В отношении фашизма в Германии сказанное здесь признает и сам С.Кургинян:
«Теперь о правом фланге (если бывают революции [175] справа — консервативные революции, то бишь). Здесь преступность и революционность действительно не чураются друг друга. Ярчайший (но почти единственный) пример — немецкий фашизм (ибо Муссолини подавлял бандформирования, а Франко просто вырезал их под корень), Гитлер же с преступностью играл как с элементом творимой им “черной мессы”, хотя и тут преступность не героизировалась. Но ведь сегодня-то уже хорошо известно, что фашизм и эсэсовские “черные мессы” с их соитием преступников и политиков — были не революционностью, а исполнением сложного заказа международных сил на подавление эксплуатируемых масс в Германии, на её растление, на превращение в преступное государство и последующее растаптывание, на обескровливающую войну с СССР и на многое другое.»
Все это так, но С.Кургинян мог бы и в зеркало заглянуть.
Это все, казалось бы не относящееся к теме патриотизма и отношения криминалитета к Родине, необходимо было сказать прежде, чем перейти к комментированию следующих высказываний С.Кургиняна о революциях и криминалитете. С.Кургинян, развенчивая миф о мафии в качестве главного мифа, легшего в основу перестройки и реформ, переходит к анализу революций:
«Пятая сторона происшедшего. Она связана с “лимитом на революцию”. Революция — страшное дело. Но в подавляющем большинстве случаев (и всегда — в случае подлинной революции обездоленных!) революция подчеркнуто демонстрирует чистоту рук тех, кто её делает. Не гуманизм (какой уж там гуманизм у Робеспьера или Сен-Жюста!), а именно аскезу и чистоту рук. Революция держит бандитов на дистанции и в тени (даже если это люди типа Камо). И это не случайно. Не случайна и решающая роль в революционном успехе так называемого этичесого оружия. Противопоставляются всегда гнилая, насквозь коррумпированная власть — и бедная честная, антипреступная оппозиция. Опыт Ганди, опыт ваххабистов, нидерландских гёзов, протестантских революционеров в Англии — ничему не учит? Тогда вспомним хотя бы эпизод французской революции. Комендант неприступной Бастилии встречается с повстанцами и говорит: “Никто не может взять крепость!” Ему отвечают: “Её сдаст ваша нечистая совесть.” Малейшее пятно на репутации тех, кто шел на штурм, дало бы нечистой совести защитников Бастилии карт-бланш на пролитие крови. Таков повод всех полиций мира, подавляющих революции. Это было так всегда, а уж в эпоху телевидения стало тотальным.»
Прежде всего обратим внимание на то, что в рассуждениях о революциях С.Кургинян ссылается исключительно на зарубежный разнородный опыт противостояния властей и оппозиции, хотя у России со времен Степана Тимофеевича Разина есть свой не менее интересный и поучительный опыт. О гезах, английских протестантах, Великой французской революции содержательное представление в России имеют только профессиональные историки. Все остальные содержательного представления не имеют, а напичканы историческими мифами из учебников истории и художественно-развлекательной литературы о соответствующих событиях. По этой причине, предварительно надув щеки для придания себе пущей важности, им можно втереть очки и о гезах, и о протестантах, и о многом другом.
Если же говорить о кристальной честности и моральной безупречности сторонников революций и сторонников сохранения исторически сложившихся форм государственности, то здесь также не все столь просто и определенно, как это помнится по учебнику истории и фильмам советской эпохи. Мы обратимся к опыту революций в России.
А.Спиридович (жандармский генерал) оставил воспоминания “Записки жандарма” (Москва, “Художественная литература”, 1991 г.; репринтное воспроизведение издания 1930 г., Москва, “Пролетарий”). Из них встает образ С.В.Зубатова, как широко и глубоко образованного, умнейшего и дальновидного человека, который гораздо глубже С.Кургиняна предвидел, что «революция — это страшное дело», и всеми силами пытался совершить общественно необходимые социальные преобразования и ликвидировать непримиримость в конфликте между трудом и капиталом. По описанию Спиридовича, лично знавшего Зубатова, он был человек кристальной честности и определенных убеждений, а не продажный карьерист или интриган — мастер крупномасштабных политических провокаций. И эту характеристику он подтвердил своей смертью: узнав об отречении Николая II, Зубатов застрелился, предпочитая смерть эмиграции или жизни под властью своих врагов.
Причем, по словам А.Спиридовича, никого из кристальных революционеров не принуждали к сотрудничеству, шантажом, пытками и запугиванием, а переубеждали, обращаясь к их разуму, показывая им их ошибки и невежество во многих вопросах; или же сами революционеры оказывались настолько продажны, что сами предлагали сотрудничество и жандармский корпус одним отказывал, а желание других удовлетворял.
Но и кроме такого общепонятного Иудина греха у всякой революции есть информация, которую она скрывает, и которая поважнее чем связи с бандитами. В связи с этим обратимся к примерам из революционного опыта России. После февраля 1917 г., известный впоследствии лидер рабочей оппозиции Шляпников вернулся в революционный Петроград. Партийная касса была пустовата. Просить денег на деятельность партии у рабочих партия не смела, поскольку миф об общенародной поддержке её деятельности до 1917 года появился после 1917 года. А кроме того и капитал всегда стремится платить наемному персоналу минимум, по какой причине рабочие не могли сэкономить, тем более в условиях военной разрухи, на поддержку партийной кассы. Поэтому РСДРП вынуждена была заниматься отмывкой иных денег, для чего на заводах организовывались сберегательные, страховые и больничные кассы, где и отмывались средства партии. Источники поступлений были разные: среди всего прочего Шляпников сообщает, что, будучи до того в эмиграции США, он передал тамошним еврейским кругам некоторую информацию о погромах в России. В обмен на неё ему было дано письмо, по предъявлении которого в Петрограде скромному библиотекарю бывшей императорской публичной библиотеки А.И.Браудо [176] (жившему на одно жалованье?) Шляпникову был выдан рублевый эквивалент нескольких тысяч долларов (для сопоставления: в 1912 г. радист “Титаника” — редкая в те годы и относительно высокооплачиваемая профессия — имел зарплату в 20 долларов в месяц и должен был бы копить более десяти лет, чтобы иметь такую сумму; и особый вопрос, захотел бы он её отдать на помощь революционной “рабочей” партии).
Еще ранее, ТОЛЬКО в 1905 г., только еврейский бунд, получил иностранной помощи, ставшей известной, на сумму в 7 миллионов рублей по тогдашнему золотому курсу, т.е. большую, чем строительная стоимость символа революции — крейсера “Аврора” (обошелся казне в 6,3 миллиона рублей, строился семь лет, а тут за год — 7 миллионов). Эти примеры, почерпнутые из разных источников, показывают, что коварный “Никто”, по известным ему причинам, и с известными ему целями, на протяжении десятилетий оказывал через банковские и масонские структуры финансовую поддержку, сопоставимую с военным бюджетом великих держав, всем силам, которые делали революции в России.
То, что реквизировал Камо — крохи на этом фоне, не говоря уж о том, что употребить эти деньги на революцию не удалось, поскольку серии и номера захваченных купюр были известны властям и Россия уведомила остальные страны о необходимости арестовывать тех, кто будет предъявлять их к обмену. Л.Б.Красин попытался организовать перенумерацию, но не удалось достичь необходимого качества: при первой же попытке обмена в Стокгольме предъявители захваченных в Тифлисе купюр были арестованы и переданы России. После этого Ленин, согласился и принял ультиматум всей остальной международной социалистической общественности о том, что захваченные в Тифлисе деньги будут уничтожены партией, дабы не пятнать светлые идеи социализма бандитизмом, и они были сожжены на той же даче под Петербургом, где и происходила их перенумерация. Этичность и моральность поддержки революции международными банковскими структурами, в основе которых лежал не бандитизм, а еще более гнусное ростовщичество, мировой социалистической общественностью не обсуждалась: это вождями, знавшими тайные источники пополнения партийных касс, считалось вполне нормальным и этически безупречным, было партийной тайной и потому не пятнало светлых идей социализма, в отличие от бросающегося в глаза и шумного силового бандитизма.
