Она утвердительно кивнула.
– Сережа настоял, чтобы я прошла курсы яхтинга. В то время мы более полугода жили во Франции, и я согласилась. О чем теперь совершенно не жалею. Ну и конечно, Сережа мне всегда мог подсказать, что да как… Кроме всего прочего, он научил меня основам навигации и метеорологии. Когда управляешь яхтой, будь она парусная или моторная, эти навыки необходимы. И вообще, он был талантлив во всем.
Пока Веста говорила, Павел с сочувственным видом слушал супругу.
– Похоже, ты очень любила своего брата, – заметил он, когда она закончила.
Помедлив, женщина ответила:
– То чувство, которое я испытывала к Сереже, было больше чем любовь сестры к брату. Он был для меня всем. Понимаешь? Это может показаться странным, но я не мыслила свою жизнь без него… Он перегрыз бы глотку любому, кто косо посмотрел бы на меня. Сережа опекал меня, как маленького котенка, помогая всегда и во всем.
При слове «котенок» на тонких губах Павла скользнула скептическая улыбка, но она быстро испарилась, когда Веста повернула к нему свое рыхлое лицо. На лбу и над верхней губой его жены выступили капельки пота.
– Если бы не эта сумасшедшая, он до сих пор был бы жив, – промолвила она.
Павел вздохнул:
– Я помню эту историю. Кажется, какая-то шизофреничка пырнула твоего брата ножом сразу после концерта?
Веста неопределенно качнула головой. Большая часть ее соломенных волос выбилась из стягивающей резинки, и Павел подумал, что теперь прическа его супруги стала похожа на стог сена, разворошенный вилами.
– Да, – ответила она. – Извини, я сейчас не хочу об этом вспоминать. Зря я заговорила об этом…
– Конечно, родная. Как скажешь, – торопливо согласился Павел. Желая переменить тему, он сказал:
– Не мог не заметить, какая здесь чудесная теплая погода. Это в феврале-то!
– Такова особенность Новой Зеландии, – объяснила Веста. – Это уникальная страна, времена года тут наступают с точностью до наоборот, в отличие от России.
– А что это так шумит под ногами? Мотор? – задал вопрос Павел.
Веста покачала головой.
– Это трюмный вентилятор. Его необходимо включить за несколько минут до запуска двигателя. Он также должен работать, если скорость яхты меньше, чем крейсерская. Сейчас чуток разгонимся, и я его выключу.
– Надо же. Не думал, что у каждого транспортного средства есть своя крейсерская скорость, – хихикнул Павел. – И сколько же это? На твоей яхте?
– Десять узлов, – невозмутимо ответила Веста.
– Десять узлов? – переспросил он и посмотрел в окно, словно где-то там, в остывающем вечернем воздухе среди редких облаков мерцало подтверждение слов жены.
«Десять узлов, чувак. Ни больше ни меньше. И тогда вентилятор можно выключать» – подумал он, и ему вдруг стало весело.
Веста покосилась на него.
– Морской узел составляет один километр и восемьсот пятьдесят два метра, – зачем-то добавила она, и Павел с трудом сдержался, чтобы не расхохотаться.
– Пася… Извини, тебя что-то напрягает? – глухо спросила Веста, но эта фраза прозвучала не как вопрос, а словно констатация очевидного факта.
Павел постарался взять в себя в руки и, приподнявшись на цыпочках (супруга была его выше на полголовы), чмокнул ее в мясистую щеку. Щека была мягкой, теплой и липкой от пота, отчего на его губах остался солоновато-влажный привкус.
– Все просто замечательно, лапуля, – произнес он.
– Я просто… – начала Веста дрогнувшим голосом, но Павел мягко прервал ее, сам закончив предложение:
– Да-да, я знаю. Ты просто хочешь, чтобы мы оба запомнили наш медовый месяц. Мы чудесно проведем время, поверь. А еще я очень тебе благодарен. За те чувства, которые ты испытываешь ко мне. За то, что приняла меня таким, как я есть. Ведь я не сахар, согласись?
Лицо Весты оживилось, глаза заблестели, как у малыша, увидевшего в витрине красивую игрушку.
– Я хочу тебя, – покраснев, смущенно сказала она. – Понимаю, что выгляжу полной дурой… Но…
Она замешкалась.
– Ты правда не обиделся? За то, что мы вместо бунгало отправились сюда?
Павел растянул рот в широкой улыбке.
– Разумеется, нет. Что нас ждало в бунгало? Душная ночь, мошкара… А тут – открытое море! Романтика! Брызги шампанского и морских волн! Купание под луной!
– Нет, ночью мы купаться не будем, – наморщила лоб Веста, сразу став серьезной. – Тут полно акул. Однажды мы с Сережей даже опускались в клетках на глубину, я сама их видела… жуть!
– Ладно. Я выйду, подышу воздухом, – проговорил Павел, когда Веста умолкла. – Не будешь скучать?
– Постараюсь, – засмеялась она. – Кстати, о шампанском. Можешь открыть бутылочку. Я бы с удовольствием выпила бы бокальчик холодного вина. Там в каюте холодильник. Я тебе показывала, помнишь?
Павел кивнул.
– Иди, отдыхай, – сказала Веста. – Я приду минут через двадцать, когда сделаем остановку.
Как только он оказался на палубе, улыбка молодого человека померкла. Словно сильный порыв ветра погасил тусклый огонек свечи. Впрочем, ветер был и в реальности, и при этом достаточно прохладный – стремительно надвигающийся вечер окрашивал небо в темно-бархатистые тона.
Тыльной стороной ладони Павел вытер губы, на которых кое-где остались мазки помады Весты.
Он был раздосадован, обескуражен, растерян и раздражен одновременно, и все эти четыре чувства, всколыхнувшись, слиплись воедино, напоминая бесформенно-вязкий комок смолы, к которому прилипла уличная пыль и грязь с мелкими камушками и осколками стекол. Теперь этот жаркий ком распухал все больше, настойчиво царапая его изутри налипшей колкой дрянью.
– Дерьмо, – вполголоса вырвалось у Павла.
Достав из кармана светлых джинсов сигаретную пачку, он некоторое время туповато разглядывал ее, будто втайне ожидал, что она подаст ему некий сигнал. Затем, повторив «дерьмо», он нарочито неторопливым движением выудил сигарету и сунул ее в рот. Поблескивающая никелем зажигалка проворно скользила между его пальцев.
Медовый месяц, мать его.
Три дня назад они с Вестой прилетели из России в Бангкок. После непродолжительного перерыва самолет доставил их в Новую Зеландию, и, пробыв полдня в Окленде, они двинулись в Таупо. На его ненавязчивые возражения (мол, может, пора бы уже прекратить гонку и наконец-то остановиться на отдых – как-никак они не в поход собрались, а в свадебное путешествие!), Веста неизменно отвечала, что самое интересное их ждет впереди. После этих слов следовал обязательный страстный и долгий поцелуй, отчего в последние дни у Павла на губах выступило зудящее покраснение, словно он лизался с обслюнявленным листом наждака.
По-другому целоваться Веста не умела – ей казалось, что она должна в буквальном смысле вылизать нижнюю часть лица своего партнера.
Ох уж эти поцелуи… Они всегда чем-то пахли – то ванильным мороженым, то печеньем, то шоколадом, то пиццей из грибов или морепродуктов, то еще чем-то съестным. Уж что-что, а покушать его супруга любила.
В Таупо они тоже долго не задержались – едва успев полюбоваться красотой озера с одноименным названием, Веста неожиданно объявила, что зафрактовала яхту для дальнейшего путешествия по реке Уаикато.
После этих слов Павел взглянул на карту, прилепленную к стене каюты, и мысленно вздохнул с облегчением – их путь пролегал через небольшой городок Хантли, где, как он знал, у Весты был небольшой домик с бунгало, оставшийся ей в наследство от погибшего брата. Собственно, именно там он и рассчитывал остановиться на отдых. Однако надеждам Павла было не суждено сбыться – Веста неожиданно поменяла планы, заявила, что путешествие продолжается, а его возражения она будет расценивать как смертельную обиду. А в Хантли они вернутся через неделю.
«Не порть наш медовый месяц, дорогой», – жарко шептала она, тиская субтильное тело Павла. Хихикая, он вяло отбивался от ее медвежьих объятий, но Веста смеялась и, словно шутя, подволакивала его к себе, словно крошечного щенка, а когда он оказывался прижатым к ее необъятной груди, она на мгновенье прикрывала веки и замирала, как при оргазме.