«Что ты тут делаешь? Зачем ты выпустил меня? Кто…» — Я начал… буквально выстреливать в Девяносто вопросами, оглядываясь и размахивая руками, но он быстро прикрыл мой рот своими, облаченными в белые перчатки, руками.

«Я сам не знаю! Хоть верь, хоть нет! Он вытащил меня из какой-то медицинской капсулы и помог мне выбраться… сю…» — по какой-то причине, Девяностый сделал шаг назад, сильно выпрямившись, изображая недовольную гримасу и шипя. Он испытывал боль, но я ничего не мог с этим поделать. Девяностый помахал мне ладонью в знак отказа, когда я решился помочь ему, сделав шаг в его сторону. Через несколько секунд он более-менее успокоился, все еще недовольно мыча и прикрывая глаза. Его тон стал звучать сдержаннее, но ничего особого в нем не изменилось. — «Да. Я знаю. Вся семья считает меня мертвым, но единственное, что я получил, лежа в своей капсуле — ужасные ожоги по всему правому плечу и, частично, спине. Возможно „Белые“ не так сильно наплевали на мою жизнь и выта…» Его прервал странный шорох, который я так же услышал. «Белый», который был оглушен моим ударом, прижимал руку к своей голове, обратив в мою сторону свою зеркальную панель шлема. Он ничего не произносил в мою сторону. Ни единого звука. Все, что он делал — смотрел на меня, придерживая ладонь у головы. Я боялся этой незнакомой персоны и не знал, что спросить у него в первую очередь.

«Ты… пришел сюда за мной? Помочь мне?» — Я не знал, как обращаться к неизвестной персоне, стараясь сдерживать дрожь в своем голосе. «Белый» медленно кивнул мне, не двигаясь и не вставая с пола. Я начал подозревать его в том, что это был тот «Белый», что помог мне достать компонент для моей самодельной взрывчатки. Если этот так, то меня начал интересовать… другой, более серьезный вопрос. — «Кто ты? И почему ты помогаешь… нам?»

«Белый» никак не ответил на мой вопрос. Ни жестами, ни звуками. Он повернул свою голову в нашу, с Девяностым, сторону, словно разглядывая коридор позади нас, после чего посмотрел вперед, опустив голову. Он словно… думал. Думал над ответом и поступками. Через несколько секунд он вновь посмотрел на меня, подняв руку к своей груди. Он решил снять перчатку с правой руки, что он и сделал. Перчатка была довольно длинной и, если судить по длине, могла достать до плеча, чего я не ожидал. Сняв перчатку, он сжал свою правую руку в кулак, показывая мне клеймо на тыльной стороне. Она выглядела… точно так же, как и моя, но его число было… невозможным.

«0» — Число, изображенное на его руке. А значит и имя его — Нулевой.

========== Часть 12. Начиная с нуля. ==========

Шок, страх, удивление, беспокойство, тревога и ужас — чувства, проникнувшие в меня и Девяностого. Окрывшие нас плотным полотном, затмевая собой чувство реальности. Нулевой… Что это? Кто это? Почему этот «неизвестный» член семьи помогает нам и почему о нем нам ничего не рассказывали?

«Значит… ты наш… „брат“? Часть нашей семьи, я имею ввиду.» — в вопросе Девяностого таилась тревога, но Нулевой ответил на свой вопрос покачиванием головы, стараясь надеть рукавицу обратно на свою руку, закатывая рукав халата. Для Девяностого, этот ответ звучал не только странно, но и… необычно. Каждый в семье имеет клеймо и число, и если он не наш «брат», то кем он может быть? Надев рукавицу, Нулевой встал на ноги, продолжая прижимать ладонь к своей голове. Быстрым жестом, взмахом руки и движением пальцев, он попросил нас следовать за ним, указав на… планшет-консоль, размещенную рядом со стеклянной стеной. Этот планшет был прикреплен не к прозрачной, но стальной, серой стене. Он открыл документ на планшете и, пробежавшись по нему глазами, удалил все с документа, начиная писать что-то в нем. После, он указал пальцем на планшет, словно прося нас прочитать содержимое документа.

«Я должен был быть частью подобной семьи, но я не думаю, что это „эта“ семья. Если думать иначе — я рад, что все так вышло.» — он написал нам это в документе, и я начал задаваться вопросами о том, кем является Нулевой нам, или даже всем остальным.

«Я… не понимаю…» — мои слова вызвали у нулевого… неизвестную мне эмоцию. Он пожал плечами, наклоняясь в бок, в сторону планшета-консоли, словно он был недоволен. Полностью повернувшись к планшету-консоли, он открепил его от стены, начиная писать что-то в нем вновь. Его указательный палец двигался быстро, свободно, словно он высекал на планшете какой-то рисунок. Через пару секунд он передал мне планшет, а в документе были абсолютно другие слова, отличающиеся от предыдущих. Девяностый читал документ вместе со мной, подглядывая через мое плечо. Меня слегка удивили слова Нулевого:

«Если бы я не был „отрезан“ от всех семей, то я бы не смог узнать обо всем, что творится в этом кошмарном месте. Я бы не смог поделиться этим с другими людьми, вроде твоей сестры, которая была, возможно, единственным человеком, прочитавшим документ, пока его не удалили из архива. Рассказы обо мне, семьях и прочей чертовщине, касающейся „Инкубатора“ — долгая история.»

«Ты обещал мне ответить на все мои вопросы, если я помогу тебе вытащить Девяносто девятого! Называть это все „Долгой историей“, или же просто отказываться от своего обещания ты… Ты не можешь! Подобный поступок — жульничество в моих глазах!» — Девяностый был в гневе. Он сдерживался, но его злость в голосе была четкой и яркой, а тон грубел, подчеркивая его недовольство. Он вырвал из моих рук планшет, протянув его Нулевому, стоявшему передо мной. — «Если не сделаешь этого все прямо сейчас — можешь не надеяться на наше доверие и помощь.» Девяностый был серьезнее обычного. Мне никогда еще не приходилось видеть его таким. Видеть эмоций и лица Нулевого я не мог, но я мог предсказать их. Он был в растерянности. Нулевой расслабил плечи и опустил голову, и я мог поклясться, что слышал его заглушенный вздох, словно он был поражен. Словно он сдался. Нулевой, после небольшой паузы, протянул свою руку в сторону Девяностого, выпрашивая планшет. Он соглашался с его условиями. Он был готов выполнить их. Как только планшет оказался у него в руках, Нулевой сел у стены, продолжая вычерчивать что-то в нем, не отвлекаясь на нас. Несколько секунд я не мог отвести от него глаз, стараясь представить себе его лицо, или даже простые очертания. Этот человек, или даже существо, помогает мне и моей сестре в достижении нашей цели. Но зачем ему это? Какая польза от этого… ему?

«Я все еще не могу поверить в то, что вся моя жизнь была сплошным обманом. Все, кого я считал братьями… сестрами… А сейчас…» — Девяностый разговаривал сам с собой, или даже обращался ко мне, разглядывая серый пол своими ногами. Он был чем-то расстроен… и обозлен одновременно. Даже его глаза… Он не знал, на чем сосредоточиться и о чем думать.

«Я сам не мог поверить в то, что сказала моя сестра. Но спустя время, медленно и аккуратно, мне удалось увидеть некоторую правду. О семье, о мире… Обо всем!» — я был честен с Девяностым. Он уже через многое прошел и повидал. Он может понять меня. После его слов во мне начало накапливаться чувство вины. За то, что я сделал. — «И… мне очень жаль, что мне и сестре приходиться рушить эту семью, чтобы докопаться до правды. Чтобы… показать ее. Всем.»

«Честно говоря… Не узнай бы я обо всем этом прямо сейчас, то я бы точно ненавидел тебя и Девяносто восьмую. Убить столько человек и заставить нас верить в то, что это работа „Белых“… Никто бы не поверил в этот бред!» — Он был добрым человеком и никому бы не причинил вреда, но сейчас, когда в его глазах горел гнев и ярость… Я начинал бояться Девяностого. Хоть он и не собирался причинять боли и выяснять отношения, но он определено был в гневе за мои прошлые деяния. Тем не менее, продолжая разговор со мной, он медленно успокаивался, параллельно обдумывая правильность моих решений. — «Твою сестру я могу понять. Она не хотела, чтобы ее выдали Первому за чтение секретной информации… о которой я вообще ничего не знаю. Я даже не знаю, как ей довелось прочитать подобный документ! Я даже могу понять твои причины убийства Шестьдесят Второго, но все остальное… Помочь Тридцать третьей с „терактом“… насколько нужно быть безумцем, чтобы пойти на такое?»