, на нем. Уже вконец отъехавшая от запаха. Периодически неосознанно кончиком носа вожу по его уху. Царапаюсь о щетину. И балдею. Неприкрыто, довольная как кошка, которой чешут шейку.
Заставляет меня чуток выше подняться, на десяток сантиметров. Проскользить по его телу, а вместе с тем лишиться трусов. Они теперь где-то на бедрах. Бля… И я лежу тем самым местом на его животе практически. Господи, ну что за на хер? Хочу поправить, но руки мои откидывает.
— Не рыпайся, — тихо шепчет и ровно так же, как разминал мою спину минутой ранее, начинает мять задницу. Сжимает, массирует, гладит. А у меня смешанные чувства. Это приятно. Но что-то совсем жарко становится. И то самое томление, что и без того было в теле от его рук на мне, теперь начинает разгораться. Не могу сказать, что возбуждена до предела. Но равнодушием явно не пахнет.
Лицо Леши как раз у моей шеи. Куда он дышит так горячо… И задевает губами, то ли специально, то ли не нарочно. А я плыву. Уже пик как согрета. Перегрета, я бы сказала. По факту голая. И в безумно странном состоянии. Я так полагаю, именно из-за вот такого «хер пойми чего» почти всегда массаж заканчивается сексом. Потому что тело максимально расслаблено и похожее на желе. Делай просто что хочешь. Лень даже пальцем двигать.
И он делает. Не сумев с первого раза, но все же рвет мои бедные стринги. Нахально раздвигает мои ноги, заставляя согнуть в коленях и обнять его бока, плотно прижавшись. Не понимаю, что он задумал. Поднять голову и спросить — не хочу. Не могу даже рта открыть потому что. Кисель я. Абсолютный.
А руки все проворнее. Такие раздражающие и дразнящие. То пальчик между двух половинок скользнет. То ладони по внутренней части бедра пройдутся. В критично опасной близости к заветной середине. И так тягуче. Неспешно. Намеренно оттягивая что бы там ни было. И губы его по шее невесомо. Кончиком языка, чтобы после обдать дыханием. Да так, что мурашки бегут даже по спине.
Хорошо. Реально хорошо, и мозг давно не работает. Он вырубил его, разминая мой многострадальный позвоночник. А в моем теперешнем состоянии врубаться тот не желает совсем.
И все так размеренно. Дозировано, что когда его пальцы нагло скользят по сморщенному колечку мышц, а следом сразу по успевшей стать немного, но влажной киске… Я задыхаюсь. Не надавливая, просто соскальзывая вниз, зацепив кончиками пальцев клитор, и вверх, размазывая окончательно влагу. И так раз за разом, с каждым последующим увеличивая нажим, а после просто вскальзывая внутрь. Жарко.
Невыносимо жарко, когда он начинает безумно медленно двигать рукой. Лишь губы стали напористее, а мне внезапно мало. Поднимаю голову, такую тяжелую сейчас. Открываю доступ к подбородку, ключицам и предплечьям. Теперь чувствуя его язык и поцелуи на них. И это просто потрясающе. Куда лучше, чем быть прижатой к кафелю. Пусть он и целовал тогда так, что умереть хотелось на месте, а сейчас возможности нет. Но черт… Лежать на нем, утонув в запахе и ощущениях рук и его рта на моем теле. Невероятно. Не нежно, и руки не ласковы совсем. Но тягуче, возбуждающе и с нескрываемой страстью. Так вкусно. И как-то правильно.
Не сопротивляюсь, когда он, убрав руку всего на десяток секунд, спускает меня ниже и буквально насаживает на собственный член. Лишь тихо выстанываю в губы напротив. Прикрываю глаза, чтобы в следующий момент задрожать до кончиков ресниц, когда он сам двигается, крепко держа меня за ягодицы. Фиксирует на месте, не давая ничего делать. Входит так глубоко, заполняя до остатка. В неспешном темпе. Напрочь сводя с ума.
И целует, едва я наклоняюсь ниже. Проникает чуть ли не до горла языком. Вульгарно и пошло. Практически вылизывая мой рот и губы. Подбородок. Надкусывает и обсасывает. С пьяными, совершенно черными глазами.
— Больно? — оторвавшись от меня, спрашивает, не прекращая трения внутри. А я не понимаю, о чем он. Какое больно? Мне так кайфово, что выть в голос хочется и выгибаться как кошка.
— Что? — хрипом по его губам, следом впиваясь нетерпеливым поцелуем.
— Спина не болит? Давай ляжешь по-другому. — Зачем сейчас говорить? Мне так давно нужно было происходящее сейчас. Я наслаждаюсь каждой частичкой тела. Дрожу, бесконечно покрываясь мурашками, и еле давлю в груди стоны.
Садится. Прекращенные фрикции отзываются протестом в теле. Каким-то совершенно мистическим способом разворачивает меня, все еще находясь внутри, будто боится, что если выйдет — то не впущу обратно, укладывает на спину. И, не давая опомниться, со шлепком ударяет бедрами. О. Мой. Бог. Прогибаюсь. Насрать, что поясница воет. Плевать, что скольжу к стене вместе с матрацем, втрахиваемая в этом умеренном, идеальном темпе ровнешенько в пол. Не быстро, словно оверлочная машинка. Не раздражающе медленно. А потрясающе и ровно так, как нужно.
От силы ощущений скребу ногтями по его спине. Попросту не имея ни желания, ни сил сдерживаться. Разведя едва ли не в поперечный шпагат ноги. Срываясь. Подмахивая, двигаясь навстречу его толчкам. Отдаваясь как никогда прежде. И все такое острое. Какое-то новое. Непривычное. Смутно знакомое, но по-другому. И вся тоска и нужда выплескивается за края.
И не стонать так сложно. И не шуметь почти невозможно. А целовать неотрывно — не хватает кислорода. Но расцепляться непозволительно.
— Тише-тише, — шепчет, такой же сошедший с ума. Дикий. Севшим голосом. Еще больше распаляя. А я хриплю в ответ. — Я знаю, что тебе очень хорошо, но нельзя. Ш-ш-ш. — Закрывает мне рот собой. Мычу. Благодарно, за то, что глушит. Иначе бы даже соседи услышали, что происходит сейчас на кухонном полу.
И так мутно в голове. Глаза закатываются, а нарастающее удовольствие отдается сокращениями внутри. Мышцы сводит. Спазмы в теле — на грани боли. Хочется кричать. Метаться, хоть что-то сделать, потому что разрывает изнутри. Слишком все. На грани. За гранью. И слов, чтобы описать это адово пекло, нет. Я сгораю. Просто сгораю. И таки застонав, хоть и тихо, вжимаю его в себя. Так крепко обнимаю ногами, впечатываю. И кончаю. Кончаю. Кончаю бесконечные секунды. Со звоном в ушах. С судорогой, выгнувшей тело. Чувствуя, непрекращающиеся движения, пусть и с меньшей амплитудой.
— Умница. — Кусает-целует шею. На грани слышимости хрипит и стонет мне в ухо. И я понимаю, что это все не конец. Просто я сдалась первее. Или же он специально ради меня сдерживается.
Приподнимается на руках. Переставая вдавливать собой. Двигается более размашисто. Немного ускоряясь, сжимая челюсти с силой. Опаляя мутным взглядом. Стаскивает наконец, остановившись на мгновение, майку. Всасывает сосок в рот, изгибаясь надо мной. А я вплетаю пальцы в его волосы. Прижимаю к себе сильнее. Чувствуя отголоски пережитого оргазма и наступающие новые волны удовольствия.
А спина Леши мокрая. И запах стал концентрированнее. Дыхание срывается все больше. Он на пределе. Определенно точно балансирует, но терпит. Чудеса выдержки, не меньше. Сколько помню, никогда не был эгоистичен, всегда заботясь о моем удовольствии едва ли не больше, чем о своем.
— Закинь мне ноги на плечи, — после длительного поцелуя просит. Что я послушно и выполняю, до боли прикусив губы, чтобы не застонать, когда он входит под иным углом, обостряя. Максимально глубоко. Резко. Дерзко. Быстро. Так жестко и, черт возьми, просто ахуенно. Закусываю ребро руки. Задыхаюсь и, кажется, просто умру, когда кончу во второй раз под ним.
А трение такое сильное. И член его словно каменный. Таранит мое тело, вбивает в тонкий матрац, и я знаю, что спина не отблагодарит, но это так не важно сейчас. Только я, он и это восхитительное чувство полного конекта. Бог его знает, когда это безумие повторится снова. И повторится ли вовсе. Мы ведь шагнули за черту и ровно в бездну. Что ждет впереди — непонятно… И я хочу застрять в этом моменте. С этим невероятным ощущением. С горящим телом, абсолютно расплавленным и до невозможного чувствительным.