«В каком смысле… „Мама“ помогла?» — я не поспевал за цепочкой событий и пытался запомнить все детали, продолжая вглядываться в пластины. Это занятие становилось на столько… гипнотизирующим, что я забывал о течении времени. И даже после ее рассказа, я не позволял себе верить в ее слова. Я знаю, чего она хочет и что она сделала. Тем не менее, она продолжала, быстро ответив мне на вопрос.

«Продолжай рассматривать плиты и поймешь, как она помогла мне.» — не знаю, зачем, но я продолжал делать то, что она говорит, вслушиваясь в ее рассказ. Я мог видеть сквозь щель, как она слегка болтала ногами, продолжая сидеть в кабинке. — «Мама дала мне не только скальпель, но и какую-то таблетку, которая, по ее словам, могла „слегка отравить“. Я подкинула ее в свою упаковку с десертом, а ее…»

Я стукнул по дверям кабинки, заставив Девяносто восьмую замолчать. Кто-то шел сюда, если мой слух меня не обманывал. Спустя несколько секунд, двери открылись. Шестьдесят второй вошел внутрь, слегка усмехнувшись, после чего заметил гладкие ноги моей сестры через проем. Это заставило его удивиться. Он бы мог не заметить мою сестру, если бы не ее легкий писк удивления и испуга.

«И с каких это пор тебе, сестра, разрешено ходить в мужские уборные?» — спросил он строгим тоном, устремив свой взгляд на двери кабинки. Мне пришлось привлечь его внимание и объясниться перед ним. А если быть точнее… солгать. Я должен был солгать.

«Нам сказали находиться в парах! Это я и делаю… Как видишь.» — мои слова не вызвали особой реакции у Шестьдесят второго. Он лишь усмехнулся, стуча по дверям кабинки, пока моя сестра собиралась выходить

«Ты еще в кабинке с ней посиди, умник.» — его слова звучали как оскорбление, хоть он и говорил это в шутку. Девяносто восьмая уже открыла двери в кабинку, поправляя на себе штаны, разглядывая своего брата с недовольным лицом и краской. — «Если уж на то пошло, то можно было подождать ее снаружи.»

«Я…» — ее дыхание перехватило, когда она подняла руку. Я не понял, что произошло с ней, пока не услышал отчетливый звон. Из ее штанины вывалилась отвертка. Та самая, которую она уронила в моей капсуле. Которой она пыталась меня убить. Мы боялись пошевелиться, разглядывая удивленное лицо Шестьдесят второго.

«Это…» — он не постеснялся поднять отвертку с пола и разглядеть ее. Выражение его лица поспешно менялось, после чего он устремил свой взгляд на мою сестру, стоящую за моей спиной. Он был в ужасе, и это ужас… медленно переходил в гнев. В ярость. — «Так это ты…»

«П-послушай! Все не так…» — Теперь моя сестра не могла выкрутиться из этой ситуации, но эта ситуация… Все пошло не так, как я предполагал. Шестьдесят второй возвышался надо мной с сестрой по росту, а мериться с ним силой было бесполезно. Он бросил отвертку в сторону и устремился вперед, одним ударом откинув меня в сторону. Удар был таким сильным, что я едва мог прийти в себя после него. Повернув голову, я увидел… как Шестьдесят второй душит мою сестру, прижимая ее к полу. Девяносто восьмая пыталась бороться с ним, но она была беспомощна против его огромных, мускулистых рук.

«Плевать на Первого… Ты не заслуживаешь наказания от его рук!» — пока он угрожал ей, не сдерживая тона, моя сестра пыталась сделать хоть один глоток воздуха, задыхаясь. Я мог видеть ее слезы… Она плакала, беспомощно впиваясь ногтями в его руки. — «Я сам лично… тебя придушу. Змея… Тварь! Убийца!»

Моя сестра взглянула на меня своим глазом, продолжая лить слезы. Я… я был в ужасе. В страхе. Я не знал, что делать! Все мое тело оцепенело, пока я наблюдал за тем, как лицо моей сестры бледнеет. Я мог прочитать по ее губам… Она говорила мне…

«Бра… тик…» — вышло из нее едва различимым шепотом. Она звала на помощь. И она… она показывала глазами на что-то… Я…

Отвертка лежала рядом со мной… и я не побоялся взять ее в руку, сжав рукоять так сильно, как только можно. Я взял себя в руки, смёл страх и ринулся на своего брата, прыгнув на него с дикими криками. Оказавшись у него на спине, я начал бить его отверткой в грудь так сильно, как только это возможно, вслушиваясь в его хриплые крики агонии. Даже когда он пытался ударить меня и скинуть меня со спины, схватив меня за рубашку, я продолжал колоть его грудь отверткой снова и снова, оглушая его своими яростными криками. Последний удар был самым сильным из всех. Я направил его в шею, пронзив его горло и позвоночник. Этот удар был смертельным, и, спустя секунду… брат упал на пол. Девяносто восьмая лежала под ним, закатив глаза. Кровь Шестьдесят второго лилась на ее рубашку мощными струями. Мои руки дрожали, медленно окрашиваясь в красный. В ужасе и шоке, я пытался вернуть ее к жизни, надавливая на ее грудь руками со всей возможной силой, стараясь сделать искусственное дыхание. Все мое тело дрожало, в глазах темнело… Последнее, что я помню — окровавленное, бездыханное тело Шестьдесят второго. А потом — темнота.

Мое сердце билось так сильно, что я отчетливо слышал каждый стук сквозь свой глубокий сон. Словно оно было готово вырваться наружу или разорваться на куски. И оно так билось не от того, что я потерял сознание или устал. Нет. Оно так билось… от страха. Билось быстрее и быстрее, не успокаиваясь ни на минуту. Я слышал голоса, плач, крики… Словно самый страшный кошмар, который я не могу увидеть, услышать, запомнить. Я его чувствую, и это чувство останется во мне клеймом. По спине пробегали мурашки. Я чувствовал холодный металл, касающийся моих ключиц и спины. Это заставило меня приоткрыть глаза и пошевелиться. Я вновь лежал на медицинском столе, прикованный магнитными наручами, без рубашки на теле. Меня окружили мои братья и сестры, лица которых я едва мог распознать. Первый, Вторая, Тридцатая, Тридцать Третья, Девяностый… Они все разглядывали меня с серьезными, шокированными лицами… или даже со слезами. Все вокруг меня кружилось и вертелось, и я не мог сосредоточить взгляда. Я не знал, что происходит, потому мне пришлось закрыть глаза, кривя лицо от головной боли.

«Что ты сделал с ним, Девяносто девятый?» — строгий голос Первого вернул меня на верную дорожку. Я слегка начал приходить в себя и вспоминать те моменты, когда я упал без сознания. Первое, что я вспомнил — Девяносто восьмую. Вздохнув, я выпалил наружу первую попавшуюся мысль, нагнувшись вперед.

— «Сестра ум…!»

Внезапно я почувствовал резкое движение и боль. Первый ударил меня. Ударил сильно и без сожаления.

«Что ты сделал с Шестьдесят вторым?!» — на этот раз он спросил меня громче, прижав меня к столу ладонью, сильно нажимая на грудь. Каждая деталь произошедшего начала проясняться в моей голове. Словно вспышки, я пересматривал все, что произошло со мной. Мне становилось не по себе от каждой новой детали, и я начал чувствовать головокружение и тошноту.

«Его сейчас вырвет.» — спокойный голос прозвучал за моей спиной. Голос знакомый, но я не помню… чей он. Меня потянули за правую руку, наклонив на бок, после чего меня вырвало. Я приоткрыл глаза. Семидесятый держал меня за руку и тянул на себя, держа в руках мусорный мешок серого цвета. Он закрепил мешок на клешнях и держал другой конец мешка в руке, давая мне выплеснуть из себя все в этот самый мешок. Когда я опустошил содержимое своего живота, он вновь положил меня на стол, активировав магнитный наруч, после чего ушел, взяв с собой мешок.

«Ты делаешь ему только хуже! Дай младшему брату собраться с силами.» — нежный, обеспокоенный голос Тридцать третьей заставил меня прислушаться. Я едва мог открыть глаза, переводя дыхание и кашляя, кривясь от противного, кисловатого привкуса во рту. Я лишь услышал громкий стук и легкую вибрацию стола у моих ног в качестве ответа на ее предложение.

«Он убил нашего брата! На кой-черт я должен…» — Первый выходил из себя, судя по его тону. Вот только другой, более громкий и звонкий голос, перебил его.

«Хватит быть таким тупоголовым дебилом и заткнись на пару минут! У нас тут и так черт и что творится, а ты еще хочешь все на младшего свести!» — эти гневные крики шли от Второй, которая тоже была… сама не своя. После этого… наступила неловкая пауза, но ее прервал голос Семидесятого.