Они позавтракали в кафе: кофе и хлеб с маслом и джемом; и они говорили, но не об ее родственнике, и Саид казался очень простым, спокойным в это довольно необычное утро, не заводя разговоров об очевидной причине встречи, и она почувствовала перемены в отношениях между ними, становящихся в чем-то более устойчивыми. Потом Надия пошла на свою работу в страховую компанию и разбиралась со страховыми полисами до самого обеда. Она разговаривала серьезно и профессионально. Звонящие, с которыми ей пришлось иметь дело, очень редко допускали в разговоре с ней неподходящие к месту слова. Или спрашивали номер ее личного телефона. Чего она, когда ее спрашивали, никому не давала.
* * *
Надия до этого какое-то время встречалась с одним музыкантом. Они встретились на подпольном концерте, скорее джэм-сешн, где было около шестидесяти человек, набившихся в звуконепроницаемые помещения музыкальной записывающей студии, специализирующейся на звукопроизводстве для телевидения: местный музыкальный бизнес по причинам неспокойствия и музыкального пиратства находился в плачевном состоянии. На ней была, как обычно в то время для нее, черная роба до самой шеи, а на нем, как обычно в то время для него — белая узкая футболка, обтягивающая его сухопарые грудь и живот, и она наблюдала за ним, а он ходил вокруг нее кругами, и потом они пошли к нему ночью, и она избавилась от груза своей девственности с долей неуверенности и без чрезмерной радости.
Они редко говорили по телефону и спорадически встречались, и она подозревала, что у него были другие женщины. Ей не хотелось точно знать об этом. Ей нравилось, как он знал свое тело, и его плотское желание обладания ею, и ритм и поглаживания его касаний, и его красота, его животная красота, и наслаждение, вызываемое им. Она думала, что она не значила ничего для него, но тут она была неправа, поскольку все было наоборот для музыканта, но его гордость, а также страх, а также стиль жизни удерживали его на расстоянии. Он постоянно ругал себя последними словами за это, правда, совсем непродолжительно, хотя, после их последней встречи он очень часто вспоминал ее до самой его скорой смерти, которая — никто не догадывался об этом — пришла через несколько месяцев.
Надия поначалу считала, что не нужды в прощании, потому что прощание всегда предполагало предысторию и причину, но потом ей стало горько от того, что надо было попрощаться не для него — ей казалось, что ему все равно — а для нее самой. Они мало говорили по телефону, а сообщения казались слишком безличными, и она решила встретиться с ним на улице, в публичном месте, не в его неубранной, запущенной квартире, где она не смогла бы удержать себя, но, когда она упомянула об этом, он пригласил ее к себе «в последний раз», и, желая отказаться, она согласилась, и их секс стал страстным прощанием, и, неудивительно, секс был замечательным.
Позже ей было интересно, как могла сложиться его жизнь, но этого она никогда не узнала.
* * *
Следующим вечером вертолеты заполнили небо, будто птицы от напугавшего их выстрела или от удара топора по основанию их дерева. Они поднялись, одиночками и парами, и облепили верх города в краснеющем закате, когда солнце уплывало за горизонт, и рокот их двигателей эхом разлетелся по окнам и аллеям, сдавливая, казалось, воздух под ними, будто каждый из них стоял на верху невидимой колонны, невидимого воздушного цилиндра, каждый из них — странного хищного вида, словно двигающаяся скульптура; некоторые — тонкие с кабиной на двоих, пилот и стрелок на разных высотах, а другие — толстые, наполненные людьми, но все — мерным рокотом по небу.
Саид наблюдал за ними со своими родителями с их балкона. Надия наблюдала со своей крыши, одна.
Молодой солдат смотрел вниз через открытый дверной люк на их город, на город незнакомый ему, выросшему в провинции, и его поразила величина города, высокие башни и зелень парков. Шум вокруг него был еле выносимым, а живот сворачивало при каждом резком повороте.
Часть третья
У Надии и Саида, тогда, были свои телефоны. В их телефонах были антенны, и эти антенны вытягивали для них невидимый мир, волшебным способом, мир, который был вокруг них и также нигде, перенося их в разные близкие и далекие места, туда, где они никогда не были и никогда не будут. Много десятилетий в их стране после обретения независимости телефонные линии в их городе оставались большой редкостью, и лист ожидающих был длинным, и рабочие, проводящие медные провода и устанавливающие массивные телефонные аппараты, встречались, уважались и получали взятки, как какие-нибудь герои. Но теперь волшебные палочки правили воздухом города, свободные от всего, миллионы телефонов, и можно было стать обладателем телефонного номера в считанные минуты за совершенно небольшие деньги.
Саид пытался совладать с притяжением к своему телефону. Он посчитал, что у него слишком мощная антенна, и магия, созываемая ей слишком завораживающая, словно еда на бесконечном банкете, набивая себя, беспрерывно набивая себя, пока не начинал ощущать себя заторможенным и больным, и ему приходилось стирать или прятать или запрещать себе пользоваться приложениями-аппами, за исключением некоторых необходимых. Его телефон мог позвонить. Его телефон мог послать сообщения. Его телефон мог фотографировать, определять небесные тела, трансформировать город в карту, когда он ехал. Но только и всего. В большинстве своем. За исключением каждодневного вечернего часа, когда он включал браузер на телефоне и исчезал на тропинках интернета. Правда, тот час был жестко регулируемым, и, когда он проходил, таймер подавал сигнал — мягкий, еле слышный звон, словно приходящий с некоей воздушной планеты от жрицы, светящейся голубым мерцанием науч-фана — и он вешал электронный замок на браузер до наступления следующего вечера.
Даже такой урезанный в своих возможностях телефон, лишенный стольких потенциальных возможностей, позволил ему коснуться существования Надии, сначала осторожной неторопливостью, а потом — все чаще и чаще, в любое время дня или ночи, позволил ему войти в ее мысли, когда она вытиралась после утреннего душа, когда ужинала в своем одиночестве, когда сидела за рабочим столом, когда облегченно откидывалась на спинку туалета после опорожнения мочевого пузыря. Он рассмешил ее, однажды, потом еще раз, потом еще и еще, и еще, и от него загоралась ее кожа и укорачивалось ее дыхание от внезапно охватившего желания, и он стал ее настоящим без своего присутствия, и точно то же произошло с ним. Вскоре установился ритм их отношений, и после чего не проходило и нескольких утренних часов без их контакта, и в те ранние дни их романа они ощутили нарастающее желание насытиться, коснуться друг друга, но без телесного прикосновения, без выплеска. Они начали проникать друг в друга, еще не поцеловавшись.
В отличие от Саида, Надия не нуждалась в ограничении своего телефона. Он был верным компаньоном в долгие вечера, как и для многочисленных молодых людей, запертых в своих жилищах, и она отправлялась далеко-далеко в мир в одинокие, бесконечные ночи. Она смотрела на падающие бомбы, на занимающихся упражнениями женщин, на совокупляющихся людей, на скапливающиеся облака, на волны, падающие на песок, будто шершавые лизанья недолговременных, короткоживущих, исчезающих языков, языков планеты, которой когда-то не станет.
Надия часто посещала социальные медиа-сайты, хотя от нее оставалось не так много следов, не выставляя многого о себе и применяя неявные пользовательские имена и аватары — интернетные эквиваленты черной робы. Оттуда Надия заказала глючные грибы, которые она и Саид съели в их первую ночь физической близости, такие грибы все еще доставляются за наличные курьерами в том городе и в наше время. Полиция и антинаркотические агентства занимались другими, лидирующими, субстанциями, и для ни о чем не подозревающих — грибы, галлюциогены ли портобелло ли, выглядели одинаково и довольно безобидно, чем воспользовался местный житель средних лет с прической понитэйл, у которого был небольшой бизнес, предлагающий редкие ингредиенты поварам и эипкурейцам, и в кибер-пространстве почитаемый, в основном, молодыми людьми.
