Вместо ответа меня погладили когтистой лапой по голове и лизнули в щеку липким языком. Обрадовавшись этим проявлениям чувств, быстренько отстранившись, попыталась на ощупь отыскать на груди раны, которые надо перевязать. Только позднее я узнала, что искать входное отверстие от двухмиллиметрового шарика — совершенно бесполезное занятие, тем более в шерсти. Кроха грустно мне улыбнулся и, подняв лапу вертикально на уровень головы, резко махнул ей, так что кисть оказалась под подбородком. Что он хотел этим сказать я поняла, когда меня, ухватив за локти, кто-то из ребят потащил подальше от этого места.
Я не сопротивлялась. Просто смотрела в спину снова упавшего за пулемет друга. В конце концов, хватать мужчину за руки, когда он пытается спасти твою жизнь далеко не самое разумное поведение. Да и взгляд этот сказал слишком многое — под лопатками среди мокрой шерсти были отлично видны места где шарики покинули тело. Четыре дыры, две слева и две справа, с мой кулак каждая, в которых пузырилась кровавая пена и торчали розовые осколки костей.
Как все просто! Кроха был еще жив и рассчитывал прожить достаточно, чтобы дать нам шанс спастись. Было глупо мешать ему в этом деле. И мы побежали, слыша за спиной возобновившуюся скороговорку пулемета.
Убежали, впрочем, недалеко. Буквально через пару километров, прямо там, куда мы направлялись, встали высокие столбы разрывов, и пришлось быстро падать в кювет, стараясь закрывать голову от падавшего с неба мусора и молясь, чтобы сверху не упало ничего более крупного. Попытавшись выглянуть из укрытия, увидела, как и в том месте, откуда мы бежали, поднялись такие же циклопические столбы, а Марат, придавив меня свой тушей в ходе попытки спасти, едва не придушил.
Все бы ничего, но следом на нашего админа, судя по всему, присел слон, или упало вырванное с корнем дерево — дышать стало решительно невозможно. Хорошо хоть, длилась эта пытка недолго. Сначала стащили Марата, а потом, аккуратно придерживая за локти, подняли и вытащили на дорогу и меня саму. Увиденное радовало мало — вокруг нас снова толпилось не меньше десятка бойцов, настолько хорошо защищенных, что казались не живыми людьми, а металлическими статуями.
Но долго раздумывать над безнадежностью положения не дали — последовала короткая отмашка, и вся толпа дружно вломилась в подлесок, не забыв подхватить под белы ручки и нас заодно. Во время нового бега было не до выяснений своего положения, удалось только подметить, что скафандры у новых пленителей отличались от «бочонков» в лучшую сторону, а движутся бойцы гораздо ловчее, умудряясь на бегу отводить от нас ветки, не снижая при том темпа. А потом и вовсе язык отнялся — на открывшейся поляне стоял космический челнок. Голова чуть не свернула шею в попытке рассмотреть среди леса еще и взлетно-посадочную полосу не менее двух с половиной километров длиной, но времени на безуспешные попытки мне не дали — всей дружной толпой мы вломились по наклонной дорожке прямо вовнутрь, грохоча ботинками по настилу.
Внутри чинно расселись на лавочки вдоль стен — так, что между каждым членом нашей команды оказалось минимум две закованные в сталь фигуры. Только тут до меня дошло, что револьвер так и остался в кобуре, что, впрочем, не внушало особых надежд. Остальные спутники тоже сидели как первоклашки в школе — сложив руки на колени и не делая резких движений. Все верно — права качать не стоит, что от нас надо, нам скажут. Надеюсь.
Тем не менее, под пеплом переживаний в душе начала разгораться совершенно неуместная в нашем положении искра любопытства — и чего собственно ждем? Все сомнения разрешились только минут через пятнадцать, когда в трюм ввалилась припозднившаяся партия закованных в жидкий металл бойцов. На лавочках тут же стало тесно, и меня ненавязчиво приподняв за талию пересадили на металлическое колено. От такого простого движения вдруг почувствовала себя совсем маленькой, захотелось, как в детстве, уткнутся носом в чужую шею и выплакать, наконец, все свои беды и горести. Еле сдержалась, всё же я уже взрослая, несолидно. Да и не стоит показывать слабость, если не перед врагом, а врагами окружающих назвать язык не поворачивался, то перед непонятным союзником.
Скоро стала понятна задержка — двое бойцов огромного роста, накинув на плечи конструкцию из ремней, несли на себе третьего, следом за ними еще пара, не особо напрягаясь, несла за ручки длинный черный мешок. Раненого занесли в самый дальний конец, задвинули ширмой, и оттуда начали раздаваться маловразумительные ругательства на тему «недоумков, способных найти на свою задницу приключения где угодно», и кроткие команды: «Держать конечности… ключ… кувалду… придурок, что ты творишь? Ладно, не переживай… ничего страшного — это для него был не самый важный орган…». Мешок же просто бросили на пол перед ширмой, после чего бывший носильщик плюхнулся на ранее освобожденное от меня место.
Все остальные бойцы внимательно наблюдали за происходящим за перегородкой, так что момент отлета не прозевали только из-за стука вставшего на место настила. Никакого ускорения не чувствовалось, что было нормально, если вспомнить отсутствие взлетной полосы. Но мы, несомненно, летели — это можно было понять, по начавшим шевелиться и перебрасываться словами стальным фигурам.
— Жалко парня, — прогудело у меня прямо над ухом, — не повезло…
Все как по команде опять повернули головы, пытаясь разглядеть проходящее за перегородкой.
— «Подарок домой» передать бы… — заметил сосед слева
— Не поймет ведь, да и вообще… — прогудело опять над ухом.
— У него сын, кажется, в триста пятнадцатой служит, можно ему передать.
— Некому там передавать, год назад похоронка пришла. Может потому и он…
— А давайте Крайт отдадим? — последовал совет с другой скамьи из дальнего угла, после чего трюм заполнило конское ржание.
— Вот дает! А ведь Шутник бы оценил — она с него столько раз шкуру спустить обещала…
Что ж, все понятно, личный состав деликатно травит байки о понятном только посвященным, давая остальным вжиться в спокойную атмосферу и расслабиться после пережитого. И вслух, к слову, болтают специально. Сильно сомневаюсь, что во всех скафандрах разом отказала связь, и срочно пришлось пользоваться для трепа внешними микрофонами и динамиками.
Вот, а теперь, видимо, начальство появилось — вон как все разом притихли. Громадная, даже на фоне всех прочих, фигура маячит возле ширмы и машет рукой, дескать — «подходи, не бойся», пришлось вставать и на ватных ногах топать мимо длинной шеренги статуй. И чем ближе подходила, тем больше меня охватывала странная уверенность, что это чудовище — женщина, и смотрит сейчас на меня с добротой и сочувствием. Хотя по фигуре судить невозможно, а уж выражение лица глухой шлем и вовсе не передает.
— Жаль, что так вышло, девочка… — Надо же, предчувствие оказалось верным, тембр голоса и интонации ни с чем не спутаешь.
Колос наклоняется, и под его руками расходятся края мешка. Кажется, челнок маневрирует — вон как под ногами качнулся пол. Только это сейчас неважно, ведь предо мной, на металлическом полу, лежит Кроха. Легким движением высвобождаю локти от поддерживающих рук и накланяюсь ближе.
Да, это действительно он. Вон даже мерзавец язык набок свесил совсем как в тот раз… Только теперь, в подернутых пленкой глазах не бродят искорки смеха.
Кажется, мне что-то говорят, но слова не пробиваются через пелену тишины. Тогда колосс достает из кармашка на поясе самый обычный бинт и заправив назад язык начинает подвязывать нижнюю челюсть, так ведь действительно положено…
— … девочка, он ведь погиб ради тебя. Закроешь глаза?
— Я н-н-е смогу. — Это мой голос? Наверное, да, хотя и звучит, как чужой.
— Соберись. Плохая это примета, когда мертвый смотрит. Или тебе помочь? — голос полон сочувствия, и я не могу ему противиться.
— Нет, я смогу!
Веки подались неожиданно легко. «Прощай…»
Меня прижимают к почему-то теплому металлу и, обняв за плечи, ведут мимо ширмы. Там небольшой закуток с двумя откидными сиденьями и небольшим столиком, хозяйка наливает мне полный металлический стакан прозрачной жидкости:
