Иностранцы часто казались российским гражданам слишком непонятными людьми, которые не умеют понимать бывшую страну Советов и искать ее помощи. Диктор новостей комментировал репортажи о забастовке в Германии почти с ужасом. Но телезрители, которых в этот час собралось немало, чувствовали его внутреннюю поддержку тем, кто сегодня вышел на улицы. Камера выхватывала то одних, то других. Вот еще один человек на краю толпы выхватил из кармана то, что показалось бы вначале платком. Он развернул тонкую ткань, оказавшуюся флагом с надписью, и завернулся в нее, как в плащ. Шагая дальше, он поворачивался спиной так, чтобы одна из примеченных им камер прессы могла показать зрителям слова. Некоторые радикалы с мрачной страстью, свойством, которым каждого человека мистически напитывала опасность, у всех других вызывающая дрожь, несли плакаты. На них видны были лозунги «Нет геноциду за антифашизм!» Такие слова были написаны на многих транспарантах и флагах. Группа, состоящая почти только из молодежи, одетая в красные майки, устроила пантомиму перед журналистами. Они защищали своими телами импровизированную стену. Та отделяла их от грабителей и разрушителей заводов. Последние были нарисованы на плакатах в стиле, похожем на «Окна РОСТа», на рисунки революционного поэта СССР В. Маяковского. Протестующие скандировали: «Мы не выбирали объединение!»
Всеволод Никитич Дорогин, представительный мужчина, которому легкая седина в волосах и классический костюм придавали немного аристократический вид, внимательно смотрел репортаж. Его мало интересовали художественные приемы, которыми демонстранты собирались поразить мир, но любопытство вызывала политическая кухня. Его не самый юный возраст заставлял интересоваться делами мира с живым интересом, но все же без слабости стариков, которые в делах вершителей судеб не видят мелочей, которые они заметили бы у любого человека рядом с такими же поступками.
– Смотри на того человека слева.
– Там слева несколько, но их прикрывают пикетчики.
– Да. Вот прекрасный пример загадки для инженера. Если демонстрантов поливают усыпляющими волнами, способными сразить лошадь, но они еще там, кто-то должен блокировать волны.
– Это может быть один из этой группы?
– Да. Смотри, как камере не удается показать всю группу, как будто возникают помехи.
– Они неплохо защищаются. Нет, по таким кадрам полиции их не распознать. Должно быть, на забастовку вышли лучшие электронщики.
– Смотри, как один из них сделал рукой жест со скрещенными пальцами.
– Он явно дирижирует электронным устройством, но так там делают все.
– Нет, смотри на того, кто ведет сейчас рукой к плечу. Теперь он опустил ее вниз и оттянул мизинец.
– Я вижу его.
– Ты заметил этот жест?
– Да. Но такие жесты могут быть у любого, кто переключает свои устройства.
– Кодировка зависит от мелочей и марки техники. Конечно, часто человек выбирает те жесты, которые он придумывает спонтанно. Но часто для кодирования устройств выбирают помахивания руками, пальцами и прищуривания глаз из того набора, который сейчас в моде.
– Вы хотите сказать…
– Да, этот набор кодов используем мы. Он для пользователей наших марсианских роботов.
– Он мог увидеть этот набор жестов случайно.
– Там последовательность в десять движений почти копирует наши. Это парень явно из клиентов нашей фирмы.
– Набор жестов мы не сдаем спецслужбам, если они специально не потребуют их.
– Сейчас они не догадались спросить у нас только потому, что парень не известен им, он еще не ушел, а жесты они пока не заметили. И только поэтому не стали опрашивать все компании, нашу в том числе, о том, не числится ли этот герой в наших файлах.
Дорогин уже набирал в срочных приказах для отдела охраны найти нужный код с жестами, срочно его поменять и выбросить базу с прошлыми клиентами по этому жесту к чертовой матери. Потом он задумался и переменил приказ на «спрятать». Но сразу же снова написал: «Стереть окончательно без возможности восстановления».
– Ну, все. Теперь, если парня будет искать все полицейские мира, его найдут не у нас. Знаешь, если это тот самый парень, я немного помню его. У него необычная для немца фамилия, это Антонио Винчи. Это один из игроков с Запада. Хорошо, что данные стерты. Я за секунды нашел, что он работал у нас из Италии, Испании, Германии, а потом куда-то пропал. Полиция нашла бы их немного медленнее, а потом у нас было бы миллион проблем. Закрытие лицензии, бесконечные объяснения с поездками за рубеж за наш счет. Нет, с политикой наша фирма не должна иметь ничего общего. Хотя я сочувствую этому парню. Он был тихим маленьким медведем, копающимся в роботах, а решился на испанский поход в логово инквизиции. Он здорово их прикрывает, хотя, конечно, работает не в одиночку. Немногие специалисты мира сумели бы так ловко блокировать спецслужбы.
Шеф мысленно похвалил себя за хорошую память, которая помогла ему узнать этого человека. Тот, который ему немного запомнился, когда-то развлекался с молекулами из зоны анализаторов. Он был доволен переводчиком, внимательно рассматривал пробы грунта, предложил программы-стимуляторы для старой техники за небольшую плату. Потом исчез. Появился немного позже и подарил свою программу фирме с условием, что все лицензии по ее содержанию теперь будут оформлять и оплачивать новые хозяева. Несмотря на то, что они были оформлены не в России, оплат оказалось немного и фирма вскоре перевела ее на российские системы контроля за космическими исследованиями. Дорогин с удовольствием вспомнил, что в тот раз, разбираясь с действующими программами Винчи, он узнал, как можно оформлять системы электроники в Солнечной системе не через разведку. Его способ был такой же законный, но связанный с меньшим количеством потенциальный каверз, чинимых каждым чиновником на согласовании.
– Как вы считаете, на этот раз у них получится добиться законодательных поправок?
– Не знаю. В прошлый раз волны протестов уже на выборах привели к власти больше восточников, – ответил ему секретарь, Денис Шонуров.
– Меня беспокоят не выборы, где партия социалистов получит еще несколько голосов. Если бы я узнал, что появились новые фашисты, немцы опять планируют войну, – это другое, но тут разволноваться пришлось бы не только мне. Сейчас войны нет, да и из-за чего ей возникнуть? Пока все неприятности от того, что одни отважные безумцы пытаются дать бой собственному правительству, защищая идеалы, а другие сумасшедшие с телевидения доказываются всему миру, что бандиты, занявшие за взятки места способны позаботиться о гражданах, не вызывая претензий. Пока крупных проблем нет, нам надо думать о себе, не больше. Мы ведем дела в Германии, но пока есть только несколько переводчиков и связи по бухгалтерии и рекламе. Кроме того, Смоленск давит.
– Вы планируете расширение?
– Нет. Точнее, не планируем в ближайшем будущем, если ситуация останется той же. Военные из Смоленска могут заставить нас действовать, даже если мы не хотим.
– Вы что-то ждете?
– Скорее, пытаюсь понять, будут ли перемены. Если бунты продолжатся, я хочу точно понимать, каковы шансы у тех, кто добивается нового отделения ГДР. Тут же вмешаются наши. Поскольку сам проект колонизации Марса – программа ради установки нового имиджа, нового образа жизни, в которую чаще всего попадают зарубежные бунтовщики. Их у нас наверху хотят спасти от гнева правительства, к нам снова доставят тех из них, кто окажется под крылышком у наших военных. Правильно, конечно, но я не считаю заботу о конкретной личности такой важной, чтобы столько работать только ради нее. Вот если бы мы спасали тех зарубежных инженеров, которые не нужны нашим потенциальным противникам, все было бы иначе. Взяли бы хотя бы тех, кто талантлив и не может найти место в мире своих.
– Вы хотите поддержать наших бывших союзников?
– Нет, в большой политике я предпочитаю быть только аналитиком, который дает точные прогнозы. Но наша работа связана с Марсом. Если мы будем отказывать, когда нас просят кого-то спасти, мы сами лишимся всего.
