– Право нести мой рюкзак еще надо заслужить, – огрызнулась я. – Почему не выполнил указания? Что непонятного в словах «головной убор» и «ветровка»?

– Виноват, исправлюсь.

– Ладно, – смилостивилась я. – Бейсболку купим по дороге.

– А ветровка мне не нужна. Мне очень жарко, честно слово.

Я посмотрела на него с легким презрительным высокомерием. Вот поэтому местные и называют отдыхающих «сдыхами» – этот неологизм родился на стыке глаголов «отдохнуть» и «сдохнуть». Вместо того, чтобы прислушаться к голосу разума и проявить осмотрительность, самонадеянные гости курорта бродят без кепок в полдень, продолжают подставлять свою уже облупившуюся розовую шкурку раскаленному солнцу, поглощают недозрелые сливы и перезрелые персики, запивая их неправдоподобно дешевым вином в пластиковых бутылках. А потом, естественно, оказываются в больницах с самыми разнообразными диагнозами. В горах тоже немало возможностей нанести вред здоровью, и отдыхающие делают это с большим энтузиазмом.

Впрочем, что касается местных, они всегда найдут повод сказать свое «фи». Те из приезжих, кто отправляется в горы в полной экипировке, тоже кажутся им нелепыми. Туристы с трекинговыми палками,в полном обмундировании, с рюкзаками за спиной и фотоаппаратами на шее вызывают у них ухмылку. Особенно местных смешат специальные компрессионные гетры, которые надевают опытные покорители вершин. Кстати, такие были на картинке в рекламном буклете, который мне подсунули в магазине вместе с ботинками. Может, мне стоило их купить?

Помнится, я пообещала себе, что сегодня обязательно объясню Аркадию, где я живу, кем приходится мне хозяин гостиницы, и почему мы должны скрывать наш короткий роман от широкой и не очень широкой общественности. Сейчас, когда мы устроились в креслах канатной дороги, момент образовался вполне подходящий. Подъем долгий, для разговоров время есть. Они, правда, отвлекают от созерцания прекрасных видов, ну, ничего, переживет. На обратном пути созерцать виды удобнее, сейчас мы сидим лицом к горе, основные красоты находятся за нашими спинами.

– Помнишь, ты меня встретил на улице, когда я курила? – завела разговор я.

– Кстати, да. Очень хотелось бы тебя спросить…

– Потом спросишь. Сначала я выскажусь. Когда ты поднялся на террасу, с тобой заговорил такой… седой мужчина.

– Да? А, да. И что?

– О чем вы говорили?

– Он спросил, как мне нравится в отеле. Или что-то в этом роде. Я ответил: все отлично. Странный он какой-то.

– Почему?

– Когда я уже уходил, он сказал: я за тобой слежу. Пошутил, наверное.

Я хмыкнула. Ага, пошутил.

– Наверное, он директор гостиницы, – предположил Аркадий.

– Он не директор, а владелец, – надо, наконец, расставить точки над «и». – Директор отеля – я.

Ну да, именно так с некоторых пор значится в официальных документах.

– О! – брови Аркадия поползли вверх, на этот раз обе, а не одна. Так я тоже умею.

Последняя новость удивила его не так сильно, как некоторые из предыдущих.

– О! – повторил он с новой интонацией. – Теперь понятно, почему тебя знают спасатели. И что ты делала с сантехником и чистильщиком бассейнов.

У него одно на уме!

– Следующее, что тебе нужно знать: тот седой мужчина – мой дед. Держись от него как можно дальше. И от меня, когда он находится поблизости.

– Он такой грозный?

– Ему совсем необязательно знать про наш семидневный роман. Так же, как остальным сотрудникам отеля.

– Понял, – задумчиво протянул Аркадий, переваривая информацию. – Кстати, наш умопомрачительный семидневный, как ты заметила, роман, стремительно движется вперед. Осталось уже не семь, а шесть дней! Предлагаю не терять времени.

Он обнял меня, притянул к себе и поцеловал долгим, медленным, мучительно-нежным поцелуем. Я не сопротивлялась поцелую – не смогла бы, даже если бы захотела. Но когда его рука проникла под мою футболку, я собрала всю волю в кулак и вознамерилась выдать заготовленную порцию возражений.

– Что ты там пыхтишь? – со смешком спросил Аркадий. – И извиваешься, как ящерица?

– Пытаюсь отодвинуться, – объяснила я. – Ты, кажется, забыл мои правила.

– Я не забыл. Но надеялся, что ты забыла. Это же полная чушь!

– Неважно.

– Ну, признайся, ты это вчера из вредности ляпнула.

Ну да. И что? Ляпнула, значит, так и будет. На втором свидании ни-ни.

– Говорю же: правила у меня такие. Сегодня можно только целоваться. И, так уж и быть, обниматься.

Ну, в этом-то я отказывать себе не собираюсь. Целуется он как бог. А его объятия меня успокаивают. Спокойствие весьма полезно для здоровья.

– Ха, – произнес он, и его интонация мне не понравилась. – Голову даю на отсечение, что ты передумаешь.

И он снова поцеловал меня, на этот раз еще более долго и пронзительно. Я еле отдышалась. Да, следовать своему придуманному мной правилу будет непросто. Но я кремень. У меня все под контролем.

Хорошо, что подъем почти закончился. Иначе я бы совсем растаяла от его поцелуя, как мороженое в микроволновке. Мороженое под воздействием высоких температур превращается в невкусное подслащенное молоко. А я не хочу ни во что превращаться, хочу остаться собой и вести себя так, как считаю нужным.

Аркадия совсем не удивила моя просьба скрывать наш роман. И противоречить мне, он, к счастью не собирается. Наверное, он думает, что мой дед – просто самодур, который не хочет признавать, что его внучка повзрослела и имеет право на личную жизнь. На самом деле все сложнее. И печальнее.

Когда моя мама была моложе, чем я сейчас, ее соблазнил приезжий ловелас. Он клялся ей в вечной любви, обещал забрать с собой в далекие сказочные края – в общем, использовал стандартный набор курортного донжуана. Наивная неопытная девушка влюбилась не на шутку, и, естественно, верила каждому его слову. А он, позабавившись с ней недельку, исчез в неизвестном направлении. Оказалось, что даже имя его было ненастоящим. Больше я ничего о нем не знаю. А ведь он мой отец. Отчество, у меня кстати, Александровна, в честь Блока, любимого маминого поэта.

О беременности мама узнала через месяц. Она с большим трудом пыталась собрать осколки своего разбитого сердца, а эта новость ее совсем добила. Она набрала воды в ванну, взяла с собой бритву и перерезала вены. К счастью, бабушка почувствовала неладное, и забила тревогу. Маму спасли, зародыш, который позже превратился в меня, не пострадал.

Я до сих пор не знаю, почему мама не сделала аборт. Со мной об этом никто не говорил, и подробности всей трагической истории я узнавала урывками на протяжении нескольких лет. Ей было всего семнадцать, возлюбленный ее обманул и бросил, материнский инстинкт в ней еще не проснулся – я это позже испытала на собственной шкуре. Скорее всего, оставить ребенка ее уговорили родители.

Я не хочу сказать, что мама меня не любила – любила, конечно, и сейчас любит. Но все же она была мне скорее подружкой или старшей сестрой, роль строгого и ответственного родителя досталась бабушке. Бабушка следила, чтобы я правильно питалась, вовремя ложилась спать и была одета по погоде. А с мамой мы шили наряды куклам, пускали мыльные пузыри с балкона, гуляли по лужам в дождь, пряча потом промокшую обувь от бабушки…

Иногда мама исчезала – на несколько дней, недель, месяцев. Уезжала с очередным ухажером в далекие прекрасные края. Видимо, ей всегда казалось, что счастье где-то там, за горизонтом, там, куда его увез ее первый мужчина. Но счастье обычно оказывалось ненастоящим, и она снова возвращалась домой. Для меня это были самые лучшие моменты детства, для нее, как я сейчас понимаю, они такими не были.

Больше ни один мужчина ее не бросал – она всегда делала это первой. Прошло уже двадцать пять лет, а та печальная история, как мне кажется, до сих пор имеет над ней власть. Она все еще мстит то ли мужчинам, то ли себе, то ли самой судьбе, сыгравшей с ней в юности злую шутку. Мне очень хочется, чтобы она встретила человека, с которым ее сердце, наконец, успокоится, и она будет просто наслаждаться жизнью, оставив позади все драмы.