«Даже если он убил целый ряд сестер и братьев? Даже если он… и не брат вовсе?» — Для меня… Я должен был высказать всю правду. Они и так знали мои истинные намерения и что я сделал с этой семьей. Возможно они даже знают о поступках моей сестры, или даже об их истинной «крови». Об их предназначении. И, если судить по их лицам — они помнят все это. Они знают об этом. Все позитивные эмоции на их лицах были размолоты в кучу и выкинуты прочь, словно кучка пыли. Я не остановился на вопросах. У меня были доказательства своей вины и «черноты» моей души… Если у меня такая… имеется. Стараясь выбраться из оков и повернуться, я ерзал и извивался на столе, словно пойманный змей, повышая голос. — «Я заслужил больше, чем удары плетью. Я заслужил больше, чем избиение до полусмерти. Черт! Я заслужи больше, чем расстрел на месте! Все, что я сделал за свою никчемную жизнь — убивал людей! Вся моя спина покрыта шрамами! Из-за убийства одного человека! Разве этого недостаточно, чтобы раскрыть вам глаза? Я — убийца! Неужели это так трудно понять?!»
Каждый, кто стоял около стола со мной… Каждый, кто слышал меня. Все оцепенели, не подавая никаких эмоций. Статуи, устремившие на меня свои взоры. Обращая свое внимание на меня и только на меня. Никто не смел издать и звука. Никто… не двигался, наблюдая за моими попытками освободиться от оков. Даже моя сестра, прикрыв рот руками, шокировано отходила назад, не веря в происходящее. Когда я успокоился, вглядываясь в ее глаза… В моем левом ухе внезапно начало звенеть, а по щеке прошлась дикая боль, которую мне никогда еще не приходилось испытывать. Тридцатая дала мне очень сильную, быструю, практически молниеносную пощечину.
«Неблагодарная сволочь!» — прокричала она в мое оглушенное ухо, после чего сделала очередную пощечину, но тыльной стороной ладони, по другой щеке — «Мы, твоя семья, встали за тебя стеной! Отдали за тебя свои жизни! И вот так ты нас благодаришь? Подобными словами?! Даже я, полностью ломая все правила и логику, решила дать тебе возможность…»
«Какую возможность?! Возможность убить еще кого-нибудь?!» — гнев в моем голосе пробирал до костей. Я повысил голос на Тридцатую, даже не задумываясь о последствиях. Вся «семья» могла разорвать меня на куски, словно стая разъяренных собак. И даже тогда — я продолжил. Устремив свой взор… в глаза самой смерти. — «Если да, то поздравляю! Я продолжаю убивать людей! А семья? Какая семья?! Здесь нету братьев! Здесь нету сестер! Мы даже не одной кро…» На этот раз, я полностью заглох. Остыл. Закрыл свой рот и прикусил язык. Вторая аккуратно отодвинула Тридцатую в сторону и ударила меня прямо в горло, заставив потерять возможность дышать, после чего она сильно ударила меня прикладом пистолета в грудь. Я даже не мог вскрикнуть от боли, так как весь воздух из моих легких вылетел моментально. В мгновение. Даже сестренка чувствовала мою боль, схватившись за горло и грудь, начиная кашлять вместе со мной.
«Прекращай психовать и слушай меня, Девяносто девятый. Да, мы не одной крови. Да, мы не являемся кровными братьями и сестрами. Ни тебе, ни Девяносто восьмой. И знаешь что? Мне насрать. Тридцатая мне не сестра — Мне насрать. Первый мне не брат — Мне насрать. Даже ты, твоя сестра-близнец… Вся, чтоб ее, семья — не семья мне! Мне насрать!» — ее голос, тон… каждый звук, выходящий из ее горла… был невыносимо громким. Вторая оглушила меня. Вывела из равновесия. Полностью отняла мою способность думать и размышлять. И пока она пронзала мои уши своим звонким и громким тоном, она рассматривала всех вокруг, не утихая. — «Я прожила достаточно, чтобы узнать каждого из вас! Я прожила свою жизнь так, что привязалась к каждому из вас! Да чтоб вас… Я даже готова переспать с каждым из вас, если на то будет причина! И если вы думаете, что кровь и родословная — важная часть семьи… Вы будете хуже Первого! Вы будете хуже того говножора и троглодита Первого, вылизывающего ботинки тупоголового старикашки DS8! Мы все росли семьей, мы все сражаемся семьей, мы умрем, чтоб вас, семьей! Убил ли ты своего близкого или нет — мне по боку! Сейчас, в этот самый момент… Вы либо будете сражаться семьей, либо сдохните без нее! Третьего не дано!»
Речи Второй закрепили… веру семьи. Все до единого согласились с ее словами, хором выкрикивая свое мнение. Никто не шел против течения. Даже моя сестра, которая была не в состоянии плакать, вжимаясь в мою грудь лицом, обнимая так крепко, как только это возможно, старалась удержать меня в этом течении. Она хотела молить о пощаде, но вся ее сущность шла против этой идеи. Она хотела бороться за меня. Защитить меня и показать всем свою серьезность. Забрать меня и убежать. Но как бы она не пыталась докричаться до Второй — она не слушала. Лишь смотрела, не отрывая глаз. По крайней мере… она так думала.
«Мольбы оставь для солдат, сестренка. И Девяносто девятого… можешь полностью забрать себе. Пока вы являетесь частью семьи — я все пойму. Пойму также, как и ваши прошлые преступления.» — Вторая говорила спокойным, тихим голосом, позволив братьям и сестрам притихнуть, вслушиваясь в ее слова. Она обращалась не только к нам, но и ко всем остальным. — «Я поняла, зачем ты убила брата Семьдесят восьмого, стараясь удержать тайну от ушей Первого. Я поняла и приняла тот факт, что ты собиралась убить всех, кто мог сдать тебя Старшему брату. Ты хотела пожертвовать своим братом-близнецом ради этой цели. Даже Тридцать третья решилась на убийство, лишь бы не дать Первому шанс уничтожить нашу семью целиком и полностью. Я смирилась с потерями. И, честно говоря… Я бы сама поступила подобным образом, если бы подобные тайны достигли моих ушей. Сама пыталась бы вывести его на публичный обзор и выбить из него всю гниль, которую он прятал от нас. Сейчас… все, что я могу сделать — дать вам покой и отдых. Вы свое дело сделали. Настал наш черед.»
Я не знаю, что хотела сделать Вторая. Какой был ее следующий шаг? Все, что она сделала с нами — заперла меня и сестренку в медицинской капсуле. Я не слышал криков, разговоров, шумов и звуков… Ничего, кроме медленно окутывающей тишины. Я лежал в капсуле и громко кашлял, закрыв глаза от боли, пока моя сестренка, на лице которой все еще сохранялись оттенки кошмара и испуга, крепко обнимала меня, стараясь успокоиться. Мы оба были напряжены. Не могли сомкнуть глаз или спокойно вздохнуть. А как же еще? Кто бы мог оставаться спокойным в окружении стольких людей, готовых убить тебя за любое плохое слово в сторону своей семьи? Кто бы мог оставаться в своем уме… после таких объемов насилия, стресса, агонии и страха? Один раз мне уже довелось окончательно обезуметь, и я понимал всю суть насилия. Все чувства, от боли до дрожи… Я все это испытываю без остановки. Мое тело помнит все, что со мной произошло. И… даже сейчас, в тишине и спокойствии… Я не сразу понял своих ошибок. Мои губы могли бы быть закрыты всегда, удерживая в себе страшную правду. Я должен был молчать. Но, признаю… После всего, что произошло со мной… Логика исчезла. Испарилась. Я делал то, что считал нужным. Что считал правильным. В этом случае — решением, которое меня прикончит. Окончательно. Я не задумывался над последствиями. Лишь шел вперед, вслепую. Только Вторая дала мне… истинный шанс на искупление. Она доказала мне истинную суть «семьи». Я высказал свою правду, а она — свою. Остается только смириться с этим и принять во внимание. Люди, с которыми я рос, остаются мне семьей. Братьями и сестрами. И пока я принимал этот факт, вбивая его в свою израненную голову, моя сестренка сильнее и сильнее обнимала меня, нашептывая что-то.
«Убью… Всех… До единого…» — моя сестренка была готова сойти с ума, судя по ее тихим, едва различимым словам, дрожи в теле, легкому покачиванию и плотно закрытому глазу. Я не хотел спрашивать о том, что у нее на уме. Все было ясно, даже если прочитать ее мысли. Спокойно выдохнув, я поцеловал ее в висок, перехватив ее внимание. Она хотела видеть лишь меня. Счастливого. Живого. Здорового. Я тоже этого хотел. Наше желание было… одним целым. И если мы оба хотим его исполнить — надо держаться вместе. Не падать духом. Не терять надежд. Стараясь ее успокоить, я прижимал ее голову к своему плечу, поглаживая большим пальцем ее покрытие, нашептывая ей лишь несколько слов. Снова и снова, не останавливаясь.
