А вот у линейных предутренний вызов, как они грубо изволят выражаться, "чтоб пописать не забыли". Для повышения общей бдительности. Дабы служба медом не казалась и нюх не терялся. В общем, ни за чем.
Что у кого болело - с вечера вызвали. Прочие добрые люди спят, а недобрые делом заняты. Когда рассветет, позвонят.
Причины, по которым захотелось немедленно увидеть белый халат именно в это время, - что-либо вроде: "Болит нога пятый день" - или: "Я тут на ночь давление не померила, подумала, вдруг мне плохо станет". В переводе на общедоступный язык: мне не спится и скучно - дай другим спать помешаю. Особенно бесподобна у них мотивация того, отчего днем не позвонили: "Не хотелось вас беспокоить". Услышав, это, только неимоверным волевым усилием удается подавить императивное влечение к грубейшим нарушениям медицинской этики.
Одно время я практиковал, работая по каким-либо причинам на линии, такую методу - садился напротив пациента и, глядя ему в глаза, задушевнейшим голосом проникновенно вещал:
- С головой своей, родной, не дружишь. Неужели невдомек, какой страшной опасности ты подвергаешь свое здоровье и саму жизнь, когда набираешь "ОЗ" в четыре утра? Я с восьми часов вчерашнего дня по этажам бегаю, двадцать восемь (двадцать четыре, тридцать пять - цифра образуется удвоением реального количества) вызовов обслужил, только-только прилег - через десять минут опять подняли. Теперь прикинь, как сейчас соображает моя башка и какое я в этаком состоянии лечение могу произвести. Еще добавь сюда личное к тебе отношение. Угадай с трех раз, какое оно?
Вы знаете, многих пронимало. А пару раз, пребывая в состоянии особо повышенной злобности, я общался с клиентурой и вовсе прямолинейно:
- Добрый вечер или утро - как кому. Бригада психиатрической перевозки. Какие есть жалобы?
Рты пациентов разевались шире моего кармана перед получением взятки.
- Зачем нам психическая?
- А нешто нормальные люди в такое время "Скорую" вызывают? Они пятый сон давно уже смотрят.
Тоже действовало недурно.
Один мой знакомый выдвинул как-то довольно рациональную идею: записывать на магнитофон то, что произносят бригады, получая тот самый вызов, и транслировать по радио в программе "Для тех, кто не спит". Жаль, никто и никогда не позволит это проделать. А зря.
- Тормозни на секундочку.
Растянувшаяся поперек капота начальница приоткрыла один глаз и стукнула хвостом, смахнув на грязный пол пару мелких бумажек.
- Куда это ты на ночь собрался?
- Вслух сказать или сама догадаешься?
- Обожди чуток, до равнины. Не ремесло это - на болотах потемну останавливаться. Ладно, если целиком сожрут, а ну как откусят что?
Чаек усиленно искал выхода. Едва только мы проскочили на пяток ярдов границу негостеприимного болотного сектора, я немедленно повелел Патрику тормозить. Тот послушно остановил вездеход и откинулся на спинку сиденья, тупо таращась отечными от недосыпа глазами в темень за лобовым стеклом. Люси перевернулась на спинку, одернула задней лапкой полу халатика и, откинув хвост далеко в сторону, зажмурилась дремотно.
Выбравшись из-за кустика, выволок из кармана сигаретку - перекурить на свежем воздухе, покуда стоим. При начальнице не слишком-то получается, не любит категорически. Да и водила мой, почуяв в лице доктора Рат союзницу, начал позволять себе критику в адрес некоторых злоупотребяющих никотином. Злодей! Покуда вдвоем ездили - помалкивал.
Присел на пенек близ теплой морды машины, дымлю неспешно. Виднеющаяся вблизи окраина болота на диво тиха. Никто не рычит, не жрет друг друга и не воет, пожираемый, леденяще. Лишь перебегают с кочки на кочку призрачно-бледные болотные огни.
Ты тоже не любила, когда я курил. Завидя, как привстаю, чтобы достать пачку, всегда задавала один и тот же вопрос:
- Оно тебе сильно нужно? - и тянула к себе. Оказывалось - не нужно. Находилось дело поинтереснее, чем пускать дым. Когда спохватывался, что так и не покурил, порой проходило несколько часов.
Злая и жестокая штука - время. Мы вместе - и его песок пересыпается вниз с потрясающей скоростью. Не успели встретиться, обняться, перемолвиться уже пуста стекляшка колбы, пора провожать тебя на вечернюю электричку.
А не видимся - оно тянется и тянется мягкой резиной бесконечно пережевываемой жвачки. Встречаемся в понедельник - уже с субботы не знаю, куда себя деть. Брожу из угла в угол бессмысленно, все из рук валится, ничем занять себя не могу. Как его скоротать? Каким тумблером щелкнуть, чтобы выкинуть два дня?
Безжалостно время. Беспощадно.
Тебе воскресным утром уезжать с семьей в отпуск, мне тем же вечером - в командировку. Накануне, оба поглощенные сборами в дорогу, не виделись. А прощались в пятницу. Долго-долго не находили сил оторваться друг от друга. Расстаться - что кусок от себя отрезать.
В день отъезда меня подбросило с постели, едва занялся рассвет. С трудом дотерпев до времени, когда уже не слишком неприлично кого-нибудь разбудить, ринулся к телефону.
Ты сказала "до свиданья",
Не "прощай". Но я уверен,
Целый месяц ожиданья
Вечность без тебя. И вижу:
Будут лишь воспоминанья
О тебе. Тебя не будет.
Это срок, что зря потерян.
Мне останется на память
С запахом твоим одежда,
Положу ее поближе,
Чтобы каждый день касаться.
Мне останется надежда:
Пусть не скоро, но вернешься,
Мы сумеем повстречаться,
Я тебя еще увижу.
Твой голос дрогнул:
- Спасибо, Шура. Господи, до чего хорошо...
Целый день я дергался поминутно на каждый взбрех моих собак. Меня не покидало чувство, что вот сейчас за калиткой окажешься ты. Открою - услышу: "Я осталась..."
Что бы я с этим делал? Мы же не свободные люди, ежишка...
Прибыв утром в чужой город, немедленно бросился к ближайшему таксофону звонить тебе - а вдруг действительно осталась? Конечно же нет. Со странной смесью разочарования и облегчения сломал пополам исчерпанную карточку и пошел заниматься делами.
Мы шутя называли этот месяц "генеральной репетицией", имея в виду предстоящую разлуку. Уже совсем недолго оставалось пробыть нам вместе после твоего возвращения из поездки. Кто мог знать, как оно на самом деле обернется?
Надолго - не навсегда. Человек жив надеждой. Отбери надежду - что у него останется? Что теперь осталось у меня?
Чуть не вскрикнул от мягкого прикосновения к голой коже руки. В голове вспыхнуло: "Пришла!" Шура, не будь настолько сумасшедшим.
Поворачиваюсь: гость желанный. Гибкое кошачье тело грациозно замерло подле меня, легко касаясь плеча. Огромные глаза гостьи горят в темноте льдисто-синим неровным пламенем.
Та, Которой Принадлежит Ночь. Волшебное существо, как и я, не рожденное в этом мире. Ее могущества не хватает, чтобы вырваться отсюда, - такая же, по сути, пленница. Одинокая, несчастная и потерянная, невзирая на всю ту силу, которой владеет. Обладательница сотен имен, данных ей разными народами в разных мирах и временах.
Я обращаюсь к ней по-своему, называя ее Линой.,0на напоминает мне тебя, такая же сильная, гордая и независимая с виду, а внутри - просто мягкая, слабая женщина, ищущая опоры и тепла.
Обнимаю шею хищницы, утыкаюсь лицом в короткий серебристый мех, пахнущий непривычно резковато, но приятно.
Как я любил твой запах! Ты умела пахнуть потрясающе замечательно. Должно быть, завяжи мне глаза - сумел бы разыскать в любой толпе по неповторимому аромату твоей кожи...
Мне нравилось прикасаться к ней языком- трогать им темное, словно от йода, неровное пятно внутри локтевого сгиба, резко выделяющееся на белых, чуть полноватых руках, и выше, к округлому плечу, потом вдоль ключицы... Как тебе удается оставаться свежей и прохладной в любую жару?
Стесняешься:
- Зачем меня облизывать? Я же невкусная.
- Вкусная, - заверяю искренне.
- Соленая и противная, - протестуешь, смущенно отворачиваясь.
